Пограничный Мольер или тяга к свету...

«...- Ну ты, роза, тюльпань отсюда! А то как запионю, всю жизнь на ромашку работать будешь!»

Из бородатого анекдота.



Богата была на разносторонние таланты «Пайка»: чего только или как ни раскрывалось неожиданно и вдруг.
Приближалось второе для призыва Ноябрь-87 празднование 28 Мая.
Помимо традиционных на большие и малые праздники гладиаторских боёв на заставском свинарнике, решил личный состав устроить представление из двух актов: Пролога и Эпилога, с назиданием и «добрым молодцам уроком».
Правильно подкатились к начальнику заставы, чтобы разрешил «шумовые эффекты» и предоставил оные для любительского спектакля.
Кляча подозрительно подумал-подумал, порешал, нет ли какой тут каверзы, и... дал согласие.
Первый акт, он же Пролог, проходил на городке «Друг собаковода» и рассказывал крайне благодарным зрителям о нелёгких буднях подготовки иранских диверсантов. Роль молодого диверсанта согласился играть «молодой», так что всё было очень достоверно: как суровый инструктор в чалме из вафельного полотенца  гонял как жучку начинающего профессионального саботажника по полосе препятствий, клал в лужу и сандалил у того над головой из АКСУ холостыми. Натаскивал и приучал.
Публика разразилась долго несмолкаемыми овациями.
«Шумовые эффекты» впечатлили всех, даже почётных зрителей, НЗ (начальника заставы) и зампобоя. Для которых, чтобы уважение к статусу показать, приволокли на городок пару стульев из столовой. Остальные смотрели стоя.
Рядовой призыва Ноябрь-88 Ган-ев играл талантливо, с нешутейной отдачей: лысый, бровастый, очень на сопредельщика похож и добился того, что его уже начинали глухо, хм, недолюбливать. Точнее, не его самого, конечно же, а бесподобно сыгранный им образ врага пограничников за нумером 2.
Для перехода ко второму акту, объявили мини-антракт, чтобы перейти на плац и установить декорации – внутренний интерьер ПТНа (поста технического наблюдения) на правом фланге.
(Чтобы скрасить публике ожидание, дежурный повар и рабочий по кухне обносили ряды партера прохладительными напитками, числом ровно один: компот из дикой алычи, произрастающей по границе на правом фланге. Сахар был выдан как полагается, а потому добавлен в нужных пропорциях, так что заранее охлаждённый пограничный нектар встретили шумным, нестройным одобрением «Слава поварам «Пайки» и дозорным!» и дружными рукоплесканиями.
Дуэту «суперсрочников», сызнова из неподдельного уважения и подчеркнуть дабы их кастовую кадровость и профессионализм, поднесли в «гражданских» стаканах, на «генеральском» подносе. Остальным, простым смертным-срочникам – в запотевших, элитных, эмалированных, широких бокалах с ручкой.) 
Ну и Пайкинский примадон должен же отмыться от грязи. Да и сменить актёрский костюм: с рабочей подменки ХаБэ на летний маскхалат. Когда вышел из импровизированной костюмерной, (летней душевой), был встречен упавшей вдруг тишиной: вылитый, ВЫ-ЛИ-ТЫЙ диверс!!! Каким его принято изображать на плакатах и в книжках для служебного пользования. Талант перевоплощения просматривался сразу и безошибочно.
Сидели зрители с неравномерной степенью удобства: кто как сумел и сообразил, но никто не озвучивал жалоб на жёсткость посадочных мест,  взгляды всех буквально прикипели к сцене – пайкинскому плацу. Кое-кто даже временами забывал, как дышать, настолько всех захватила разворачивающаяся сценка из «пограничных будней». Наряд ЧГ второй смены, («диверсант» непреклонно настоял, чтобы с рлс-ником, то есть без собачки, иначе, откажется от заманчивого предложения сыграть заглавную роль), расположился в ПТНе, мастерски скопировав знаменитую картину «Три охотника». Поборосав личное оружие в неряшливую кучу в угол, прихотливой экибаной разбросав экипировку, «чегеисты» убивали время службы: резались в карты, в «Подкидного дурака».
Почётные зрители в первом ряду партера, застыли соляными изваяниями. Сзади раздались полупридушенные смешки.
А в это время, на сопредельной стороне вынашивались, как обычно, планы подрыва обороноспособности страны Советов: старшие камрады «молодого» диверса задумали жуткую «дедовщину» - дали задание, попытаться перейти советско-иранскую границу на участке 5-ой пограничной заставы, проникнуть в глубокий советский тыл и изловчиться плюнуть самому наиглавнейшему аккурат на плешь, запомоив ещё и в глазах прогрессивной человечности из-за бугра. В самой-то «одной шестой суши» эту бледную, косноязычную немочь уже знали, как облупленного, но надобно было и загранице явить сего якобы государственного и вроде бы мужа во всей, неприкрытой никакой фигой красе.
Такое вот, гады сопредельные, задумали: иранского сухопутного Руста.
Приказали. И тот «послушно в путь потёк», переправился через Аракс, (закадровый плеск воды, мокрый снизу и до верхней трети грудины лазутчик), и... заблудился на местности. Плутал-плутал по правому флангу да и вынесло его в конце концов на «свет в дальнем оконце», аккурат к дверям ПТНа. Открыл дверь и стремительно зашёл, готовясь, как в детской считалочке: «Буду резать, буду – бить...». Был встречен дружным рёвом выражения троекратного восторга: остолбеневшего диверсанта облапили со словами «Молодец, что зашёл!», усадили за стол, всучили шесть карт и безапелляционно скомандовали: «Лошадью ходи, да!» 
Публика разразилась громовый хохотом так, что эхо, отразившись от скалы Палец в тылу заставы, полетело по Худаферинскому ущелью.
У жандармов на посту, что-то опять громко упало об твёрдое и жалобно разбилось.
Блин, когда они уже там привыкнут, а?
Актёры сделали тактически выверенную паузу: зрители стонали от смеха, с трудом удерживая вертикально-сидячее положение.
Не смеялись лишь двое.
Итак, юный диверсант, помимо воли и без какого-либо спроса на то его согласия, втянут в круг морального разложения. Тут до одного из младших, (по мимике лица видно), дошла одна странная мысль и он глазами семафорит остальным на неожиданного четвёртого. Доблестные «чегеисты» застыли на миг с неестественными улыбками на устах и челе, потом вскакивают, бросаются к сложенной неправильным конусом кучке автоматов и, направив стволы, мешкают доли наносекунды, усиленно пытаясь вспомнить, чего делать-то надо в подобной ситуации... И – хором испуганно орут опешившему сидя диверсанту: «Стой, пропуск!!!»
Прокалённое азербайджанское небо вздрогнуло и чуть не треснуло от дикого хохота и оглушительно бурных аплодисментов, переходящих в стоячие овации.
На спинах двоих, сидящих в первом ряду, прихотливо зазмеились узоры измороси и упал иней.
И тут натасканный по самое не могу диверс сделал непоправимую ошибку: вскочил, злобно ощерился и стал в стойку «Розовый аист сношает в хрустальной чистоты ледяном, горном ручье дикого кота в клеточку».
«Угроза! Первым хочет напасть!» - пронесли плакат на заднем плане, символизирующий усиленную работу мысли в персональных котелках наряда ЧГ.
«Розового аиста с клетчатым котом», как бык болонку покрыл неотразимый нигде ни разу приём из секретного пограничного рукопашного боя «Рессора от трактора «Белорусь»», в тройном экземпляре.
Благо уже неотвратимо близился рассвет, (за декорацией ПТНа рука сценического прожекториста подняла и медленно зажгла разряженный ФАС (фонарь аккумуляторный следовой)), в наряде решили шума не подымать, а улов доставить на заставу лично: проигнорировав деревца, (черенки больших совковых лопат), выломали бетонный столбик, привязали за руки за ноги выпавший из сознания и действительности «отпуск» и, возможно даже медаль «За отличие в охране госграницы» в натуральную величину, да и понесли, покряхтывая, на заставу как далёкие предки филей мамонта.
С «галёрки», (вышки Часового заставы), упал символический занавес: изрядный кусок масксети.
Публика немедленно разразилась криками «бис!»
Актёры, среди них счастливо улыбающийся, слегка перемазанный известью «диверс», вышли из-за дувала и поклонились зрительскому залу под отрытым небом.
Ушли.
Их снова вызвали оглушительными рукоплесканиями.
После положенного третьего выхода, игравший роль старшего ЧГ поднял вверх правую руку.
Все смолкли.
Рядовой призыва Ноябрь-87, старший вожатый, охватив многозначительным взглядом партер с высоты сценических подмостков (плаца), веско, раздельно и серьёзно произнёс:
- Уважаемая публика и вы, почётные гости! Мы вам только что показали, как службу нести категорически нельзя! Это, прежде всего касается «младшего» призыва. Страна наша, миролюбивая, постоянно в кольце врагов, явных и что самое плохое, тайных, потому что с явными всё ясно и просто - очень гуманно и без особых затей на компост перевести, только бы повод дали.
Братья!
Бдительность, бдительность и ещё раз – бдительность! Враг – не дремлет!
Слава ПВ!!!
«СЛАВА, СЛАВА, СЛАВА!!!» - слитно грянуло из-за спинок первого ряда партера так мощно, что юный зампобой обронил с головы фуражку.
Матёрый начальник заставы, криво усмехнулся.
Он-то, наученный опытом, практически всегда ходил по заставе с непокрытой головой, а головной убор надевал, только покидая пределы внутреннего рубежа обороны заставы.
Личный состав это давно подметил и поставил на службу: код «Дело в шляпе» или детсадовский речетатив «Шляпа с берега упала, и по речке поплыла, крысу, дохлую, поймала...» и всем ясно и понятно. Никто, кроме совсем свежих «драконов», никаких дурацких, а чего, а почему – не задавал. Потому что не зря древние римляне изрекли: «Кто предупреждён, тот – вооружён!»
Очень тянулись на этой заставе к свету знаний и мудрости древних.
Кстати, о древней мудрости.
Один из отпускников, помимо обычных заказов привезти мини-радиолу или ещё один фотоаппарат и прочие тысячу мелочей, на заставе просто необходимых и трудно заменимых, но, вот, незадача – неположенных, по собственному почину перевыполнил план и привёз тетрадь в твёрдом переплёте, где каллиграфическим почерком был набран текст. С середины, без начала и конца. Пояснил, заговорщически подмигивая, что это такая весчь, О-о-о, с книги одной переписана от руки, очень древней.. Нет, не загадочная Кама с утра, а «Верхний даос». И зачитал пару отрывков. Избранные, числом, впрочем это неважно, потрясённо внимали Морфеусу.
А потом стали думать и гадать, как же так исхитриться, чтобы теоретически подковываться и приобщаться к таинствам тысячелетнего учения монахов регулярно, и не в режиме «маёвок».
И придумали.
Заметил начальник заставы, что старшие призыва стали как-то так охотно собираться в ленкомнате в свободное от службы и хозработ время.
Неожиданно вломившись, обнаружил, что «старослужащие» усиленно штудируют... материалы очередного слёта Партии и могут назубок оттарабанить определение, что есть  «Ускорение».
(Кто застал и помнит, там в стиле косноязычного балабола было определение предельно для него краткое и нехарактерное – всего-то из 17 строчек.)
Слегка заикаясь, поинтересовался, какого, хм, в смысле – зачем?!
Получил кристально ясный ответ: замполита на заставе уже который месяц нету, а осенняя проверка буквально на носу – через четыре месяца. Вот и решили себе ранний «дембель» насвистеть – подготовиться политически, чтобы Политотдел приехал и оху.., извините, очень удивился. А за одно и вам – тоже поможем, чтобы не люлей выписали, как обычно, а похвалили. 
Капитан, мрачно окуев и явно пребывая в трансе, машинально едва не вышел из ленкомнаты сквозь дверь и ушёл, как по подушкам. 
Выборочные проверки ничего не дали, только ещё больше пошатнули привычное начальницкое бытиё: действительно штудируют конспекты!!! Листал выборочно: не одно и то же, постоянно пополняются новыми материалами партийной конференции и прочего.
(У «молодых» появилось новое, непредусмотренное уставами наказание: за служебный прогрёб – тайно писать конспекты с кирпича «Материалов», в нескольких экземплярах. Как шёлковые становились и стремительно мучнели лицом, только при одном слове: два...дцать страниц вне очереди, в тройном экземпляре! Летали как электровеники, лишь бы не снова.)
И дополнительные шмоны, в добавок к плановым и внеплановым, ничего не выявили. Так, обычную мелочёвку всякую, за которую с «Пайки» не отсылали на «губу», начальник заставы разбирался в таких случаях сам, на месте, не вынося мусора за дувал: зачем отчётность портить и себе, и вышестоящим товарищам?
Так как иллюстраций в тетради не было, то иные описания и действия заводили в глухой тупик. Здорово помогал «годок»-фельдшер, призванный из медучилища. Являя недюжинные познания как человеческой анатомии вообще, так и женской в частности, растолковывал что к чему, куда и как. Хотя бывало, что даже он не мог понятно расплести прихотливо понакрученное, а женатых среди личного состава как-то так не случилось. 
С практическими занятиями на естественных тренажёрах, (для закрепления намертво полученных теоретических знаний), был большой напряг: не было доступного женского полу в пределах прямой видимости и даже если через оптику. (Кроме тех счастливчиков, кому выпадала редкая удача тащить летом службу на Посте Наблюдения левого фланга или в ЧГ, напротив резиденции Муллы Пятницкого. Был там, недалече один замаскированный по всем правилам военного искусства со всех сторон, но не со стороны реки, секретный нудистский пляж: выпасающие гусей персиянки нередко устраивали идеологические диверсии – обнажались аж по колено!) 
Набирали теоретическую базу, чтобы дембельнувшись, высоко понести легендарное знамя пограничников-хватов-гусаров, приводя и повергая в...  форменное изумление гражданских барышень и даже дам познаниями в изысканных проявления неподдельного к их персоне интереса и внимания. Например, вызвать у них временную потерю ориентации во времени и пространстве «Королевским поцелуем», или чтобы не спровоцировано, то есть сами, буквально выпрыгивали из трикотажа и прочего неглижа после «Объятия нежной невинности» или «Инея Утренней росы».   
Ну и общеобразовательный уровень банальной эрудиции резко подскочил: стали легко разбираться, что такое нефрит и яшма. Хоть сейчас иди да на геологический поступай. Как и чем правильно их греть или охлаждать, хоть «источником медосбора», хоть «веткой персика», чтобы подольше, ну это, горело «пламя божественных песен на седьмом небе».
Несказанно обогатился лексикон «пайкинцев» всевозможными иносказаниями. Стали они вычурно изъясняться, непонятно и непривычно для армейского уха: «А не пошли бы вы, сударь, в пещеру наслаждения! А? Что?! Пардон, в пещеру редкостного наслаждения!!!» Или «Сыграй полночную серебряную трель на нефритовом стебле (как вариант – флейте), не изгибаясь стройным бамбуком на полуденном ветру!»   
То-то наверно спецы из сопредельной радиоразведки уверенно сходили с ума, пытаясь расшифровать новейшую систему кодов радиопереговоров. Наверняка бились неизбывно в перманентной истерике самые лучшие иранские умы, в тщетных попытках расколоть неожиданный шифр. А ведь раньше «урус-аскер» цифирью изъяснялись, приплетая эпизодически, на слух если, что-то из китайского.
В общем, проводили время повышения политозабо., тьфу ты, политобразованности нескучно, с большой пользой и крайне потенциальной приятной во всех отношениях отдачей. Очередной перл встречали взрывы самого неподдельного веселья. «Позвонив в яшмовые колокола, взойти на вершину небес, сбив два покрывала бездны на север, и четыре башни – на бок» или «правильное забивание бамбуковых свай во врата счастья утренней ласточке нефритовым молотом» не раз и не два пробовали на прочность оконные переплёты ленкомнаты. 
И если одно чмо сдало пайкинскую систему оповещения о выходе на границу «проверки», которую не могло расколоть не одно и даже не два поколения Первых-Вторых-Третьих, а также - Четвёртых с Пятыми, то про «Верхний даос» не то что заставские офицеры или прапорщики, а даже особист ничего не узнал. Ему сбросили для отвода глаз и самоуспокоения личной профпригодности спецом прикупленную одним из отпускников колоду мутно-бело-чёрных «еротических карт». Он и успокоился, на время.   
Ну, не дураки, были «пайкинцы»: они знали, что из-за такой малости Братан-Паец Клячу никогда не заложит и не сдаст, как тару.
Почему?
А учились они вместе, с одного курса, и тайно дружили. Потому и помогали друг другу... до поры до времени.