Штопаем живот или панихида по Голштейну

Да, с нескрываемым разочарованием должен констатировать: Первое апреля не удалось. Моя хитроумная и, как мне казалось, весьма убедительная предсмертная записка ввела в заблуждение всего несколько человек, да и те отнеслись к ней с подозрением. А я-то ожидал веселых танцев бабуинов на своей гранитной плите. Но из бабуинов (ярых противников критики, и в особенности, беспощадной) явился позлорадствовать лишь наивный правдолюб и защитник обездоленных Гэ Голштейн, усмотревший в моем умирании (анонсированном как уход из жизни через передачу виртуального тела другому лицу) мой первый разумный шаг за всю историю моего существования. Вот это, признаться, меня расстроило больше всего: почему-то только такие незамутненные аналитическим сознанием товарищи сохранили замечательное человеческое свойство - доверчивость. У всех прочих оно явно вытеснено подозрительностью. Увы этому веку!

Впрочем, Гольштейн – персонаж одиозный, вызывающий любопытство. Ну, например, с чего бы это обиженные мною писали ему письма с требованием расследовать кто я такой, а пуще запретить мне писать и удалить мои порочащие их честь пасквили. Я вот думаю, раз писали именно ему – значит, он это действительно может? Тогда становится интересно, где же работает означенный Гэ Гольштейн? В редакции сайта или в каких иных структурах?

Но хватит о личности г-на Гольштейна. Взглянем лучше на его феерическое творчество. Как-то раньше я игнорировал этот мощный пласт современной русской литературы, но последних пару дней мне хватило, чтобы погрузиться в него с головой. Оставим в стороне наивные морализаторские сказки нашего героя, которые, несмотря на сюсюкание и виньетки в виде розовых сердечек, все же можно читать детям, - и пробежимся глазами по единственному произведению для взрослых – по роману «Генри и Люцифер, или Девять граммов души».

Начнем с названия. Лично у меня вызвала улыбку мысль о том, как в названии появилась вторая фраза. Если вы не в курсе, то расхожим является мнение, что душа весит двадцать один грамм, хотя эксперименты по взвешиванию в момент смерти или в момент выхода астрального тела дают величины от пяти до сорока грамм. Тем не менее, общим местом стало именно число двадцать один (смотрели фильм Иньярриту?). Почему же у Голштейна девять? Может я и не прав, но забавно думать, что маленький Голштейн, слушая всем известную песню про «...девять граммов в сердце» понимал предлог «в» как указание на «где», а не «куда». Из чего и было выведено массовое число души Гольштейна.

Двигаемся дальше. Рассматриваемый нами роман трактуется автором как современное изложение фаустианы, хотя эпиграф к роману наводит на мысль о другом весьма схожем сюжете: «Комедии» Дантие:

В шестнадцать лет за все дерись,
Ведь в вихрях дерзкого сознания
Дороги жизни ведут ввысь,
В просторы мироздания!

(Помните: «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу»?)

 Итак, сюжет романа бесхитростный: британский аристократ викторианской эпохи сэр Генри встречает на необитаемом острове, где он оказался вследствие кораблекрушения, мающегося от скуки Дьявола в образе человека. Здесь не могу отказать себе в удовольствии и не привести цитату, описывающую момент этой встречи:

«Генри долго бродил по острову и, отчаявшись увидеть хоть одну живую душу, вернулся на то самое место, куда его выбросила буря. И о чудо! На берегу сидел молодой человек и что-то рисовал палочкой на песке. Молодой человек европейской наружности был в костюме Адама, а вокруг пояса как у дикаря были накручены пальмовые листья. На вид ему было тоже лет двадцать пять, он был красив собой с пропорциональным, гибким и сильным телом, а золотые волнистые волосы струились водопадом почти до самых плеч. Генри побежал и остолбенел уже в двух шагах от него».

Последняя фраза – это просто шедевр словесности, почти недостижимый коллегами по цеху, но и все предыдущее (включая костюм Адама с пальмовыми листьями) – блестящий пример кустарного текстописания. Сами понимаете, читать такое можно только для удовлетворения собственного злорадства, поэтому дальше я просто уже бежал глазами по тексту, безответственно пренебрегая утверждением г-на Голштейна, что понять замысел автора можно только посредством вдумчивого чтения. Вдумываться, к сожалению, в романе не во что. Банальные умозрительные построения перемежаются познавательными сведениями экскурсионного характера, почерпнутыми, как я подозреваю, из путеводителей по городам мира:

«Эрмитаж – один из самых великолепных музеев мира» - Г. Голштейн.

Но даже чтение по диагонали не спасает: дальше становится совсем плохо. Сюжет во второй части вырождается в новую, абсолютно неуместную линию. Видимо, у Голштейна во время творческой экзальтации все еще были сильны воспоминания о школе и студенческих годах, а так же, видимо, был он переполнен новыми впечатлениями от работы, поэтому большая половина второй части практически не имеет к основному замыслу никакого отношения, зато она переполнена наивнейшей чушью, как видно, автобиографического характера и удручающе слабыми стихами – что, к моему удивлению, вдруг поразительно напомнило мне стиль и слог Германа Пролла, о котором я писал ранее. Даже манера закавычивать слова, которые этого не требуют, что, кстати, вообще, признак наивной и незрелой литературы (например: уверенной «летящей» походкой). Я даже стал подозревать, не одно ли это лицо. Но нет, все же вряд ли.

В общем, чем дальше, тем стремительнее скользил мой взгляд по строчкам великого романа, - и тем глубже увязал я в этом потоке инфантильного сознания. Множились банальности и глупости, роились штампы и ляпы, и не было света в конце тоннеля. Не выдержала душа критика: бросил я это неблагодарное занятие – читать Голштейна. Зато прочитал весьма развернутую рецензию на роман доброй и умной женщины Майи Андреевой. Ее (рецензию) и рекомендую – вместо романа. Она значительно сильнее, но главное – лаконичнее. Все, что хотелось бы сказать Голштейну, сказала за него Майя. А Голштейну я бы посоветовал продолжать писать сказки: детям они понравятся. Они с Голштейном говорят на одном языке.

И напоследок, оценка: 55 из 55. Рекорд, однако.

1) Графоманство,
2) Однообразие,
3) Бессмысленность,
4) Самолюбование,
5) Неестественность,
6) Глупость,
7) Отсутствие стиля,
8) Банальность,
9) Бездарность,
10) Серость.

Dixi.