Империя надежд

ИМПЕРИЯ НАДЕЖД
 Главы из повести

Часть первая. Рождение империи
1.
- Шеф, это "двадцать третий", Кныш. Тут... ну, в общем, я сбил человека. Южное шоссе, сразу за постом ГАИ.
- Так... Насмерть?
- Да.
- Милицию вызвал?
- А её и вызывать не надо было...
- Буду через... - Макс прикинул расстояние до выезда из города в южном направлении, - ... через 12-15 минут. Лишнего-то не болтай.
Он отключил мобильник, вытащил из бумажника сотню и бросил на стол.
- Поехали, Ахмет. Кончилась красивая жизнь с запахом гиацинтов. Авария у "двадцать третьего". Труп.
- А, черт.
У них сегодня был "ресторанный день". Раз в неделю, иногда чаще, иногда реже, они с Ахметом разрешали себе расслабиться по полной. Им еще не успели подать горячее. Только и выпили по рюмке, когда позвонил Кныш. Виктор Никифорович был одним из первых водителей у Макса, спокойный, рассудительный мужик лет пятидесяти. Поэтому звонок Вольф воспринял довольно спокойно. Он был почти уверен, что вины его водителя в происшествии нет.
Исполнительный Николай стал заводить лендровер, как только Макс и Ахмет вышли из ресторана. Он был у Вольфа и личным водителем, и телохранителем, и чем-то вроде старшего диспетчера, когда в отсутствии шефа надо было принимать срочные решения. По раз и навсегда установленному правилу Николай никогда не обедал вместе с шефом.
- Коля, мигалку на крышу и на Южное шоссе. Кныш сбил человека.
Лендровер числился на балансе фирмы "аварийно-технической машиной", поэтому мигалка была установлена совершенно законно, правда, стоило определенных усилий, чтобы менты "забыли" об отсутствии соответствующей надписи на борту лимузина.
На большой скорости лендровер мчался по осевой линии к выезду из города. В полукилометре от городской черты, там, дорога приподнялась метров на пять выше окружающей болотистой местности,  хищной птицей над шоссе навис модерновый стационарный пост ГИБДД. В последние годы "гаишники" окружили свое детище бетонными блоками, от чего стали походить на армейский блок-пост. В сотне метров за ним виднелись знакомый зеленый автобус и несколько легковых машин возле него.
...Макс не обманулся в своих ожиданиях: водитель "двадцать третьего" автобуса (это был гаражный номер одного из сорока "Мерседесов", принадлежащих Вольфу) Виктор Никифорович Кныш оказался невиновен в ДТП. На черепашьей скорости проехав мимо поста ГИБДД, он только-только начал набирать скорость, когда на шоссе, вслед за отбившимся от небольшой отары коз животным, метнулась какая-то старуха. Почти остановившейся автобус лишь слегка толкнул пожилую женщину. Но удар головой об асфальт оказался для нее фатальным. У старухи показалась розовая пена изо рта, она слегка дернулась и умерла еще до того, как Кныш успел открыть дверь автобуса и подбежать к ней. Все это произошло на глазах не только у пяти-шести пассажиров почти пустого автобуса, но и фактически на виду у гаишников.
Октябрьский ветер пытался бесстыдно задрать юбку у трупа, обнажая безобразно толстые, опухшие ноги старухи. Ни у трупа, ни у стоящего рядом автобуса с бегущими серыми хищниками на зеленых бортах (что указывало на русский перевод фамилии владельца фирмы) не было ни малейших видимых следов столкновения. Санитары из "скорой" готовили носилки, чтобы забрать труп. Молодой капитан и несколько сержантов проформы ради измеряли тормозной путь автобуса.
Старший "гаишник" подошел к Максу, представился:
- Капитан Никоненко. Вы, что ли,  директор автопредприятия?
- Да, я владелец фирмы.
30-летний капитан оценивающи посмотрел на стоящего перед ним совсем молодого парня в кожаной куртке . Все, что он о нем думает, ясно читалось в его глазах. Макс видел этот взгляд десятки раз и даже слышал как говорили за спиной: "Папаша у него - крупная шишка, берет взятки портфелями "зеленых", а фирму оформил на сынка".
- Вот и ошиблись... -пробормотал Макс.
- Что? - опешил капитан.
- Да нет, это я так. Что будем делать?
- Что? Да ничего. Спишем старуху, дело-то ясное. Но водителя надо отвезти на экспертизу.
Вольф пожал плечами: - Делайте, как положено.
Он повернулся к лендроверу: - Николай, отвези пассажиров на автовокзал и поменяй им билеты.
- Не надо, шеф, сейчас подойдет резервный. Я вызвал.
- Тогда пересядь на "двадцать третий" и гони его в гараж. Автобус можно забрать? - обратился Макс к капитану. Тот согласно кивнул головой.
Вольф с минуту думал. Потом вновь обратился к капитану:
- Как вас звать, товарищ капитан?
- Алексей Борисович, а что?
- Нас, Алексей Борисович, меня и Ахмета, звонок вытащил из ресторана. Мы выпили. Вести лендровер мы не можем. Вы бы не согласились с нами проехать, а назад вас отвезут.
Капитан ухмыльнулся: - Не мудри, "шеф". Дело ясное. Никто твоего водителя не засудит.
- А я и не боюсь,  даже если засудят. Так как?
Капитан пожал плечами: - Поехали.
Пока "гаишник" рассматривал рычаги явно незнакомой ему машины, Вольф вспомнил:
- А козы?
Бабкина мини-отара мирно паслась у обочины, объедая в быстро наступающих сумерках остатки пожухлой осенней травы. Капитан осторожно съехал с насыпи на проселок, к стоящим в полукилометре нескольким домишкам. Видимо,  когда-то здесь был железнодорожный разъезд, пока наступление миллионного города не сделало его ненужным. У калитки одного из домов тарахтел колесный трактор.  Капитан поманил рукой тракториста.
- Вы здесь живете?
- А где же еще.
- Авария случилась, вон там. Бабуся коз пасла и под автобус попала. Насмерть. Не знаешь кто?
Пьяный, кривой на один глаз, заросший недельной щетиной тракторист, мгновенно протрезвев, перекрестился.
- Батюшки, Драндычиха ...
- У нее тут родственники есть?
- Одна она, с внучкой Катей. Машка, шалава, уже второй год не появлялась.
- Какая Машка?
- Да дочь ейная, пьянчуга.
- Внучке сколько лет?
- Во второй класс ходит. Или в третий, не помню.
- Тебя как зовут?
- Петро.
- Ты бы, Петро, коз загнал домой. Там они. А бабка где жила?
Петро показал на покосившуюся мазанку с крохотными окошками.
- Тут женщины какие есть?
- А как же. Моя стерва Клава. Еще Любка, Настя. Малярши они. В городе работают, а тут живут.
Крашеная блондинка Настя и черноволосая Люба оказались дома. Они только пришли с работы и их городская, вполне модная одежда как-то дико выглядела на фоне ужасающей нищеты кругом. Единственной современной вещью в доме был маленький японский телевизор, стоявший рядом с огромным тракторным аккумулятором. Это свидетельствовало о том, что в маленьком хуторе часто гаснет свет. Кто-то из соседей, скорее всего все тот же Петро, дал девчатам аккумулятор, чтобы они могли хотя бы смотреть свой портативный телевизор и не умереть от скуки в этой глуши, в получасе ходьбы от гигантского шумного города.
Вольф поздоровался с девчатами. Он дружно заголосили, когда им рассказали о случившемся. Макс полез в бумажник. Там было около пяти тысяч рублей и четыреста долларов. Подумав, что вряд ли здесь есть обменный пункт, Макс отдал российские деньги девчатам и попросил их организовать похороны старухи. Он также договорился, что пока старухина внучка останется у них и обещал позаботиться о девочке.
- Завтра я приеду, и мы все решим.
...Ведя лендровер на автобазу Вольфа, капитан Никоненко думал о том, что не все "новые русские" - законченные суки и, видно, этот молодой "шеф" не любит оставлять после себя выжженную землю. "Сколько он мне предложит? - думал Алексей, наслаждаясь управлением великолепной машиной. - Бутылку коньяка? Пятьдесят баксов "на цветы супруге"? И зачем я ему вообще понадобился - ведь дело ясное."
"Комната для приема пищи", как в советские времена называлось тайное помещение за кабинетом директора,  оказалось в реальности двухкомнатной квартиркой со всеми удобствами, небольшой, но очень уютной. Капитану Никоненко не дано было знать, что у Макса нет никакого иного жилья, как и нет вообще никого и ничего своего на всем белом свете, кроме вот этой автобазы и ее содержимого. Хотя, конечно, у большинства людей в этой стране не было и десятой части того, чем владел Вольф.
Ахмет, чувствующий себя в квартире Вольфа как дома, приготовил закуску - они все были голодны, как настоящие волки - и поставил на стол бутылку коньяка. Выпив, Вольф с капитаном окончательно перешли на "ты".
- Вот что, Алексей, мне не нужно от тебя никаких нарушений закона. Выяснится, что Кныш виновен - сажай. Только сделай все как можно быстрее. Чтобы человек не мучался и работа не пострадала.
- Да не виновен он, это же ясно. Я завтра все и оформлю.
- Вот и прекрасно. А за работу я готов платить.
Вольф вытащил из бумажника оставшиеся там четыреста долларов:
 - Дети есть? Сын? Купишь ему компьютер.
Никоненко до самого последнего момента думал: брать ему или не брать то, что предложат. Вообще-то он не был взяточником, хоть и работал в ГИБДД. Всю жизнь "гаишником" был его отец, оставаясь в сержантах до седых волос. Для отца не было большей мечты, чем увидеть сына милицейским начальником. Сам не безгрешный, он всячески отваживал сына от лихоимства, надеясь на его скорую карьеру. Судя по всему, сын должен был и на самом деле пойти далеко. Но сейчас ему предлагали нивесть за что полугодовую зарплату и отказаться он не мог. Ему действительно вдруг захотелось купить домой компьютер. И для себя, и для сына.
Убей Бог, Вольф и сам толком не понимал, почему он еще там, на шоссе, решил во чтобы-то ни стало задружить с молодым капитаном. Конечно, "гаишник" мог пригодится в дальнейшем, но сколько их в городе - сотни. Макс действительно терял  деньги, если бы Кныш долго не работал. Но не такую сумму, какую отдал капитану.  Однако так было "надо" - Вольф всегда доверял своей интуиции. Именно в силу своей интуиции он стал одним из самых преуспевающих  людей в  городе. Именно в силу своей интуиции он до сих пор не был убит, разорен, поглощен еще более сильными акулами молодого российского капитализма.
 
2. (ретроспектива)
Впрочем, одной лишь интуицией объяснять свой успех Макс не стал бы.
Максим остался круглым сиротой в неполных восемнадцать лет, когда умерла от рака мать. Отца он вообще не знал, мать рассказывала о нем с неохотой. Только как-то однажды она сказала, что отец Макса погиб в Афганистане, в самом начале той десятилетней войны. Судя по тому, что у Макса и матери была та же фамилия, что и у деда - мать никогда не была замужем. Они происходили из старинного немецкого рода, чьи предки еще при Екатерине Великой переселились в Россию и полностью обрусели .
Но, собственно говоря, сиротой Макс себя никогда не чувствовал. Сиротство связано с бедностью, а семья Вольфов была по советским меркам более чем обеспеченной. И дед, и бабка являлись профессорами юридического факультета университета, мать защитила там же кандидатскую диссертацию, когда Макс еще не пошел в первый класс. Они жили вчетвером в громадной  квартире в так называемом "сталинском" доме, в самом центре города. Макс учился в престижной школе с углубленным изучением иностранных языков, одновременно посещая спортивную и музыкальную школы. Каждый год ездил с матерью на море на все лето.
Старшие Вольфы горбачевскую перестройку уже не застали - их единственная дочь была очень поздним ребенком. На некоторое время матери и сыну пришлось отказаться от привычного образа жизни - зарплаты доцента университета стало катастрофически не хватать на жизнь. Однако вскоре мать решила повременить с работой над докторской диссертацией и устроилась по совместительству в юридическую фирму. Через несколько месяцев они стали жить даже лучше, чем при стариках-профессорах. Мать и внешне как-то разом резко переме-нилась, начала носить в свои сорок лет очень короткие юбки, чего не позволяла себе и в молодости, употреблять яркую косметику.  Несколько раз, когда Макс уже заканчивал свою школу, переименованную к тому времени  в лицей, мать звонила с работы домой и сообщала сыну, что останется ночевать у подруги. Макс  был этому безмерно рад - в доме уже появился компьютер, и можно было до глубокой ночи проходить уровни любимой игры, одно название которой делало его супергероем. Игра, самая распространенная в те годы, называлась "Wolf". Вольф играл в "Вольфа".
Не попасть учится на юрфак университета, где каждый преподаватель знал два поколения Вольфов, он, золотой медалист,  попросту не мог, несмотря на громадный конкурс. Так и случилось. Макс сдал все предметы на "отлично" и был зачислен. А месяц спустя мать заболела. Точнее, заболела гораздо раньше, но только в октябре 1995 года, увлеченная новой работой, никогда ранее неслыханными доходами, и, наконец, долгожданным, пусть и женатым  любовником, она вдруг почувствовала, что ее организм съедает какая-то неведомая сила. И это уже нельзя было объяснить одной лишь безмерной усталостью. После посещения врача ее тут же положили на операционный стол, но сделать что-либо было уже поздно. Она быстро угасала, лежа в палате интенсивной терапии онкологического института.
Макс навещал ее каждый день и подолгу сидел рядом с койкой. За три дня до смерти мать, неузнаваемо состарившаяся за месяц, заговорила с Максимом о его будущем:
- Ты уже взрослый. Мы с дедом дали тебе все, что могли. Не лезь в похоронные дела, я уже попросила сослуживцев, они сделают, что положено. Когда я умру, найдешь на антресолях в кухне шкатулку. Там две тысячи долларов. Тебе их хватит на полгода. И сразу займись продажей квартиры, на моей фирме помогут это сделать. Квартира наша очень дорогая, стоит  60-70 тысяч  долларов. Еще пять тысяч - дача. Так что ты - человек обеспеченный. Продашь, купишь себе небольшую квартиру, тысяч за десять, а на остальные деньги окончишь университет и аспирантуру. Прошу тебя, не пускайся в авантюры. Вся эта катавасия в России продлится еще лет десять, а потом лавочник по-прежнему будет лавочником, а профессор - профессором.  И еще: я попросила, чтобы за тобой приглядели на первых порах. К тебе придет мужчина, который назовется Иваном Николаевичем, сделай так, как он скажет.
Мать помедлила, собираясь с силами:
- Я никогда не говорила тебе об отце. Он был хорошим человеком, но легкомысленным. Мне запрещали с ним встречаться. После второго курса его отчислили из университета за неуспеваемость и тут же забрали в армию. Я еще тогда не знала, что беременна. Если хочешь что-то узнать об отце, найдешь  АТП №5. Там работает Николай Поспелов. Они вместе с отцом служили в Афганистане. Сергей погиб на его глазах.
"Значит, я на самом деле Максим Сергеевич" - удивился в душе Макс.
- Как была фамилия отца? - спросил он у матери.
Неожиданно она улыбнулась, впервые за несколько недель:
- Волк. Сергей Александрович Волк. Мы ведь и познакомились с ним через эти наши звериные фамилии. Смешно: русский волк и немецкая волчица. Так что можешь не менять фамилию. Она у тебя и так волчья. А теперь иди. Я устала. Позови медсестру, пусть сделает мне укол.

...Иван Николаевич пришел через неделю после похорон. Макс видел его на кладбище и теперь каким-то третьим чувством понял, что это и есть бывший материн любовник. Седой, стриженный под ежик мужчина производил впечатление очень властного человека и Макс совсем не удивился, когда тот представился руководителем частного охранно-розыскного бюро. Иван Николаевич детально изучил входную дверь квартиры, окна, балкон и лоджию, что-то замерил. Через день он пришел вновь, но уже не один, а со своими работниками.  Массивную дубовую дверь профессорской квартиры усилили стальным листом, установили новые замки, охранную сигнализацию. Уходя, Иван Николаевич вручил Максу мобильный телефон:
- Ходи постоянно с ним. Телефон проплачен на три месяца вперед, но не злоупотребляй. Не больше пяти звонков в день. Если что, немедленно звони в любое время суток. Мой номер зашит в память. Нажмешь "Авто" и единицу.
- Сколько я вам должен?
- Это я тебе должен, хлопчик. Не пропадай. Пока.

3.
На другой день после дорожно-транспортного происшествия с "двадцать третьим" Макс взял с собой Ахмета и вновь поехал на бывший железнодорожный раъезд. В хате Драндычихи гроба с покойной не оказалось. Соседки решили хоронить ее прямо из морга. Люба и Настя, взявшие по три дня отпуска, возились у плиты, готовя поминальные кушания. Петро суетился во дворе, освежевывая одну из бабкиных коз. Второклассница Катя, в мужской телогрейке и резиновых сапогах,  сидела на крылечке хаты, безмолвно глядя на происходящее кругом.  Вольф попросил Настю переодеть девочку и вместе с ними съездить в город. Он еще вчера навел необходимые справки и выяснил, что неподалеку, на той же южной окраине города уже несколько лет существует семейный детский дом.
По дороге заехали в магазин, где купили несколько тортов, коробок конфет и десяток упаковок кока-колы. Массивный, серый семейный детский дом, видимо, в прошлом был какой-то конторой, переданной властями многодетной семье Твердохлебовых под организацию новомодного дела. Возле входной двери остался квадрат штукатурки, покрашенный в другой цвет - когда-то тут висела доска с названием учреждения. Но благоустроить дом или хотя бы покрасить его в жизнерадостный цвет власти не додумались, а у семьи, конечно же не было средств.  Лендровер немедленно облепила разновозрастная детвора. Макс, взяв Катю за руку, прошел в дом. Ахмет и Настя шли следом.
Через пару минут выяснилось, что главной в доме является громадная женщина за центнер весом - 50-летняя хозяйка, от смеха которой содрогались оба этажа здания. Ее тихий, низенький и худой муж за всю встречу не произнес ни слова. Поручив Катю своим старшим, хозяйка с ходу взяла быка за рога. Вскоре, и так не собиравшийся скупиться Макс, безропотно отдал Лидии Ивановне тысячу долларов на покупку большого телевизора (деньги тут же были отправлены за пазуху ее необъятной груди). Он также дал обещание, что его фирма постоянно будет делать благотворительные отчисления семейному детскому дому, а летом весь этот кагал - 27 человек - он отвезет на море, на своем автобусе. Выяснив, что Макс - сирота, Лидия Ивановна долго бранила государственные детские дома, словно Вольфу пришлось в них обретаться. Тем не менее, когда они расставались, Макс был уверен, что Катя попала в надежные руки и что с такой гром-бабой, как Лидия Ивановна, оформление опекунства не составит хлопот. "Навалится сиськами на чиновника - и хана мужику".
Они отвезли Настю в ее поселок. Она замешкалась, выходя из машины:
- Ребята, вы приезжайте завтра на поминки, а?
Ахмет похлопал ее по плечу:
- Обязательно приедем.
На самом деле он был далеко не уверен в согласии шефа и подумывал: не съездить ли ему одному. Обе девушки, точнее женщины, ему понравились.
Всю обратную дорогу Макс  улыбался, глядя в окно и вспоминая жизнерадостную Лидию Ивановну. Да, иногда приходится вспоминать, что он сирота. Макс окунулся в прошлое.

4. (ретроспектива)
Со дня смерти матери прошло три месяца. Макс постепенно привык к одиночеству и жил, подобно роботу, по раз и навсегда заведенному графику: университет, затем вузовская читалка, из которой он возвращался домой часов в восемь вечера и сразу садился за компьютер. Друзей среди студентов он не приобрел. После того, как первая зимняя сессия им без труда была сдана на одни "пятерки", отношение большинства однокурсников к Вольфу еще больше похолодало. Если бы Макс не весил 85 килограммов при росте 190, наверное, дело дошло и до стычек. Но желания связываться с атлетом, спокойно допрыгивающим до баскетбольного кольца в гимнастическом зале университета, ни у кого не появлялась. Так, шушукались по углам. Обедал Макс в студенческой столовой, поэтому на питание уходило совсем мало денег.
Единственные существенные расходы он понес, чтобы приобрести модем и подключить свой компьютер к Интернету. На это ушло долларов 250, однако теперь он не чувствовал себя одиноким в своей громадной квартире. Можно было даже "поболтать", стуча по клавишам в режиме реального времени, с какой-нибудь дурочкой из штата Иллинойс или Северная Дакота. Английский после спецшколы он знал более, чем достаточно для такой болтовни. Мир внутри компьютера был куда интереснее, чем скучный мир снаружи. Очень скоро он понял, что большинство однокурсников только для того и пришли на юрфак, потому что с юридическим образованием воровать в России проще и безопаснее. А Интернет, особенно англоязычный, открывал перед ним мир людей, которые уже забыли о эпохе первоначального накопления капитала и искренне радовались жизни. Отсюда он почерпнул и много полезного, читая новинки юриспруденции прямо с полок Библиотеки Конгресса США, и много смешного. Однажды он в шутку набрал в поисковой системе Alta Vista две буквы "nu" и модем, захлебываясь от натуги, стал выплескивать на экран картинки с десятками обнаженных женских тел, рызыскивая по всему свету файлы с таким названием.
Но женщины его почти не интересовали. Все чаще он задумывался над куда более важным для него вопросом: кем он станет после окончания вуза, какую юридическую специализацию ему выбрать и вообще - хочет ли он стать юристом, как его мать, дед, бабка? Ведь никакой предрасположенности к этой профессии, как, впрочем, и к любой другой, у него не было. Поступил он в вуз лишь потому, что так было надо, так было принято в его семье. Он не мог сказать, что юриспруденция ему отвратна. Напротив, начав изучать азы профессии, он уже чувствовал, как становится более осмысленным его взгляд на мир. Но с другой стороны, эта профессия, как и любые другие гуманитарные, например, профессии историка, психолога, журналиста, не создавали в этом мире ничего осязаемого, а лишь выстраивали правила игры для других людей. Его тяготила эта искусственность, вторичность всего, что его окружало с первых дней жизни, он хотел иного, но и сам не знал, чего именно.
Пришла весна. Желание перемен усилилось, превратилось в какие-то смутные мечты. Макс стал иногда после читалки бродить в одиночестве по улицам города, уже не стремясь, как прежде, к экрану монитора.
...Он сам не заметил, что забрел куда-то на окраину и пришел в себя только тогда, когда на него едва не наехал автобус, вывернувший из ворот какого-то предприятия. Автоматические ворота вновь закрылись, пропустив автобус, и на них Вольф с удивлением прочел: "АТП№5".
"Здесь работает этот, как его там, Николай Поспелов, друг отца" - вспомнил Максим. Он пошел к проходной.
У автомеханика Николая Ильича Поспелова был ненормированный рабочий день. Это обозначало, что работал он только тогда, когда этого сам хотел или когда без него не могли обойтись. Иногда не вылазил из мастерской сутки, а потом неделю пил пиво в забегаловке неподалеку. Но даже если бы он работал раз в месяц, его все равно держали и платили приличную зарплату. Потому что так, как знал он дизель или двигатель внутреннего сгорания, в этом городе не знал никто. По неведомым никому признакам он определял любую неисправность двигателя, послушав его секунд пять, а если тот вообще не желал заводится, консилиум заключался в минутном легком постукивании по движку гаечным ключом. С такой же легкостью, как автобусы автопредприятия, Поспелов чинил любую существующую в мире марку автомобиля, трактора, танка, катера. Это его качество нещадно эксплуатировалось начальством, которые тащили на диагноз к Ильичу бесчисленные "мерсы", "БМВ", "Чероки" и прочую навороченную придурь сильных мира сего.  Расплатой за указанные услуги были, как правило,  не деньги,  а особое положение Поспелова на АТП. В директорский кабинет он мог запросто зайти в любой момент и на глазах ошарашенных новичков спокойно открыть бар,  на-лить себе сотку коньячка.  Если кто-то из городского начальства, нуждающийся в его услугах, не проявлял к нему должного почтения и отказывался с ним пить, никакими силами заставить Ильича выполнить работу было нельзя. Поэтому, постоянно вращаясь в высших сферах, он лучше директорского шофера знал всю подноготную предприятия: какие доходы скрываются от налогообложения, кому дают "на лапу" и сколько, где живет любовница шефа и сколько комнат в ее квартире. Однако задавать вопросы об этом даже сильно кирному Ильичу было бесполезно, так как он чинил машины и тем, кто завтра по одному только жесту начальства мог отправить его в мир иной.
Узнав, что у проходной его ждет некий Вольф, Поспелов, уже успевший "накатить" к девяти часам вечера грамм триста, пытался вспомнить откуда ему известна эта фамилия,  и не вспомнил. Но так как уже все равно он засиделся в мастерской, он пошел к проходной. Рабочую одежду он не носил, поручая выполнить всю грязную работу другим механикам, сам лишь мыл время от времени руки в бензине, отчего они стали похожи на клешни рака.
- Какой такой Вольф? - Ильич увидел возле дежурного высокого парня.
- Здравствуйте, мне говорила о вас мать. Моим отцом был Сергей Волк, - сказал Макс.
Поспелов долго вглядывлся в его лицо.
- А что, ты похож на Серого. Пойдем, накатим пивка.