Цветы на камнях. I-13. Бека Иоселиани

…В старом заброшенном доме гулял ветер. Небо в окне было цвета крови, ветер гулял по долине, швыряя в дверной проем тучи пыли и сухих листьев. Во дворе – семь надгробий со сбитыми фотографиями и покореженный крест.
В высоких облаках песчаного цвета сверкали молнии. Скоро начнется буря.
Бека, глядя угрюмо на это запустение, прошел в дом. Он был в белой рубахе, расстегнутой на груди, из-под ворота был виден большой деревянный крест. На поясе – портупея, на ней кобура с тяжелым «Вальтером» П-38 времен Второй мировой войны. С другой стороны – армейский нож американского производства. В руках он нес канистру с бензином.
Бека прошел по гулкому, темному коридору к лестнице, по ней поднялся на верхний этаж. Там, в одной из комнат его ждали.
Он ударом ноги открыл дверь. В серой пустой комнате на стульях сидели четыре связанных пленника. Трое мужчин и одна женщина. Рты у них были заткнуты тряпками, пленники мычали, пытались что-то сказать, но получалось только глупое мычание. А ведь когда-то они распоряжались судьбами миллионов людей…
Бека поставил у двери канистру, закрыл дверь, чтобы не слышать жутких стонов бешенного ветра:
- Вы меня заждались?! Ну, ничего, уже начинаем…
На пленников несомненно произвели впечатление и внешний вид Беки, и его оружие, и канистра со страшным резким запахом. Сван оглядел их и усмехнулся. Твари… Трусливые, жалкие черви…
- Я долго ждал встречи с вами, - просипел Бека. – Рад, что мы наконец свиделись! Вы производите жалкое зрелище, так что долго я с вами возиться не буду. Но сегодня вы ответите за все!
На первом стуле сидел пузатый, лысый старик в российской военной форме, с генеральскими погонами, с многочисленными орденами и звездами на груди. Бека решил начать с него. Он подошел к нему вплотную, достал «Вальтер», снял с предохранителя:
- Ты обвиняешься в том, что своими ракетами и бомбами ты испепелил мою родную землю, превратил ее в пустыню. Ты сжигал в адских кострах тысячи людей. Женщин, мужчин, стариков, младенцев в колыбелях. Сегодня настал твой час!
Бека навел ствол генералу в голову. Тот замычал, заревел, как бык, выпучив глаза. Бека нажал на спусковой крючок, и выстрел выбил генералу мозги. Его безжизненная туша, повинуясь импульсу, рухнула на грязный дощатый пол.
Рядом томился другой приговоренный – тоже генерал, но уже американский. Другой цвет мундира, другие ордена, и то же выражение смертельного ужаса в глазах:
- Ты обвиняешься в том, что начал убийственную войну, охватившую весь мир. Ты и твои подельники позарились на чужое добро, и в результате вся планета заполыхала в адском костре, - услышал американец приговор Беки. – Какой у тебя испуганный, больной вид… И не страшно тебе было с такими глазами подписывать приказы о бомбежках миллионных городов? Тебе надо отдохнуть, выспаться! Вот и отдохнешь сейчас…
Бека достал нож. Зашел американцу за спину. Ввел американскому вояке два пальца в ноздри, запрокинул его голову и медленно перерезал ему горло. Оставшиеся двое потенциальных смертников от ужаса чуть не сошли с ума. А, может, и сошли уже…
Остались двое… Третий и четвертый президенты Грузии. Темноволосый мужчина с мясистым лицом в мятом костюме и алом галстуке. И худощавая женщина лет пятидесяти, с короткой стрижкой, тоже при параде.
- Ну что же, остались вы… - продолжал свой суд Бека. Он ткнул кулаком мужчине в подбородок. – Ты, ослиный понос, обвиняешься в том, что бросил мою землю к ногам ее смертельных врагов. Ты начал малую войну, за которой последовала война большая. Ты привел на мою землю чужих солдат. Ты призывал воинов сражаться и умирать, а сам бежал, как трусливый заяц, от вражеских самолетов. Ты разорил Грузию и обобрал ее до нитки. Плевать мне на то, что ты присоединил Аджарию! Где сейчас Аджария?! Где другие наши земли, села и города? Где их жители? В могилах! Все это началось с тебя… Извини, я засунул тебе в рот грязную тряпку… Ты, наверное, предпочитаешь дорогие галстуки?
Оставив третьего президента, Бека обратился к четвертому:
- А ты, сука, завершила то, что начал он. Ты втащила Грузию в эту проклятую войну. Ты ездила на поклон к бандитам и выродкам, отдав им на откуп мою землю и моих братьев! Пусть свершится возмездие! Сейчас я отправлю вас к вашему хозяину, а то он вас заждался!
Бека взял канистру и принялся выливать ее содержимое на своих «высоких гостей», которые визжали, как свиньи на бойне. Когда он закончил, женщина все-таки вытолкнула кляп изо рта и заголосила:
- Ты не имеешь права! Я законно избранный президент Грузии! Меня избрал народ…
Бека ударил ее по щеке. Ударил в полную силу так, что она заревела как девчонка. Сван схватил ее за волосы и прошипел, глядя в испуганные глаза:
- Народ, - это я! А я тебя не выбирал! Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы вырезал весь твой поганый  род до последнего человека! Может, тогда в Грузии уцелело бы больше народу!
Он с брезгливым видом вытер руки, затем направился к двери. Достал спичку, зажег… И тут последний президент Грузии заверещала так, что у Беки уши заложило:
- Я же женщина! Я ни в чем не виновата! Пощади меня!
Но это не вызвало у Беки ни малейшей положительной эмоции:
- Женщины дома сидят, суп варят и за детьми смотрят! Все, мне пора… Передай привет своим боссам!
Он бросил спичку на облитые бензином извивающиеся тела. В то же мгновение президенты вспыхнули, как сухие снопы соломы. Стоны и крики Бека слышал уже краем уха, убегая вниз по лестнице. Дом ведь деревянный. Через пару минут заполыхает полностью…
Он выскочил в дверь. И обмер от ужаса… Перед ним до самого горизонта, где кровавое небо сходилось с бурой землей, тянулись нескончаемые ряды надгробий и могильных крестов. А под песчаными облаками пыли слышались, как эхо, голоса людей… Как будто они переговаривались о чем-то смеялись, шутили. Детский смех… И тут же все голоса слились в единый вопль ужаса, который заполнил весь мир…

…Бека, проваливаясь во тьму, еще пытался вытащить пистолет. Однако удалось ему это, когда он обнаружил, что сидит на старой скрипучей раскладушке, а в окно пробивается мягкий дневной свет.
Минуты две до него доходило, что он спал и видел сон. Потом Бека автоматически убрал в кобуру пистолет (не П-38, как во сне, а «Иерихон»). Потом собрал в кучу мысли, тяжеленные, как мельничные жернова. Так иногда бывает, - спросонья теряешь ориентацию во времени.
На часах было 10:45. Иоселиани прикинул, что спал он всего-то минут тридцать. Вчера был очень тяжелый день. После атаки «турок» на участке бывшей Военно-Грузинской дороги он ездил на юг, к Мансуру. Там вчера было не легче. Звиадисты силами четырех танков и двух БТРов при поддержке сотни человек попытались в очередной раз прорвать оборону Союза, и в очередной раз были отброшены. Там Бека тоже немного повоевал, потом часа два спал, как убитый, потом снова вернулся в Читахеви. Боевую смену отправили отдыхать, их сменили новые, опытные бойцы. Потом прощались с убитыми товарищами и погибшими гражданскими из Двири. Потом Бека забежал домой, взял кое-какие вещи, сказал жене, что остается ночевать в штабе, где пил жалкое подобие чачи со своими заместителями до трех ночи.
Сегодня Бека проснулся в шесть утра, уладил кое-какие дела со вчерашнего дня. Потом прискакал гонец, предал ему извещение о том, что к восемнадцати часам дня ему необходимо прибыть в Цихиджвари. Отправитель – сам глава Совета Боржомской области, бывший танковый генерал. Его так и звали за глаза – Генерал. Ему не откажешь. Он собирал всех своих командующих для решения вопроса о переговорах со звиадистами. Короче, очередная говорильня, которую так не любил Иоселиани.
Бека встал со своей раскладушки, зевнул. Выпил воды из графина. Чуть не споткнулся о валявшуюся на полу пустую бутылку. Сел за стол, где уже час дожидались его недописанные заявления и накладные на дополнительные поставки горючего.
Час назад у Беки сдохла последняя шариковая ручка. Порывшись в столах, замены ей он не обнаружил, а карандашом заявления не пишутся.
- Проклятая бюрократия, - проворчал Иоселиани. – Конец света прошел, мир сгорел, а надобность писать чертовы бумажки осталась!
Он еще раз осмотрел все ящики. Женская рука кабинета Беки никогда не касалась, поэтому беспорядок здесь царил жуткий. За четверть часа копошения он обнаружил в столе кипу желтой писчей бумаги, две нераспакованные липучки для мух, четыре пыльных пластиковых стакана, запал от гранаты, выгреб четыре патрона калибра 9 миллиметров, пустой магазин от «Калашникова», довоенные деньги – около сотни лари, завалявшиеся здесь неизвестно с каких времен. Все что угодно, только не ручка!
Ругаясь и шипя про себя, Бека натянул свою майку и побрел на улицу. «Побираться придется», - подумал Бека.
Как и всегда, люди в Читахеви без дела не сидели. Бека даже устыдился своей слабости, склонившей его ко сну. Мимо проезжали патрульные и гонцы, проехал БТР. Хозяйственная команда занималась заготовкой дров для кухни. Прошагал строй бойцов. Все с удивлением поглядывали на Беку, помятого, не выспавшегося, в резиновых шлепанцах на босу ногу. Бека подошел к колодцу, нацедил воды и с наслаждением напился. Потом подошел к будке бессменного дежурного с длинной седой бородой:
- Дедушка Сесе. Что нового с утра?
- Все в порядке, Бека, - отвечал старик, поглаживая свою бороду. – В Читахеви все спокойно, как в Багдаде. Если что-то случится, услышишь об этом первый.
- Дедушка Сесе. Скажи пожалуйста, у тебя ручки нет?
- Бека, да ты ими питаешься что ли?! Была у меня с утра ручка, только ее Кахабер одолжил. Мне-то она сегодня не нужна, мне и карандаша хватает.
- А где Кахабер?
- Уехал…
Бека закряхтел:
- Ах, Сесе, мне так нужна ручка, а ты ее Кахаберу отдал!
Дедушка Сесе усмехнулся:
- Бека, месяц назад всем по одной ручке раздали, сказали, что последние. Тебе, как командиру выдали две. И где они?
- Закончились уже! Ты знаешь, сколько у меня писанины? Думаешь я сижу, на обоях чертиков рисую?!
- А у меня больше нет, - ответил дедушка Сесе. Такой ответ ни как не устроил Иоселиани:
- Что, во всем селе ни одной ручки не осталось что ли?!
- Про все село не знаю. А у меня нет.
- А чем мне накладные писать?! Пальцем?!
- Пиши чернилами.
- Чем?!
- Пером и чернилами, как писали наши деды и прадеды. Обходились же они как-то без ручек…
Иоселиани начал закипать:
- Ты что издеваешься?!
- Зачем злишься? – спокойно отвечал дедушка Сесе. – Многие на перья переходят. Пока кто-нибудь в каком-нибудь заброшенном поселке канцелярский магазин не взломает, ручек не будет. У меня у самого осталось полтора карандаша. А вот чернилами могу поделиться!
Дедушка Сесе достал с нижней полки стеклянную водочную рюмку с подозрительной сине-черной жидкостью и торжественно вручил ее командиру. Бека недоверчиво повертел рюмку, посмотрел на свет, даже понюхал:
- И как этим писать?
- Пером гусиным или заостренной палочкой. Макаешь в чернила и пишешь. Перьев пока я не успел приготовить. Только тут привыкнуть надо.
Бека поставил емкость на стол будки, сказал задумчиво:
- Ладно, я потом заберу, если понадобится… А старой перьевой ручки у тебя нет?
Дедушка Сесе посмотрел на него, как на больного:
- Бека, я разве похож на хозяина антикварной лавки? Их и до войны нелегко было достать, а сейчас..? Разве что с неба упадет!
Несолоно хлебавши, Бека направился на поиски канцелярских принадлежностей. Про себя он ворчал: «Отлично! Накладные на горючее для танков я буду писать гусиным пером! Танки есть, электричество есть, а простой шариковой ручки нет!» Бека беспокойно поглядывал на часы. Скоро ехать… И кто же его просил ложиться кемарить?!
Бродя как волк в поисках добычи, Бека дошел до склада ГСМ. Там его внимание привлек грохочущий танк, который пытался проехать через боковые ворота. Танкист, видимо, был неопытный, поэтому, разворачиваясь, он чуть не снес боковую створку.
- Стой, дурная голова!!! – заорал во всю свою прокуренную глотку Иоселиани. Он подбежал к воротам, встал перед урчащим стальным монстром, выхватил пистолет.
Открылся люк, из башни появилась перемазанная физиономия танкиста. На него Бека и обрушился со всей мощью:
- Ты глаза дома забыл, янычар недоделанный?! Куда ты прешь на своем железе?! Ты эти ворота ставил?!
- Бека, нам на заправку надо. Горючего нет почти. А у этих ****** бензовоз неисправен. Приходится сюда ехать! Какой дурак здесь такие узкие ворота сделал, чтобы ему корова двухголового теленка принесла?!
- Они не для твоей коробки сделаны и не для твоей пустой башки! Через большие ворота въехать не дано?!
- Так там и так две машины встали, солярки хотят!
- У тебя у самого солярка вместо мозгов! – облаял Бека на прощание танкиста. – Если ворота поломаешь, сам будешь исправлять!
Затем Бека направился к начальнику склада, где высказал ему все, что он думает о нем и его бензовозах. Говорил много и по делу, используя резкие жесты лыжника, съезжающего с горы, и многочисленные сванские ругательства. На душе стало легче, хотя писать все равно было нечем.
- Пропади все пропадом! – прохрипел Бека. – Два года жизни отдаю за службу заказа по Интернету!
Проклиная накладные, бюрократию и боржомского Генерала, Бека дошел до продовольственного магазина. Тут его внимание привлекла стайка гусей, ковыляющих от хозяйственного двора.
Один важный, белый как снег гусь-красавец заинтересовал внимание Беки. Вспоминая слова Сесе, Бека посмотрел на часы и решил-таки покориться судьбе. Он махнул рукой, стараясь привлечь внимание пернатого, и сделал вид, будто крошит что-то на землю:
- Иди, иди сюда, красавец! Птичка, птичка, птичка…
Заинтересованный гусь вразвалочку приблизился к Беке, заинтересованно поглядывая на его руки. Гусь был молодой и привык получать из человеческих рук только ласку и пищу. Бека же разрушил его иллюзии по поводу человеческой доброты, прихватив за основание шеи одной рукой. Другой Бека бесцеремонно выдернул длинное перо из хвоста птицы.
Гусь загоготал от боли и человеческого вероломства. Он замахал крыльями, подлетел, убегая от двуногого нахала, пустился наутек. Убегая, он-таки ухитрился ущипнуть Беку за палец.
- Ай, кыш отсюда, сатана! – Бека сапогом оттолкнул несчастную птицу, которая продолжала громко возмущаться. – Перо пожалел для командира!
Тут же откуда ни возьмись появилась хозяйка гусиной стайки – тетка Майя. Будучи на пять лет старше Беки, она тут же кинулась на защиту своего питомца:
- Иоселиани, чертов ты сын, сванский волк, да что же ты над божьей тварью издеваешься?! Как же тебе не стыдно!
- Ох, Майя, тебя еще здесь не хватало! – огрызнулся Бека. – У меня дела военные, а ты тут еще кричишь!
- Так ты с кем воюешь, вояка! С гусями или врагами?! Меня, бедную вдову не жалеешь, так хоть бы птицу пожалел, коршун!
- Извини, не знал я, что это твои птицы, - сказал Бека. – Мне перо нужно. Для письма. Срочно! Не обеднеет твой гусь от одного пера!
- Одному перо, другому перо! – не унималась возмущенная хозяйка. – Тебе зачем это перо?! Куда ты его себе вставишь?! Или ты на старости лет полетать захотел?! Так пойди вон спрыгни с горы головой вниз!
- Говорю же, для письма перо! – терял терпение Бека. – Что ты на меня раскричалась, глупая женщина. Не знал, что твои гуси! Ты о них как о детях печешься! Для командира гусиное перо пожалела, скряга!
Солдаты, заправщики, рабочие оборачивались на них. Люди с интересом наблюдали за ними, переговаривались.
- Это я скряга?! – закричала Майя на всю улицу. – Ты вон там в горах для солдат командир! А не для меня! Изверг! Барс дикий!
- Да помолчи ты, ради бога! – захрипел Бека. – Я твоим гусям к празднику кормушку новую сделаю, обещаю.
- Сделает он! Дождешься от вас! Домой, домой, мои хорошие, мои бедненькие, - запричитала Майя. Бека, не дожидаясь продолжения, поспешил назад, к штабу, покручивая в пальцах мягкое, будто шелковое, трофейное перо. Настроение у него упало ниже плинтуса. Он крикнул собравшимся зевакам:
- Что собрались?! В зоопарке что ли?! Если нечем заняться, я в момент найду!
«Наблюдатели» тут же поспешили раствориться в пространстве, вспомнив про свои многочисленные дела.
Признаться, Беке хотелось наградить истеричную Майю парой крепких выражений и отправить ее с богом куда подальше. Но Бека сдержался. Во-первых, вдова, память мужа, погибшего в горах пятнадцать лет назад, чтит честно. Во-вторых, добрая и справедливая женщина, отдаст последнюю лепешку, сама голодать будет. Но если ее разозлить, тут уж держись! Хоть в землю зарывайся от острого женского языка! Да и, в-третьих, Бека понимал, что именно он был неправ. А уж если ты неправ, так молчи в тряпочку!
Он был бы рад сорвать свою злость на ком-нибудь, но не будешь же обижать людей только потому, что у тебя плохое настроение! Вот если бы было за что…
У самого штаба Иоселиани углядел строй новобранцев, наскоро мобилизованных работяг, шагавших к полигону, - площадке рядом с заколоченным клубом, которая до войны служила местом тусовок для местной «продвинутой» молодежи. Командир, сам еще молодой парень, лет семнадцати, как и положено шагал слева от строя, приглядывая за своими подчиненными.
В последней шеренге выделялся молодой мужчина заметно старше остальных, который был крепче и выше своих товарищей. Наскоро мобилизованный из разнорабочих, он чувствовал свое превосходство над другими солдатами, еще совсем зелеными юнцами. Да и приказы командира он исполнял с великим одолжением.
Мимо проходила девушка в длинном темно-синем платье, везла на тележке здоровенные пластиковые бидоны с водой. Иоселиани знал ее – Мария Турашвили, пятнадцати лет, приемная дочь инженера-электротехника Джабы Турашвили, погибшего семь месяцев назад при обстреле села «турками». У девушки жизнь была не сахар, - Джаба ведь был вторым мужем ее матери, к тому же они долгое время жили невенчанные. До войны на такие вещи прикрывали глаза, но после конца света многие ударились в религию и стали нетерпимы к смертным грехам, из-за которых Господь и наказал людей. Много, очень много пришлось выслушать несчастной Марии усмешек и колких словечек в спину!
Когда девушка проходила мимо строя бойцов, как и положено скромной девушке опустив глаза, тот самый крепыш-весельчак сказал ей что-то, от чего она прикрыла рукой лицо и лишь ускорила шаг. А солдатик, воспользовавшись случаем, шлепнул ее ладонью пониже спины. Сделал все так ловко и быстро, что никто ничего не увидел. Кроме Беки с его орлиным зрением.
Девушка укрыла лицо руками, собираясь заплакать. А Бека почти физически ощутил, как краснеет его кожа от гнева. Ну, вот и случай подвернулся… Он направился к отряду, крикнул командиру:
- Стой! Куда направляетесь?
Выяснилось, что на учения – отработку действий в случае химической атаки. Бека придирчиво оглядел молодых бойцов, развернул строй:
- Подразделение, налево!
Бека высмотрел, где стоит наглец. Указал троим бойцам, стоящим перед ним:
- Бойцы! Да, вы втроем! Два шага вперед!
Иоселиани придирчиво осмотрел их. У одного, как показалось Беке, был слабо затянут ремень. Бека подошел к нему, проверил. Так и есть, - целый кулак под ремень просунуть можно. Бека взял его за пряжку ремня и четыре раза тряханул вперед-назад, причем каждый раз солдатик получал ощутимый тычок в живот.
- Не жмет?! – издевательски поинтересовался Бека.
- Виноват, исправлюсь, - по-советски ответил «воин».
Подтяни! – приказал Бека. Парень на месте принялся исправлять недостаток. Бека опять обратился к командиру с претензией:
- Что они у тебя стоят каким-то зигзагом?! Будто не шеренги, а бык по****л?
- А ну подравняйтесь быстро! – крикнул молодой командир. Строй пришел в движение, равняясь по первому бойцу.
- Эй ты! Десять шагов вперед, - вызвал Бека того самого крепыша, обидевшего девушку.
- Меня Ваче зовут! – дерзко ответил крепыш. Однако ослушаться не посмел.
Когда «тот самый» вышел из строя Бека спросил его:
- Тебе сколько лет, боец?
- Двадцать один!
- Здоровый ты больно. Да и крут, говорят. Что же ты среди мальчишек забыл?
- Мобилизовали! – усмехнулся боец, не чуя подвоха. – Воинской науке учиться надо, вот и направили к малолеткам!
- Надо тебя испытать, - сказал Бека. Он внимательно посмотрел в довольные глаза сопляка, и… со всей силы врезал ему с правой в челюсть.
Ваче от сильного удара вскрикнул, отшатнулся, падая, но Бека схватил его за воротник. Крикнул на всю улицу:
- Всем стоять на месте!!!
Ни старший группы, ни бойцы не посмели ослушаться свирепого свана. А тот, крепко держа наглеца, ударил его еще раз в скулу, потом еще в солнечное сплетение. Выражение лица Беки в этот момент было сравнимо с оскалом самого дьявола, а удары были столь сильны и быстры, что у окружающих возникло опасение, как бы Иоселиани не забил великовозрастного «ученика» насмерть.
Затем Бека ударил его коленом в живот, рванул на себя, отчего у несчастного отлетело несколько пуговиц, и еще одним ударом отправил его на землю.
Ваче, кряхтя и сопя носом, захотел отползти. Но Беке и этого показалось мало. Он мгновенно расстегнул кобуру, выхватил свой «Иерихон», навел и выстрелил хаму в голову. Точнее, над головой. Пуля уткнулась в песок метрах в двадцати, а Ваче, заревев, перевернулся на живот, встав в неприличную позу.
- Что же ты мне задницу подставляешь?! – зло рассмеялся Бека. – Я мальчишескими попками не интересуюсь!
В строю раздался смешок, - кто-то из юнцов разделял позицию Беки. А тот подошел к сжавшемуся в комок, хнычущему «шварцнегеру», за волосы поднял с земли:
- На передовую тебе еще рано! Соплей много!
Опозоренный боец хлюпал носом, боясь посмотреть на своих товарищей, на которых еще десять минут назад он поглядывал свысока.
А Бека продолжал:
- Еще раз тронешь ту девушку, - я тебя в той реке утоплю, как щенка! Понял?! Не слышу ответа?!
- Так точно! – прогнусавил Ваче.
- Встать в строй, ушлепок! – Потом добавил уже остолбеневшему молодому командиру. –  Приглядывай лучше за своими бойцами! Если не будут слушаться – один из способов убеждения я тебе только что показал.
Отведя душу, Бека направился в штаб. Он взял чернила, поднялся в свой кабинет, уселся за стол. Взял перо, как держат шариковую ручку. И попробовал, макая кончик пера в чернила, вывести на скомканной бумажке несколько слов.
Разумеется, у него ничего не получилось. Пальцы Иоселиани были не настолько ловкими, чтобы освоить перо с первого раза. К тому же он совсем забыл, что перья перед письмом надо затачивать. Результат – синие, жирные, как клопы, буквы, расплылись по бумаге в большие чернильные пятна. Бека попробовал еще раз, - тот же результат.
- Черт!!! – Бека с ненавистью швырнул перо на стол, скомкал замаранный лист, испачкав пальцы. – Кто придумал это наказание!
Он быстро спустился вниз, и вдруг застыл на месте. Как громом пораженный.
На перилах лестницы штабного здания расположилась маленькая Кетино, дочка его заместителя по материальной части. Веселая девчушка в нарядном платье положила на перила настоящий альбом для раскрашивания и что-то старательно выводила на листе бумаги СИНИМ КАРАНДАШОМ! А перед ней лежала коробочка с цветными карандашами, - по нынешним временам роскошь.
Бека вспомнил, как в студенческой юности, перед самой войной преподаватель заставлял их подписывать схемы для лабораторных занятий черной гелевой ручкой. Только так и больше никак! Но, бывало, тонко заточенный простой карандаш вполне сходил за черные чернила.
Этого шанса Бека упустить не мог:
- Кети! Здравствуй, золотце! – подошел Бека к крошке, поднял ее на руки, поцеловал.
- Дядя Бека! Какой ты колючий!
- А что ты делаешь?!
- Я тучки рисую.
- Кети, милая моя! – Бека опустился перед девочкой на колено. – Выручи меня, пожалуйста. Мне очень нужна твоя помощь! От тебя зависит судьба армии!
- А что я могу сделать для армии?
- Мне очень нужен твой карандаш. Всего на час! Пожалуйста, Кети!
- Ну, ладно, - пожала плечиком девчушка. – А чем я буду тучки рисовать?
- А ты пока небо нарисуй! А я тебе много разноцветных бумажек принесу.
- Ну ладно!
Бека схватил синий карандаш, поцеловал девочку в макушку и вихрем понесся в свою берлогу, по пути чуть не сбив кого-то из техников.
Работа закипела споро. Однако, спустя десять минут дверь обиталища Беки скрипнула и на пороге появилась маленькая хозяйка карандаша.
- Дядя Бека, можно я с тобой посижу?!
- Да, заходи. Только пока не мешай.
- А что ты делаешь?
Бека объяснил, что он делает и зачем ему нужен синий карандаш. Объяснил, как составляются отчеты о расходовании топлива и зачем нужно писать новые заявления. Девочка слушала-слушала, но ничего не поняла. Он только подперла голову руками и вздохнула:
- Как у вас, взрослых, все сложно. Почему вы не можете просто попросить?! Ты ведь попросил у меня карандашик, я тебе сразу дала. А вот если бы ты на этот карандашик писал бумажки, а потом еще бумажки на те бумажки, а потом еще бумажки на те бумажки… В общем, времени порисовать бы у тебя не осталось.
«Устами младенца глаголит истина» - подумал Бека.
- Дядя Бека, а кто умнее, дети или взрослые? – опять спросила Кети.
- Не знаю… Теперь не знаю! – ответил Бека
- У нас, детей, игрушек мало, и мы всегда договариваемся о том, кто будет играть первый, кто второй, а кто вечером. А у вас, взрослых, много разных интересных штучек. Но вы не можете договориться, когда чья очередь. Нас учите делиться, а сами не умеете делиться друг с другом. Значит, кто умнее? – продолжала убивать Беку своей логикой умное дитя.
- Ты умнее, солнышко, - сказал Бека, стараясь не упустить ни строчки.
- Правильно, я умнее, - согласилась Кети. Она наконец-то замолчала, подошла к подоконнику, положила альбом, карандаши и принялась за дело.
Спустя пять минут в дверь постучали. Вошел посыльный:
- Господин майор, я по поводу патронов…
- Мы заняты! – категорично отрезала Кети, не дав Беке сказать ни слова. -  Не мешайте нам!
- Подожди минут десять, - сказал командир. – Решим вопрос.
Посыльный удивленно поглядел на девочку с желтым карандашиком в руках, рисовавшую в альбоме, а потом глянул на Иоселиани, который таким же детским карандашиком, только синего цвета, тоже что-то вырисовывал. Дверь закрыл без лишних вопросов...
Девочка опять задала вопрос:
- Дядя Бека, а туман желтый бывает? Я туман рисую…
- Нет…
- А мой папа говорит, что бывает. Только он плохо пахнет.
Бека вспомнил взрывы химических снарядов в горных долинах. Вспомнил, что бывает и желтый, и зеленый, и коричневый «туман», и что после него остается…
- Не бывает желтого тумана… Не рисуй его…