Письмо матери к сыну

Шеф с неодобрением принял мое предложение поехать в Париж.
-Ну ладно поезжай, возможно там встретишь кого-либо из твоих знакомых по Минску.
А мне, по правде говоря, захотелось повидать Олю Гогину. Эта талантливая скромная девушка чем-то привлекала меня. Но прошло много времени с тех пор как я предсказывал ей будущее. Неизвестно, как она пережила войну? Может погибла? Теперь я не такой бедный, как тогда. Могу пригласить в ресторан, в театр и куда угодно. Надежда моя встретить Ольгу не оправдалась. Разыскал ее дом. Фонаря и дерева, под которым я ждал больных, не оказалось. Дерево наверно спилили во время войны на дрова, а фонарь – побили. На звонок – дверь открыл молодой человек. Он что-то сказал по-французски. Я не понял и обратился к нему по-русски:
-Живет ли тут Оля Гогина?
-Нет, нет. Она уехала куда-то в Африку, кажется в Аддис-Абебу.
-А отец ее где?
-Умер. Она похоронила его. Я купил дом у нее.
Я понял. Значит Олю потянуло туда, где прошло ее детство, где похоронена ее мать, где у нее есть темнокожие друзья. Поехать туда у меня не было возможности и я решил оставить это до случая.
Молодой человек пригласил меня в дом. Заинтересовался кто я и, получив ответ, сказал, что его зовут Борисом, родители были русские.
-А почему вы так плохо говорите по-русски? - не удержавшись спросил я.
-Не знаю. Видимо мать в свое время не придавала этому значения, а потом спохватилась, но поздно. Я поэт, - сказал Борис. Мать, в последние годы жизни очень переживала за меня. Я не знал, что с ней. Когда ее не стало, я нашел под подушкой письмо. Прочитав его, я узнал, что так сильно угнетало мать. Вот это письмо, я перевел его на русский язык.
“ Мой дорогой! Ты часто возвращаешься с вечеров, где устраивают тебе овации. Иногда ты хочешь поговорить со мной. Я вижу, что ты не доволен моим грустным видом и молчанием. Однажды, в день твоего триумфа, ты увидел слезы у меня на глазах. Ты не мог удержаться от вопроса:
-Дорогая мамочка! Что с тобой?
Я ничего не ответила и ушла, сославшись на мигрень. Ты говорил мне единственное русское слово “мамочка”, которым ты пользовался в разговоре со мной.
Дорогой мой! Я боюсь говорить с тобой. Тебе уже двадцать пять лет. Ты взрослый. Когда я видела на твоем лице улыбку нетерпения, мне казалось, что эта улыбка отнимала у меня жизнь. И вот, я пишу тебе по-французски, на языке, который стал теперь твоим. Если бы я написала тебе по-русски, ты  не понял бы хорошо смысла, о чем я хочу сказать.
Мой мальчик! Подойди ко мне и сядь на табурет возле меня. Ты знаешь, как я любила тебя. В последнее время ты стал очень огорчать меня. Ты читаешь свои стихи перед аудиторией утонченных слушателей на великолепной французском языке, слегка смягченном русским акцентом. Ты имеешь огромный успех. Ты отлично читаешь. У тебя мягкий голос. Твои стихи прекрасны и полны глубокого содержания. Самые суровые критики аплодируют тебе. Даже это чудовище Де-Белльвью, великий насмешник, однажды подошел к тебе и сказал:
-Мой молодой коллега! Вы пойдете далеко, это я вам говорю!
А ведь он без сожаления топит молодые литературные силы, своей иронией, пропитанной злобой. Ты улыбался, расцветший от счастья. И вот, однажды, во время одного из триумфов ты вспомнил свою мать, хотел увидеть на ее лице радость, материнскую гордость. Но ты увидел меня молчаливой и бледной. Сойдя ко мне с эстрады, ты спросил:
-Что с тобой мамочка?
Я ничего не могла ответить...Сумасшедшая мигрень еле выговорила я.
Мой мальчик! Когда ты декламировал стихи, я думала о своей далекой Родине. Той Родине, которая является и твоей, Борис. Ты ведь русский! Тебя приветствуют как французского поэта, а ты русский. Ты должен знать это и не забывать это никогда. Ты помнишь, как я тебя оставляла одного, уходя на работу, которая кормила нас. Когда я просила говорить со мной по-русски, ты говорил очень плохо. А ведь это твой родной язык. Язык твоего отца, погибшего на войне, твоих любимых поэтов, язык твоего народа. Ты должен помнить его и выучить его. Этот язык любили все, кто проживал в России: китайцы, французы, англичане, негры.
О, если бы ты видел и помнил Россию с ее беспредельными просторами, с ее величественными лесами  и равнинами, с ее безбрежными, как море, нивами, с ее огромными, как города, деревнями, с ее приветливым, терпеливым и одаренным народом. Если бы ты знал, как велика Россия, соединяющая в своих границах вечные снега с палящим солнцем юга!
Борис, ты вероятно будешь знаменитым. Ты будешь поэтом, но поэтом французским, но ты должен быть известен и как русский поэт. Не забывай, что твоя лира должна петь не только по-французски, но и по-русски. О, я знаю, что ты ответишь.
-Мамочка, не надо так говорить. Искусство не нуждается в паспорте. Оно должно развиваться свободно. Я поэт – это не национальность, - это не диплом, - это призвание, - это лавровый венок.
Нет, дитя мое! Если бы мы были в России, я бы не возражала против этого. Больше этого, я бы сказала:
-Иди и пой! Выбирай любую лиру и я уверена, что ты тогда стал бы петь по-русски. Вот, именно это все меня тогда огорчало. Ты должен понять, что ты поешь на языке, который не твой. Ты создаешь себе славу, как французский поэт, но твоя обязанность высоко держать знамя своей Родины. Пусть знают, что каждый русский, где бы он не был, продолжает гордиться и любить свою Родину, чтит ее прошлое, верит в ее будущее, любит ее язык.
Пой, доказывай свое дарование, побеждай, но побеждай не как француз, а как русский. Ты должен добиться того, публика восхищалась тобой, как русским поэтом.
Прости меня! Но если бы я хоть раз услышала твой голос, декламирующий стихи по-русски, я бы рыдала от счастья. Я бы чувствовала себя опять там на Родине, вместе с твоим отцом, с тобой, под родным светло-голубым небом, какого нет нигде. Когда я умру, не забывай, умоляю тебя, что твоя бедная мать была русская. Она очень страдала от того, что ты так легко сделался французским поэтом. Прощай, мой милый мальчик!”
Прочитав это письмо, я попросил поэта разрешить снять с него копию.
-Пожалуйста, - сказал он. Я очень сожалею, что огорчал свою мать чтением стихов на французском языке. Теперь я изучаю русский язык, чтобы выполнить желание матери.