Читая Бруцкуса. 13. Хозяйс. свобода и социализм -1

7. Хозяйственная свобода и социализм (1)


"Социализм есть скачок из царства необходимости в царство свободы", – так утверждают Энгельс и Маркс.

Для того чтобы попасть в католический рай, приходится пройти через чистилище; для того, чтобы вступить в социалистическое царство свободы, надо пройти через диктатуру пролетариата. Таким образом, скачок социального переворота приводит нас пока что только к диктатуре.

В каком отношении стоит диктатура пролетариата к принципу личной свободы, явствует из самого понятия диктатуры*35 и иллюстрировано русским опытом. Совершенно безнадежны попытки Каутского и русских меньшевиков затемнить этот простой и ясный вопрос сближением марксистской диктатуры пролетариата с демократией. Маркс, конечно, умел различать эти два понятия, и если он применил термин "диктатура" для характеристики политического режима эпохи, переходной от капитализма к социализму, то он сделал это не «pour Epater le bourgeois»: он для этого слишком серьезен.

((35* В советском языке слово диктатура вызывает четко выраженное негативное отношение. Но поразительно: стоит дополнить его словом пролетариата, как отношение большинства советских людей к диктатуре меняет свой знак на противоположный. Пример этот как нельзя лучше иллюстрирует порочность мышления человека.))

[[Разница между марксистской диктатурой пролетариата и демократией такая же, как между суверенной демократией и демократией.]]

Но режим диктатуры, по марксистской концепции, только временный. Правда, Н.Бухарин в своей "Экономике переходного времени" нас убеждает, что дело перестройки общества на новый лад потребует не отдельных лет, а десятки лет*36, и русский опыт как будто говорит за то, что этой перестройки не следует делать слишком стремительно.

((36* Если под новым обществом понимать его контуры, логически вытекающие из марксизма, то оно как система полностью построено где-то к 1933 году [[тем не менее, режим диктатуры остался, с перерывом в 1990-е, и по ныне]]. Если же под новым обществом понимать такое, в котором восторжествовали бы идеалы социальной справедливости, двигавшие большевиками до захвата ими власти, то, как следует из работ Б.Бруцкуса и Ф.Хайека, такой социализм с неизбежностью должен скатываться к реальному. Многие идеалы социалистической справедливости воплощены в жизнь, но отнюдь не в коммунистическом, а в буржуазно-демократическом обществе. И, как показал М.Фридман в своей книге «Капитализм и свобода», нет никаких принципиальных препятствий к тому, чтобы довести либерально-демократическое общество до удовлетворительного состояния именно с точки зрения социальной справедливости.))

Но, как бы там ни было, рано или поздно, когда диктатура пролетариата окончательно уничтожит классовое расчленение общества, она себя самое упразднит. Мало того, согласно учению Маркса, тогда начнется и отмирание самого государства. Научный социализм утверждает, что государство есть организация классового господства, – и только. В демократии через государство осуществляется власть буржуазии над пролетариатом, подавление первым классом второго; при диктатуре пролетариата с помощью государства осуществляется обратная задача. Но раз классов больше нет, то становится излишним и государство. В социалистическом обществе нет больше власти людей над людьми, остается только организация производства – власть людей над вещами, над природой. Социализм, хотя совершенно иными путями, ведет общество к тому же блаженному безгосударственному состоянию, к которому призывает его и анархизм. [[Представляется, что до тех пор, пока сознание широких масс не обрело независимость от объективных законов общественного развития, социальные катаклизмы остаются неизбежными.]]

Вся эта конструкция безгосударственного состояния, однако, при ближайшем рассмотрении возбуждает глубокое недоумение. Действительно ли в социалистическом обществе осуществляется только власть человека над вещами, над природой?.. Скажем, что в пределах буржуазного общества мне принадлежит дом. Не ясно ли, что речь здесь идет не об отношении моем к физическому телу, к дому? Речь здесь, очевидно, идет о юридических отношениях меня и моих сограждан по поводу дома. "Мне принадлежит дом", – это значит, что никто из моих сограждан без моего разрешения им пользоваться не может. Но ведь совершенно такой же правовой характер сохранят аналогичные отношения и в пределах социалистического общества. Вместо домовладельца здесь выступает общество как целое, которое через свои правомочные органы распоряжается домом, и отдельные граждане помимо этих органов распоряжаться им будут не вправе.

Точно так же и организация производства не обнимает только отношений людей к природе. Если нечто подобное можно сказать об изолированном крестьянском хозяйстве, то такое утверждение является чрезвычайно странным по отношению к социалистическому хозяйству. Последнее строится на крупном производстве, оно предполагает сильнейшую дифференциацию и обширную интеграцию труда граждан, оно предполагает строжайшее координирование всех отраслей народного хозяйства. Очевидно, социалистическое общество требует от своих сограждан во всяком случае не меньшей дисциплины, чем капиталистическое. И в нем устанавливаются весьма сложные взаимоотношения между гражданами на почве неизбежной между ними иерархии в процессе производства.

Затем нет оснований рассчитывать, что в сознании каждого гражданина его интерес отождествится с интересом общества. А раз общество связано сложными правовыми отношениями, раз возможны антагонизмы, если не между классами, то между гражданами, и между ними и обществом в целом, то должна существовать и принудительная организация – государство, которое бы своим авторитетом поддерживало данный строй правовых отношений. Если только люди после утверждения социализма не претворятся в ангелов, то наш вывод едва ли можно оспаривать. Таким образом, и для социалистического общества идея безгосударственного существования является мечтой. Конечно, формы принуждения могут стать весьма мягкими [[весь исторический опыт показывает, что при коммунизме принуждение мягким не бывает]], но ведь к этому стремится, и не совсем безуспешно, и современное демократическое государство.

Мы не бросим социализму упрека за то, что он не в состоянии осуществить обетований Маркса о безгосударственном бытии. Но зато мы не можем просто положиться и на обещание научного социализма осуществить царство свободы; мы должны рассмотреть, имеются ли для этого в социализме соответствующие экономические предпосылки.

Рассмотрим, насколько социализм совместим с принципом хозяйственной свободы, и остановимся на трех ее элементах: на свободе хозяйственной инициативы, на свободе организации потребления и на свободе труда.

Свобода хозяйственной инициативы имеет ценность для личности, но едва ли не большую ценность она имеет для общества. Исключительно широкое развитие производительных сил капиталистического общества стоит в теснейшей связи с принципом свободной конкуренции. В условиях свободного менового хозяйства никакая производственная организация не имеет монополии на исполнение в пользу общества тех или других хозяйственных функций. Каждая организация может быть вытеснена другой, исполняющей соответствующие функции совершеннее, дешевле. И на этом строится прогресс народного хозяйства.

[[Необычную («суверенную») социально-экономическую модель выбрало для себя российское общество после краха коммунизма. Она основана на тотальной коррупции, тотальной лжи и фактическом отсутствии института права, что делает невозможным проявление хозяйственной инициативы: ни один предприниматель не может знать, кто, когда и как вторгнется в его деятельность.]]

Нетрудно видеть, что условия для проявления свободной инициативы в социалистическом обществе гораздо менее благоприятны. Прежде всего, при более или менее уравнительном вознаграждении за труд отпадает значительная часть тех стимулов, которые возбуждают в капиталистическом мире дух предприимчивости. Конечно, научные открытия делаются не из корыстных мотивов, а из неугасимого устремления человеческого духа к истине. В изобретениях научный интерес уже отодвигается на задний план, и практические мотивы имеют большее значение. Но непосредственно хозяйственную жизнь двигают ведь не ученые, ни даже изобретатели, – ее двигают организаторы-практики. Их задача состоит не в научных открытиях, не в изобретениях и обычно даже не в практическом использовании последних. Их задача состоит в том, чтобы найти самую удачную комбинацию факторов производства для создания того или другого продукта с наименьшими затратами; она состоит в том, чтобы отыскать новые, более дешевые, или совершенные средства для удовлетворения потребностей или, чтобы наметить вновь назревающую общественную потребность, найти дешевые способы ее удовлетворения. Имея дело в большинстве случаев с материальными потребностями людей, предприниматели не могут сами руководиться идеальными устремлениями – их влечет к деятельности жажда обогащения*37.

((37* Но наперекор этому закону государство обрезало почти все легальные материальные стимулы к эффективной работе советских хозяйственников. Если в капиталистическом обществе у хозяйственника есть мощный стимул – возможность увеличить свой доход в два, десять, сто раз, то советский хозяйственник может рассчитывать самое большее на 20-процентную надбавку. И при огромном риске потерять то немногое, что он уже имеет, у него нет ни малейшего желания проявлять инициативу. Колоссальный ущерб, наносимый этим обстоятельством, общеизвестен.))

Этот интерес в социалистическом обществе отпадает – он противоречит его эгалитарному духу. Но, если бы даже предприимчивость в социалистическом обществе все-таки не заглохла, ей все же трудно было бы добиться каких-нибудь результатов, ввиду полной бюрократизации хозяйственной жизни. Скажут, что социалистическое общество постарается поставить во главе своих предприятий возможно более талантливых организаторов, которые будут с величайшим вниманием относиться ко всем предлагаемым новшествам. Однако ведь и социализм не может гарантировать от непотизма, а отсутствие ценностного учета до крайности затруднит оценку делаемых предложений высшими должностными лицами*38. Но даже при самом удачном замещении высших постов большую опасность представляет то, что каждое новшество должно быть оценено только в определенном месте. И во сколько раз капиталистическое хозяйство является в этом отношении более сильным, благодаря тому, что капиталисты конкурируют друг с другом и их взаимная конкуренция заставляет их с жадностью хвататься за каждую удачную новинку*39. Да и новатор может сам обладать капиталом или может достать кредит для осуществления своей идеи.

((38* Основным критерием ценности советского руководителя является выполнение плана его предприятием. Но именно невозможность отступить от плана и породила фантастический кризис перепроизводства и недопроизводства в советской экономике. Году в 1980-м на страницах «Комсомольской правды» директор одного из колхозов жаловался: «Если бы нам позволили выращивать капусту, мы были бы миллионерами. Но нам планируют выращивать лук, который в наших краях не растет.

А вот пример иного характера. К середине 70-х годов на Подольском механическом заводе скопилось 2 миллиона (!) швейных машин устаревшего образца, тем не менее, план по их производству год от года наращивался. [[Но именно подобную политику проводит Путин в условиях современого кризиса: например, спасая крупными финансовыми вливаниями от краха ВАЗ, он тем самым стимулирует завод к выпуску устаревших автомобилей.]]))

((39* Утверждение политэкономии социализма о том, что «при капитализме научно-технические открытия кладутся, как правило, под сукно», направлено явно не по адресу. Стоит ознакомиться только с материалами, публикуемыми советским журналом «Изобретатель и рационализатор», чтобы увидеть, какие уникальные изобретения замораживаются именно при социализме [[в путинской России с изобретательством по существу покончено]].

Так, невероятных параметров и характеристик бесшатунный двигатель Баландина, изобретенный еще в 30-е годы, не внедрен в производство и поныне! [[И поныне!]]

Двое экономистов-математиков, выпускников московского Института управления рассчитали для транспортного агентства оптимальный план перевозок, позволяющий увеличить прибыль в 10 (!) раз. «Ни в коем случае! – заявил директор, – А если с вами что случится и я не смогу найти вам замену, кто позволит мне вернуться на прежний уровень прибыли?!»...

Случается, что за попытку внедрить свое детище изобретатель попадает даже на скамью подсудимых. В конце 70-х годов двое харьковчан изобрели способ мытья стекол теплиц, позволяющий повысить производительность труда на этой трудоемкой операции раз в сто. Однако никто из хозяйственников не захотел не то что внедрить, но хотя бы испытать на практике новый метод. Тогда изобретатели, назначив себе расценки вдесятеро ниже существовавших [[!]], подрядились на работу в один из крупных совхозов, в результате чего их осудили за... частнопредпринимательскую деятельность.))

Социалистическая организация хозяйства, если бы ей наконец удалось отлиться в устойчивые формы, отличалась бы громадным консерватизмом и инерцией. Ничего, подобного вечно изменчивой хозяйственной жизни капиталистического общества, социалистическое общество не представляло бы.

Если социализм не дает простора для проявления инициативы в сфере производства, то в еще меньшей степени он в состоянии обеспечить свободу в сфере потребления. Уже из того, что социализм организует производство, не руководясь проявлением воли потребителей на рынке, вытекает его тенденция к авторитарному распределению хозяйственных благ. Правда, значительная часть марксистов противопоставляет себя как социалистов в специальном смысле – сторонникам авторитарного распределения хозяйственных благ как коммунистам. Однако можно показать, что между социализмом и коммунизмом, в рассматриваемом смысле, имеется глубокая внутренняя связь. Маркс и Энгельс недаром назвали свой знаменитый манифест коммунистическим, и действенная русская социал-демократическая партия недаром к моменту социального переворота переименовалась в коммунистическую.

Марксисты, не приемлющие коммунизма, представляют себе, что социалистическое государства будет платить своим гражданам за труд бонами, в обмен на которые они могли бы себе свободно выбирать хозяйственные блага. Однако, раз цены устанавливаются независимо от рыночных запросов, то между спросом и предложением не может быть равновесия. На одни хозяйственные блага цены будут слишком низки, и спрос на них превысит предложение, а на другие хозяйственные блага цены будут слишком высоки, и спрос на них отстанет от предложения. Очевидно, что было бы нелепо первые предоставить тем, кто их случайно раньше захватит, а вторые оставить гнить на складах. И те и другие остается авторитарно распределить*40.

((40* Т.е. кто-то должен иметь монополию на распределение общественного продукта. Но, будучи бесконтрольным [[что, кстати, мы имеем и в случае сегодняшней высшей власти в России]], монополист возьмет из общественного котла столько, сколько ему заблагорассудится. И по сравнению с богатством этого монополиста богатство самых состоятельных людей капиталистического общества – капля в море [[при госкапитализме и авторитарном правлении диктатору принадлежит по существу все национальное богатство]]. По этому поводу уместно процитировать Маркса: «Англиканская церковь скорее простит нападки на 9 из 10 ее членов, чем на 1/10 часть ее дохода». Комментарии, как говорится, излишни…))


Могут сказать, что такое несоответствие между спросом и предложением будет только кратковременным, что в последующих производственных циклах производство приспособится к спросу. Однако в капиталистическом обществе. в котором такое приспособление составляет жгучий интерес предпринимателей, равновесие спроса и предложения достигается только путем постоянного и подчас значительного колебания цен. Как же можно надеяться, что гораздо более тяжеловесное социалистическое хозяйство сумеет устанавливать равновесие спроса и предложения при неизменных ценах? Авторитарное распределение хозяйственных благ является, таким образом, необходимой чертой социализма как системы, отрицающей рыночное регулирование цен [[в значительной мере это утверждение верно и в случае госкапитализма]].

В Советской России имелась еще и другая добавочная причина, вынуждавшая скрупулезное распределение хозяйственных благ, – это крайнее истощение страны, в которой средства существования имелись в обрез. Но при сохранении социалистического строя этот порядок распределения пришлось бы сохранить и в том случае, если бы стране удалось выйти из состояния крайнего истощения; только пайки стали бы тогда не столь скудными.

Авторитарное распределение хозяйственных благ отрицает право на свободное удовлетворение потребностей. Авторитарное распределение хозяйственных благ – это значит, что я обязан есть то, пусть прекрасно изготовленное, блюдо, которое мне предлагает наша коммунальная столовая; это значит, что я не вправе выбрать ту мебель, которая мне по душе; это значит, что молодая барышня обязана надеть не ту шляпку, которая ей к лицу.

Но авторитарное распределение хозяйственных благ отрицает свободное удовлетворение не только наших материальных потребностей, но и наших высших духовных потребностей, ибо и они нуждаются в материальном субстрате*41. ((41* К сожалению, этот факт недопонимается даже диссидентами. Более того, многие из них экономическую борьбу считают даже чем-то неприличным. А между тем борьба за духовную, интеллектуальную и политическую свободу без совмещения ее с борьбой экономической, как правило, обречена на неудачу.)) И здесь необходимо подчеркнуть, что тот социализм, который себя от коммунизма отгораживает, будь он даже осуществим, в лучшем случае мог бы обеспечить свободное удовлетворение элементарных потребностей, но никак не высших. Если все печатное дело находится в руках государства, то довольно трудно себе представить, чтобы оно стало печатать интересующие гражданина произведения метафизической философии, когда оно их в лучшем случае считает бесполезными [[*]], или чтобы оно стало строить церкви, когда государственная власть относится к религии отрицательно* (*"Лопай, что дают" – этим лаконическим афоризмом из чеховской "Жалобной книги" С.Струмилин охарактеризовал в конце 1920 года на столбцах "Экономич. Жизни" действовавшую в России систему распределения; тем же чеховским афоризмом я уже три месяца до того охарактеризовал в своем устном докладе коммунистическую систему распределения. Такое поразительное совпадение не только в оценках, но и в способе их выражения двух столь разномыслящих экономистов свидетельствует о том, что указанное изречение и должно было бы красоваться в качестве мотто на увлекательных статьях г. Ларина в защиту натурализации заработной платы и отмены денежного обращения – двух основ системы распределения.)

[[* Бесконтрольная монополия корпорации «Путин и К°» на госбюджет страны по существу исключила из жизни страны либерально-демократическую интеллигенцию, что привело к катастрофической нравственной и интеллектуальной деградации российского общества.]]

Авторитарное распределение хозяйственных благ точно так же, как и бюрократизация хозяйственной жизни, не только ограничивает до крайности свободу граждан, оно понижает также производительность народного хозяйства. Если мы известное количество хозяйственных благ распределим авторитарно среди определенной группы людей, то их потребности будут хуже удовлетворены, чем в том случае, если бы им предоставили возможность свободно распределить эти блага между собою, сообразно своим дифференцированным потребностям*42. Хозяйственные блага являются таковыми, в конце концов, не сами по себе и даже не в меру того, сколько на них затрачено труда, как полагают марксисты, а единственно постольку, поскольку они удовлетворяют наличным потребностям людей. Раз данная организация распределения плохо обеспечивает удовлетворение этих потребностей, то это равнозначительно понижению производительности народного хозяйства*43.

((42* Можно доказать чисто математически, что максимальный эффект отоваривания зарплаты может быть достигнут только при помощи рынка, основанного на ценах, уравновешивающих спрос и предложение. Любое же авторитарное вмешательство в распределение (трудовых доходов!) и обмен снижает их эффективность.

Допустим, вам крайне нужен сюртук и совершенно не нужны сапоги, а другому, напротив, нужны сапоги и не нужен сюртук. Авторитарное распределение может привести к тому, что вам достанутся сапоги, а другому – сюртук, что при рыночном механизме распределения исключается абсолютно.

Исключив из своего исследования само явление ценность, Маркс обрезал себе все пути к пониманию важнейшего социологического факта: в результате обмена происходит возрастание чего-то общественно важного. Этим важным является суммарная общественная ЦЕННОСТЬ товаров, следовательно, и благосостояние общества в целом.))

((43* Установление продажной цены выше той, при которой спрос равен предложению, ведет к затовариванию продукции на складах и, следовательно, к «перепроизводству», т.е. производству ненужных (при данной цене) вещей. Занижение же цены порождает явления дефицита и очередей и ведет к тому, что значительная часть товара попадает в руки не тех покупателей, которые этот товар ценят выше остальных. Только из-за авторитарного ценообразования эффективность использования советским обществом уже произведенных товаров снижается раза в три.))

К этому остается добавить, что наш русский опыт с достаточной ясностью доказал, что авторитарное распределение хозяйственных благ – это самая громоздкая, самая дорогая система распределения, какую себе только можно представить*44.

((44* Как здесь не напомнить утверждение Маркса, что социализм якобы имеет экономическое преимущество перед капитализмом уже в том, что оплата государственных чиновников при социализме будет во много раз ниже, чем при капитализме. Практика показала как раз обратное: число советских чиновников, фактический (с учетом всех привилегий) доход которых в десятки раз превышает среднюю зарплату рабочего и которые к производству ценностей не имеют ни малейшего отношения, исчисляется миллионами (по некоторым данным – 11). Так что советский трудящийся половину своего времени тратит на поддержание баснословно высокого уровня жизни советской элиты.

Труд тех чиновников, функция которых состоит в подавлении элементарных прав человека (в том числе и экономических свобод) следовало бы квалифицировать как общественно вредный.)) [[По словам Л.Млечина, за годы движения страны по пути бесконтрольного путинского госкапитализма число чиновников, занятых участием в распределении «кормушки», почти удвоилось (увеличилось с 1 млн. до 1,8 млн. человек).]]