Гвозди бы делать из этих людей - Донесение 2

Видавничий Гурт КЛЮЧ
Дмитрий Каратеев & Константин Могильник

Фрагмент романа "Liebe dich aus..."


ГВОЗДИ БЫ ДЕЛАТЬ ИЗ ЭТИХ ЛЮДЕЙ


Скачать: http://www.scribd.com/doc/14975810/13-Liebe-dich-aus

Генеральному куратору Евразийского направления,
Морозову В.С.

Временного инспектора
по морским делам,
Пеночкина П.П.

ДОНЕСЕНИЕ

Французская колония Тунис
Город Тунис

03.12.1927г.


Вхожу на террасу над морем, пропускаю вперёд тов. красного адмирала. Из воздуха появляется некто в морской форме:
- Messieurs, je suis le capitainе du premier rang Alain Mercredi. Je vais vous passer a l`admiral Karateeff .
Мраморная терраса, мраморные перила, за перилами, за голубою водой виднеются корабли. На террасе за столиком восседает ровный седовласый человек с короткой морскою бородкой без усов.
Ален Меркреди:
- Это адмирал флота бывшей Российской Империи…
Сидящий за столом поднимает глаза от карт и бумаг и прерывает француза:
- Не так. Перед вами адмирал-правитель действующего черноморско-средиземноморского флота Российской Империи, Дмитрий Алексеевич Каратеев. Слушаю вас, господа.
Мой спутник проходит мимо француза, останавливается в двух шагах от мраморного столика и, поднимая два пальца к фуражке, рекомендуется:
- Адмирал флота Союза ССР, Константин Николаевич Могильник.
Обгоняю товарища красного адмирала и рекомендуюсь:
- Комиссар Платон Пеночкин.
Отложил адмирал Каратеев трубку, вгляделся в адмирала Могильника:
- Угу.
Покосился на меня, кивнул головой, дескать, понятно:
- Слушаю вас, господа.
И указал правой рукой на красный восточный диван:
- Да присаживайтесь же.
Присели, чуть не утонули. Молчит адмирал-правитель, ждёт. Вижу – растерян красный адмирал. Молчит. Снова заговаривает адмирал-правитель:
- Господа, я занятой человек.
С трудом выпрастывается из мягкого восточного дивана наш красный адмирал:
- Дмитрий! Что нам играть в кошки-мышки! Ты меня узнал, я тебя узнал, не так ли?
Встаёт навстречу из-за стола – спина-струна – адмирал-правитель:
- Узнал, Константин. Что дальше?
- Я прибыл в Тунис специально для переговоров с тобой.
- Вот как! О чём же?
- Совет Народных Комиссаров предлагает адмиралу эмигрантского Черноморского флота Каратееву присоединить все его корабли ко флоту Союза Советских Социалистических Республик.
Сел адмирал Каратеев за мраморный стол:
- И что ещё?
Ступил шаг вперёд к мраморному столу адмирал Могильник:
- А ещё Совет Народных Комиссаров требует безоговорочной капитуляции самопровозглашённого эмигрантского морского правительства, предлагая полную амнистию и дальнейшее служение Советской Родине. Это всё.
Я даже не заметил, что в углу дивана сидит французский капитан первого ранга Меркреди и прекрасно понимает русскую речь.
Не вспыхнул сразу адмирал-правитель Каратеев, а как бы даже призадумался:
- И чему же я буду служить в том случае, если меня немедленно не расстреляют?
- Отечеству, Дмитрий.
Сложил губы адмирал Каратеев – словно свистнул неслышно. И в упор на Могильника:
- Не хотелось бы слышать это слово от большевика,  интернационалиста. Могильник, не ты ли закопал Отечество? Вместе с немецким шпионом из пломбированного вагона, вместе с жидком из Америки? Знаешь ли, в юности мы с тобой немало спорили, и часто ты в этих спорах побеждал, но не потому, что я был неправ, а потому что язык мой не так гибко был подвешен. Отечество! Может быть, ты ещё скажешь – семья?
А мне, Платону Пеночкину, вовсю зубы заговаривает Ален Меркреди:
- Как вам, русским, не жарко здесь в Тунисе?
- Жарковато, - говорю, - но ничего.
- Вот это правильно. Франция, вы знаете, тёплая страна, но и нам здесь жарковато, а что поделаешь? Я думаю, человек ко всему привыкает. И если бы в армии Наполеона служили современные французские матросы, то это ещё очень большой вопрос – кто бы победил.
А я одним ухом к нему, другим - к собеседникам:
- Пойми, Дмитрий, такие вещи, как Отечество или, вот ты сказал, семья - вечны. Какая разница воину, кто сидит в Кремле? Говоришь – немецкий шпион. Да ведь его уже нет в живых.
Ещё упорнее смотрит Дмитрий Каратеев:
- До нас ведь ваши газетки долетают. Знаем: умер, но дело его живёт. По мне лучше бы наоборот: пусть бы жил сто лет, а дело его…
Спокойно смотрит красный адмирал Могильник:
- А дело его никогда и не жило. Что же ты испугался лысого картавого коротышки? Да потому он и сдох, что с Россией не совладал. Приехал бы ты, Дмитрий к нам, вот и увидел бы, как строится страна, как возрождается, словно Феникс из пепла. Нет царя – говоришь, некому служить? Будет тебе царь! Империя не может без императора. Хотя бы он так и не назывался.
Откинулся в кресле адмирал-правитель Каратеев:
- А для меня важно, как он называется. И какой-нибудь ваш товарищ Рыков, Бухарин, Сталин – кто ещё у вас там, тьфу! – никогда не станет государем. Будут спорить, смещать друг друга, потом перестанут спорить, а смещать друг друга под ковром не перестанут.
Тут хлопнул трижды в ладоши Ален Меркреди. Явились трое: негр в чалме, в руках блюдо фиников – длинных, синих; мавр в расшитой шапочке – в руках блюдо фруктов: яблоки, мандарины, бананы, персики, гранаты; женщина занавешенная принесла на голове глиняный кувшин, на мрамор стола поставила. Покосился адмирал-правитель, да вдруг два пальца в рот  и свистнул громко. Прибежал сущий половой из “Яра” – прямоугольный промёрзший штоф принёс, четыре рюмки расставил. Наполнил каждую – растворился.
- Давай, Константин, поговорим по-настоящему.
Молча, не чокаясь, выпили адмиралы. А мне Ален Меркреди:
- Давайте за Советскую Россию! Запейте, кстати, вон из того кувшина: это шарабат – великолепный, доложу я вам, восточный напиток. Хотя с французским вином – какое сравнение.
Чокнулись – хлопнули. Отхлебнул я прямо из кувшина – фу, гадость приторная, благо, что холодная.
Молчат адмиралы – говорят адмиралы:
- Ну, ты сказал – Отечество, а семья? Ты женат?
Потупился Могильник:
- Вдов.
- А дети есть?
- Нет.
Вздохнул адмирал Каратеев:
- Ну, хоть на том слава Богу.
Промолчал красный адмирал. Вновь откинулся адмирал-правитель на спинку кресла:
- По второй что ли?
Вновь явился половой из «Яра», наполнил из морозного штофа четыре рюмки – испарился. А француз чокается со мной:
- Pour la grande France!** Мы же никогда исторически не были врагами. А поход Наполеона только скрепил нашу легенду. Etes-vous d`accord?***
Молчу – вспоминаю: врагами, конечно, не были, подрались разок – так это ж по-дружески. Но на что сдались вы нам с вашей легендой, хоть она и нашей стала.
Выпрямился Каратеев, в ладоши хлопнул. И снова Яшка из «Яра» из ребристого штофа рюмки наполняет.
- Давай уж по третьей – тогда и поговорим.
Встал на ноги адмирал-правитель:
- За Российскую Империю!
Встал на ноги красный адмирал:
- За Советскую Россию!
Повисли в воздухе рюмки - не могут чокнуться. И тут я, Платон Пеночкин, выбрался из глубоких объятий красного дивана:
- Давайте вынесем за скобки Россию. За Россию!
Подняли рюмки четверо - седой адмирал-правитель Каратеев, смуглый длинноносый красный адмирал Могильник, русый и неприметный комиссар Платон Пеночкин, любезный и бравый капитан первого ранга Ален Меркреди:
- Pour la Russie!****
Свалились мы с французом снова в диван.
Адмирал адмиралу:
- А помнишь…
- Спрашиваешь!
- Нет, но ты же сам меня туда привёл.
- Потому что был друг. И хотел поделиться.
- Чем?
- Погружением в ультрамарин. Нельзя было, чтобы я это видел, а друг – нет.
Вздохнул жестоко Каратеев:
- Ну и где теперь у вас это “Погружение в ультрамарин”?
Задохнулся радостно Могильник:
- В Музее Революционного Искусства. Рядом с “Чёрным квадратом” Казимира Малевича.
- А это что ещё за зверь?
- Эх, Каратеев, был ты бурбоном, да таким и остался! Малевич – великий революционный художник.
- И что ж – чёрные квадраты рисует?
- Дур-рак!
- Кто – Малевич?
- Да нет, тот, кто его не понимает. У тебя бумага–то - есть?
Показал через спину большим пальцем на шкаф адмирал Каратеев, мол, чего-чего, а бумаг…
- Да нет – чистой!
Указывает на стол адмирал-правитель:
- Вот, кстати, виленевая.
- А карандаш? Да, вижу. Дай линейку.
- Пъжалста…
Придвинулся к столу красный адмирал Могильник, схватил лист виленевой бумаги и под линейку начертил чёткий квадрат и заштриховал его дочерна:
- А? Вот - это Малевич!
Полюбовался адмирал-правитель Малевичем, крякнул:
- Славный живописец. Даже вызывает на подражание.
Притянул к себе чистый лист виленевой бумаги (- дай линейку!) и начертил чёткий квадрат, и тем же карандашом начерно его заштриховал:
- Да, действительно, великий революционный художник.
Закусил губу красный адмирал Могильник:
- Ты того не понимаешь, что один и тот же предмет может означать совершенно разное. Вспомни наше погружение в ультрамарин в марте 14-го.
Охнул адмирал Каратеев, нашёлся:
- Всякая красота… может быть опошлена. Погружение в ультрамарин! Да ещё мне, моряку! Да ещё написанное… Ликой. Где она, Костя?
Потупился красный адмирал:
- Не в том дело – где она. А в том – где её дело: в - Музее Революционного Искусства, в революционном Ленинграде.
Застыл Каратеев:
- Это что-то похоже на то, что товарищ Ленин умер, а дело его живёт. А я – простой человек. Я не личный враг вашему товарищу Ленину. И вряд ли ты представишь, как мне было его жаль, когда тот валялся колодой два года. Я, представляешь, молился за него. Пусть бы простил ему Господь – всё. И дал ему новую жизнь. А дело его – да сгинет!
Адмирал Могильник, почти шёпотом:
- У нас говорили… что он перед смертью… молился.
Вспыхивает адмирал Каратеев, хлопает ладонью по столу:
- Молился – не молился, а Лике от этого легче? Где, скажи, моя невеста? Ты не можешь молчать – ты должен сказать, ты знаешь. Ты меня к ней привёл, ты её мне подарил! И где она? И не говори мне о том, что в каком-то р-р-революционном музее висит на потеху солдатне её “Погружение в ультрамарин”! Скажи мне: где Лика?
В упор глядит Могильник на Каратеева:
- Ты ушёл на войну? - Ушёл. Осталась Лика одна? - Одна. Случилась революция? - Сам знаешь. Сколько лет тебя не было, адмирал-правитель?
- И что же ты, красный адмирал?
- А что я? А то что, когда её с отцом и матерью выгнали на улицу из особняка “Лев”, где я тебя с ней познакомил, когда – невесть зачем - отняли кисти и холсты, забрали собрание картин, содрали с плеч шубу – ту самую, с Зевсами вместо пуговок, в которой ты в неё и влюбился… И когда революционный матрос тащил её за руку по улице Росси, то думаешь – кто пристрелил того матроса, собаку?
Застыло лицо адмирала Каратеева:
- Я понимаю – кто. Но что же было дальше?
Смотрит пристыжающе Могильник на Каратеева:
- Ты хочешь знать всё? Я взял её и увёл. И стала Лика моей гражданской женой.
Снова хлопнул по столу Каратеев. Явился лакей Яшка, наполнил рюмки – да уже не всем, а одним адмиралам. Исчез. Поднял адмирал Каратеев ледяную прозрачную:
- Ну что ж… Совет да любовь Константину да Лике!
Опрокинул адмирал Каратеев, опрокинул адмирал Могильник:
- Рада была, революционные плакаты писала, и не думай, что мы голодали: белый хлеб, красная и чёрная икра, сливочное масло, говядина – нормальный комиссарский паёк. И шубу ей дали – такую же красивую, хоть и без Зевсов, но экспроприированную. Однако…
Вводит капитан первого ранга Ален Меркреди на террасу пожилого человека в морской форме:
- Messieurs! Позвольте представить заслуженного лоцмана всех океанов Виллема ван К. В случае отправления русского флота в Советскую Россию никто как он сделает всё наилучшим образом.
Кивает мимолётно адмирал Каратеев Виллему ван К., мол: милости прошу. Крепкий старик с толстой книгой под мышкой усаживается в кресло и, не спрашиваясь, раскуривает трубку. Плывут по террасе серо-голубые дымки, щекочет ноздри заморский табак, молчит бородатый безусый голландец.
- Так что же – Лика с вами, с красными?
С клёкотом врывается белая чайка, мечется над столом, ничего не берёт, улетает в море. Снова хлопок по столу, снова лакей Яшка, снова:
- Так где же она?
Глаза в глаза – адмирал адмиралу:
- Умерла. От испанки.
Резко повернулся адмирал Каратеев к голландцу:
- Говорят, вы опытный лоцман? Хорошо. И вам приходилось ходить в Средиземном море?
Пыхнул трубкой голландец:
- Во всех морях, г-н адмирал.
Обернулся Каратеев к Могильнику:
- Что же ты не спас её, красный адмирал?
- Спасал. Обстригли. От тифа спасли. Исхудала. Ослабела. А тут - испанка. В бреду звала меня Дмитрием…
- И ты?
- Сгорела.
Вышел из-за стола адмирал-правитель, подержал в руке гранат, положил обратно в корзину, выдал неожиданно надрывный бас:

Вся вместе с милыми могилами
Гори-пылай земля-вода…

Молчит француз, молчит лоцман.
Вышел из-за стола и красный адмирал:
- Мне – думаешь – каково было её хоронить? Застрелиться хотел.
- Так что же? Совет Народных Комиссаров не велел?
- Нельзя так, Дмитрий.
Заговорил француз:
- Вы правы, господин адмирал-правитель. Вам будет предложено достойное место в военно-морском министерстве Французской Республики. Должен сказать, что - пока неофициально - принято решение затопить этот флот.
Заговорил лоцман:
- Никто не правомочен принимать такие решения.
Усмехнулся француз:
- Отчего же? Существуют правительство и президент.
Усмехнулся лоцман:
- Вы думаете, это они топят корабли?
Расстегнул медные застёжки на старинной книге в кожаном переплёте:
– Kauft man nicht zwei Sperlinge um einen Pfennig? Dennoch faellt deren keiner auf die Erde ohne euren Vater. Nun aber sind auch eure Haare auf dem Haupte alle gezaehlt…***** Не две ли малые птицы продаются за асcарий? И ни одна из них не упадёт на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены…
- Ну довольно, г-н лоцман. Религиозные вопросы не в нашей компетенции, а политические – не в вашей.
Снова усаживается за стол адмирал-правитель:
- А в России вам доводилось служить, г-н лоцман?
- Неоднократно.
- Послужите снова.
Глаза в глаза – лоцман адмиралу:
- Если Бог захочет.
Пропала усмешка у Меркреди. Глаза в глаза – адмирал-правитель красному адмиралу:
- Можете передать Советам: Черноморский и Средиземноморский флот Российской Империи придёт в Одессу к концу февраля.

…………………………………………

Тунис, 20.12.1927г.

Катастрофа. Флот погиб. Официальные власти молчат. Г-н Ален Меркреди, столь разговорчивый при встрече на террасе, теперь у себя в кабинете словно морской воды в рот набрал и на вербовку не идёт. Большинство экипажа и оба адмирала погибли. Лично меня спас лоцман Виллем ван К., втащив за волосы в шлюпку, где уже сидело несколько матросов. Лоцман принял командование и взял курс на Тунис. Жду указаний.

Временный инспектор по морским делам,
комиссар Платон Пеночкин


фр.:

*  Господа, я капитан первого ранга Ален Меркреди. Я представлю вас адмиралу
Каратееву

**  За великую Францию

***  Вы согласны?

****  За Россию!

*****  Не две ли малые птицы продаются за асcарий? И ни одна из них не упадёт на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены… (Мф. 10:29 (нем.))

Донесение 1: ГАЙДАР ШАГАЕТ ВПЕРЕДИ http://proza.ru/2009/04/05/98
Донесение 3: ЗАБЛУДИЛСЯ Я В НЕБЕ - ЧТО ДЕЛАТЬ? http://proza.ru/2009/04/05/101