Ген выживания

Ген выживания.

Не скажу, что так уж мне жалко утопленных котят. Я их и в глаза не видел.
Дашка приносит потомство дважды в год. Такая вот любвеобильная. В этот раз – пятерых. Забрали только потому, что не позволили ей принести потомство в канале, где проходят трубы отопления.
Наученная горьким опытом своей жизни при мастерской, Дашка в прошлый раз вывела на божий свет всех четырех, когда они были совсем большими и весёлыми.
В этот раз она успела одного перепрятать в картонную коробку, которая стоит на старом ржавом холодильнике. Но на второй день мужики услышали писк и приговорили последнего.
Мастерская – она же сторожка. Я – сторож. Когда, после четырёх пополудни рабочий день заканчивается и все расходятся по домам – начинаются мои обходы. По периметру – километра полтора.
Дашка сопровождает. Иногда – у ноги, как собака, иногда где-то стороной, проверяя дупла у подножия старых деревьев и подвалы корпусов. При этом она периодически подбегает к ногам, чтобы "отметиться", мол, не думайте, что я забыла про свою обязанность – сопровождать.
Правда, будучи на сносях, она прогулки по полному периметру прекращает, но на расстояние метров ста – проводит, а затем и встретит.
Удивительное дело: Дашка помнит график наших дежурств. Утром, перед моим дежурством, она встречает меня возле общежития, где у меня комната. Бывало, забуду прихватить для неё завтрак, а увижу – вернусь, благо далеко не отошел. Других сторожей она встречает в противоположной стороне от мастерской, возле калитки.
Сейчас, забыв, что котят нет, едва оказавшись на улице, тут же просится обратно и бежит к коробке, куда прятала последнего. Но к коробке уже не поднимается – вспоминает. Возвращается ко мне, смотрит в глаза и тихо, еле слышно мяукнет, да и то раз-другой.
Я протяну руку, и Дашка поднимается на задних лапках, чтобы дотянуться головой до моей руки. Долгих поглаживаний она не любит, но когда при обходе по периметру подбегает "отметиться" – вот так же приподнимается, чтоб достать до руки.
Котят предыдущего помёта разобрали на дачи. Кроме одного – Серого. Серый родился дикарём. Три его сестрицы шли в руки, а всеобщую любимицу, активную и прожорливую  – лохматую Рыжуху, все жалеют до сих пор.
Серый – тонкошерстый котёнок с беленьким галстуком, и белым пятном с чёрной точкой на носу. Мордочка слегка, не по-котячьему, вытянута. Словом - зверская морда.
Этот  Серый не то, что в руки не даётся – убегает, стоит подойти к нему на полметра. Недавно было холодно, он пробыл долго на улице, и еле дождался, пока впустят в тепло. Я открыл дверь. Нос у Серого светился алым огоньком. Но всё-равно, он ждал, пока я посторонюсь, чтобы дать ему проскочить, а я дразнил его, низко опустив руки с растопыренными пальцами. Серый с минуту маялся, потом решился. Это был рывок! Или он подстерёг мгновение, когда я моргнул? Я оглянулся – он уже был в противоположном конце мастерской на радиаторе!
Как-то не было для котов ужина, а кусок колбасы я отрезал по кусочку и бросал то Дашке, то Серому. Вообще-то Дашку приходится уговаривать. Начинает кушать, когда в третий раз скажешь "Ешь, Дашка". Иначе – пережидает, пока насытятся дети. Она хорошая мать…
Серый сейчас подросток, вот-вот догонит мамку по росту, и на отсутствие аппетита не жалуется. Если пустить дело на самотёк – Дашка так и останется голодной.
Да, так вот, - беру кусочек колбасы и держу перед Серым. Тот немного приближается, наконец, тянется лапой с выпущенным когтем. Но ближе – ни-ни. Видимо наука выживания передалась ему с генами какого-то кота-дикаря.

Может быть, потому – и живой, и при мамке…