Вспышка сзади. осколок первый

Вас убивает на внеземной орбите
отнюдь не отсутствие кислорода,
но избыток Времени в чистом, то есть –
без примеси вашей жизни виде.

Иосиф Бродский


За рекой уже поджидал дождь. Едва я размотал леску и принялся словно антенну радиоприёмника расправлять лёгкое углепластиковое удилище, низкие тучи показались из-за ив. Нет, третий раз подряд бежать от ливня нельзя. Тем более когда тот сродни дворовому хулигану готов затюкать тебя до полного уничижения, стоит только дать слабину.
Заняв самое просторное место на земляном берегу, я заприметил и выволок из ближнего куста оставленную здешними рыбаками скамейку и поудобнее устроился для основательного процесса ужения.

Никогда не умел проводить лето.
В детстве под окнами дома часами резвилась уличная ребятня, а я оставался в своей комнате за конструированием из картона и ПВАшного клея самолётов. Или домов. Или рисовал что-нибудь. И абсолютно не задумывался о том, что где-то может быть (наверняка было) ещё интереснее, веселее - говоря одним словом, то самое шаткое «лучше», становящееся абстракцией без опоры на сравниваемый предмет.  Я портил бумагу и картон и был счастлив своей жизненной реализацией.
Школа внесла осмысленность, но как-то быстро закончилась. Просто казавшаяся такой большой и громоздкой парта вдруг стала с трудом вмещать под собой мои ноги. Но это я осмыслил уже покидая привычное школьное место. Один день длиной в десять лет. В нём столько всего произошло, что восстановить события по цепочке мне впоследствии так ни разу и не удалось. Но отдельные мгновения беспорядочно и непрошено так  выныривают вспышками из сумрака памяти…

Люблю воду на лице. Крупные прохладные капли на щеках, ресницах и бровях, скользящие и щекочущие кожу… Дождь шуршал по камышам, бойко дробил жидкое зеркало реки и всё шёл и шёл, втаптывая в тёмную землю июльскую пыль. В беспорядочной ряби воды я уже не различал перо поплавка и опустил удочку на берег, лишь слегка придерживая рукой. Лёгкая выцветшая майка прилипла к спине холодным горчичником, с волос то и дело соскальзывали капли, тут же становясь частью дождливой картины.
Меня накрыло шумящей мокрой пустотой, и ощущение всемирного одиночества постепенно увеличивалось до вселенских размеров. Пустота проникла в толщу воды, заструилась в ситовидных трубках деревьев, опустошая жилка за жилкой каждый лист и травинку. Я начал чувствовать дрожь пустоты в своих пальцах, но не мог даже пошевелить руками, чтобы стряхнуть всё отрицающую липкую дрянь.
Она исчезла сама.
В шаге справа от меня стоял большой рыжеватый пёс. Короткошёрстый, худощавый и уже немолодой. Он смотрел сквозь дождь на колеблющуюся воду куда-то в сторону поплавка. Затем невзначай окинул меня грустным взглядом жёлтых глаз и подошёл ближе. Я чуть улыбнулся. Открутил банку почти не истраченной кукурузы, высыпал зёрна на крышку и подвинул к мокрой морде, коричневым носом обнюхивающей скамейку. Пёс почти равнодушно принял угощение, напоследок погладил языком зелёные стенки банки и неслышно скрылся за моей спиной. Наверное, запоздало решил найти укрытие от дождя…
Дождь не слабел, несколько раз по реке прокатился глухой раскат грома. Я весь промок, но продолжал сидеть на берегу. То пытался охватить взглядом унылый пейзаж с рваными тучами, то закрывал глаза и всецело отдавался звукам. Шум постепенно распадался на множество частиц. Звонкое шлёпанье капель о листья и землю, шёпот возмущённого ветром камыша, лопающиеся пузырьки на воде…
Среди шума я на миг различил неглубокий вдох и тут же  почувствовал, как что-то крупное плавно опустилось на правое плечо.
Позади меня стоял всё тот же пёс. Горячее собачье дыхание касалось щеки, а исполненные дождливой печали желтые глаза были почти на уровне с моими. Блестящие зрачки доисторическими насекомыми застыли в янтарном цвете. Они смотрели сквозь мир…
Три одиночества – ливень, пёс и человек – никак не решались покинуть пустынный берег никуда не текущей реки.
Июль 2008 года приближался к середине.