Fairy Tale-Fairy Late

Он сидел на полу веранды, укутанный в темно-синий плед. Вечером разразилась сильная гроза, так живо напоминающая стихийное бедствие, и плотные струи ее образовывали ручейки воды в тех местах, где крыша веранды протекала от старости.

Я подошла к нему сзади и присела на корточки, упершись головой в спину. Я чувствовала, как монотонно он дышит.

- Ты знаешь, отчего идет дождь?
- Нет.
- Дождь идет в те моменты, когда тысячи, а может, и миллионы, людей начинают плакать.
- Но мы не будем плакать.
- У нас просто нет повода.

Он поцеловал мою ладонь и прижал ее к щеке, я ощутила его тепло, его нежность.

Это был  двадцать восьмой день нашего перманентного отдыха в том самом месте, где можно дотянуться до неба с вершины одной из гор. Я вслушивалась в трепетание листьев, потревоженных крупными слезами неба. В первые несколько ночей меня пугал шум этих многочисленных деревьев, окружающих дом. Под напором ветра, они неистово скрипели и, будто бы злостные заговорщики, перешептывались.
В воздухе пахло электрическим разрядом, то и дело пронизывающим небо.

Это был очередной день, который мы проводили наедине. У нас оставалось еще два дня, после которых эксперимент мог бы быть окончен.

- Как ты думаешь, мы выдержим?
- Пожалуй, я пойду сварю кофе.

Мама научила меня этой сокровенной фразе, спасающей в те неловкие моменты, когда не знаешь, что сказать.
В доме было тихо и очень спокойно, легкий сумрак прятал резкие углы мебели, и казалось, что это декорации одной из сказок про добрых гномов.
Я открыла окно, и холодный поток, смешанный с ветром, плеснул мне в лицо.
В последние несколько дней я научилась мириться с очень многими вещами, я заставила себя научиться прощать, а главное – забывать. Малейшие детали, расшатывающие мою нервную систему ранее, вдруг переставали волновать. Еще месяца два назад я готова была устраивать скандалы из-за невымытой посуды, разбросанных носков и топографической мужской небрежности. Я взрывалась сотнями проклятий, изнывала в истерике, кричала, как если бы это был голос изнутри, била посуду, разбивала вазы о стены и развешивала пощечины.
Он, в свою очередь, умел легко превращаться в тирана, стучащего кулаком по столу, разбивающего в порыве гнева машины и окна, в шизофреника, громящего все вокруг.
Но многое изменилось.

Согласно словам психологов, человека нельзя поменять. Его характер складывается еще в раннем детстве, после чего претерпевает лишь некоторые незначительные изменения, которые скорее стоит рассматривать как огранку конечного результата, нежели переделку. Они говорят, что у двух людей, в темпераменте которых возбуждение сильно преобладает над торможением, есть очень маленький шанс удачного союза. Они говорят, что все мы сошли с ума.

По комнате стал разноситься благотворный запах свежесваренного кофе, погружающего меня в легкую дымку забытья и невесомости. Я наполнила две большие кружки, покрытые сверху облаками, как жерла двух маленьких вулканов.

- Ваш Американо, сэр.
- Thank you very much, mia amata.

Он рассмеялся, сделал большой глоток, и я видела, как обжигающая сила кофе растекалась по его охладевшему телу. Поставив кружку, он повернулся ко мне, убрал волосы с лица и погладил своей большой ладонью по щеке.

- Я хочу быть только с тобой.

Он снял с плеч плед, постелил его на пол, стал медленно расстегивать молнию моего вязаного джемпера. Его тонкие пальцы заскользили по моей спине, и стало нестерпимо холодно от этих прикосновений. Он стал целовать шею, плечи, будто вдыхая меня всю без остатка.
Я ощущала его силу, силу его тела, силу его мыслей. Было заметно, как сокращались его мышцы, как играла кровь, и взрывался разум.
Его ритмичное дыхание сплеталось воедино с шумом дождя, образовывая цельную чувственную симфонию.
Мне казалось, что я вижу, как внутри меня прорастает маленькое зерно, как оно взрастает, распускается бирюзовым цветком, преображающимся в крупный зрелый плод, похожий на сочный светло-розовый персик, который с каждой секундой наливается все сильнее и сильнее, и вдруг взрывается, разнося мельчайшие сладостные кусочки по всему телу.
Небо разрезал пополам яркий всплеск. Уже темнело, потому свет молнии озарил наши лица.
Он улыбался.

- Красиво, правда?
- Вовсе нет.
- Я стал слишком сентиментален. Останавливай меня иногда.

Последние два дня прошли точно так же, как и предыдущие двадцать восемь. Мы просыпались в одной постели, он варил кофе, я целовала его, он гладил мою кожу, я считала его веснушки, он говорил о нас, я молчала.

Но утро тридцатого дня оказалось другим. Проснувшись, я заметила, что его уже не было в постели.
Одевшись, позавтракала, передвинула коричневый потертый диван на новое место в нашей маленькой гостиной, неловко сливающейся с кухней, вымыла свою посуду. Его нигде не было.
На веранде только тихо шелестели разносимые ветром листья, которые так рано успели засохнуть в тот год.
Я присела на пороге, вслушиваясь в наполненную самыми разнообразными мелодиями музыку тишины, и оценивая создавшуюся ситуацию.

Это был тот самый солнечный день, когда проводимый нами и нашими друзьями эксперимент должен был подойти к концу.
Месяц назад он предложил мне выйти за него замуж.
Еще за месяц до этого мы расстались после грандиозного скандала, вдребезги разбитой машины, переломанной мебели, драки с моим другом и его романа с другой.
После примирения, столь долгожданного, сколь и пугающего, нам посоветовали пожить вместе вновь. Наедине, то есть в полном уединении. И мы уехали на месяц в горы.
«Если за это время вы ни разу не поругаетесь, то путь вам прямиком под венец. Если же вновь начнутся скандалы, ссоры и прочее, то лучше поискать себе других партнеров», как утвердила моя подруга-психолог на одной из общедружеских вечеринок. Мы оба согласились на эти прагматичные условия.
И вот, в тот самый тридцатый день он пропал.

- Здравствуйте, простите, Вы не видели моего друга?
- Нет, кажется, не видела.
- Спасибо.

Я немного прошлась вниз к реке, где он часто любил сидеть, но там никого не было.


К полудню я собрала свои вещи.
Его свитеры и футболки я оставила лежать на кровати, аккуратно сложив их в стопку.
В пять вечера должны были приехать двое друзей, отдыхавших в то время на побережье, чтобы забрать нас.

Мне хотелось вновь уснуть и проснуться уже в другом дне, когда он будет лежать рядом со мной, нежно обнимая. Нервно всхлипывая под радужное цветение солнечного дня, я уснула.

Открыв глаза, я увидела, что он сидел передо мной на корточках и улыбался.

- Добрый вечер, солнышко.

Несколько отпрянув от него, я приподнялась на подушках.

- Ты не хочешь ничего мне сказать?
- Почему ты злишься? Я надеюсь, ты не потеряла меня.
- А как ты думаешь?
- Рано утром приехал Миша, они поругались с Мариной, и он попросил, чтобы я помог ему.
- Они приехали?
- Нет, только Миша.

Я внимательно вглядывалась в его лицо, столь привычное для меня, ставшее чем-то почти родным, пытаясь заметить малейшие изменения.

- Почему ты не сказал мне?
- Я не хотел тебя тревожить.

Я вспомнила его холодные руки. Он казался чужим в те минуты.

- Я не выйду за тебя.
- Что, прости?..
- Я не выйду за тебя. Я хочу как можно скорее поехать в город и улететь домой ближайшим рейсом.
- Ты отдаешь отчет своим словам?
- Полностью.
- Sparisci…

Ночным рейсом в тот самый тридцатый день я улетела домой. Я смотрела в темно-синюю дымку за окном иллюминатора, и казалось, что вне этой жестяной банки ничего нет, будто мы попали в пустое пространство темноты. Закрывая глаза, я знала, что впереди было много самых прекрасных и самых важных в моей жизни событий.
А он через три месяца женился на Марине.