Продавец радуги

(К конкурсу на тему "Монохромный мир")

По улицам серого города шёл довольно странный для этой мрачной местности субъект. Яркие рыжие волосы торчали длинными космами из-под широкой зелёной шляпы, нелепая жёлтая куртка и столь же нелепые красные клетчатые штаны были слишком даже для клоуна. Мольберт под мышкой мог бы многое объяснить, но только не здесь. Прохожие шарахались от него, как от чумного и разбегались в разные стороны, что, в общем-то, ни капли не отражалось на его широченной, до ушей, улыбке. Он уже понял, что спрашивать у кого-либо, где находится магазин красок бесполезно, и решил выяснить это самостоятельно.
Он прошёл добрую половину города, прежде чем нашёл такую же серую, как и всё окружающее, вывеску. Зайдя внутрь, он не обнаружил за прилавком ни единой души, и начал с любопытством разглядывать полки. Серая краска для заборов, серая краска для крыш, серая краска для стен, серые детские акварели, серое, серое, серое... Тем не менее, это абсолютно не сказалось на его прекрасном настроении и, когда, наконец, из подсобки вышел хозяин, он приветливо с ним поздоровался. Но, прежде чем он успел что-то спросить, ошалевший лавочник пронзительно засвистел в медный свисток, висевший у него на шее, и закричал, что было мочи:
- Полиция!!! Полиция!!!
Через несколько секунд в двери влетел толстый, запыхавшийся констебль.
- Что...? - слова, при виде этого чуда, застряли у него в горле. Собравшись, наконец, он выдавил, - Сэр, объяснитесь!
Художник удивлённо поднял левую бровь и показал открытые ладони:
- Я всего лишь зашёл купить красок. Я не грабитель...
- К чёрту! - прервал его толстый констебль, - Вижу! Объясните ваш вид!
- В вашем городе не носят шляп?
- В нашем городе, - полицейский уже ревел, - В нашей стране - не носят таких мерзких цветов!!! Откуда вы взялись, сэр?!!!
- Ах, дааа, я мог бы догадаться, - чужак с видом, как будто только что заметил, огляделся вокруг. - И как же вы справляетесь с таким кошмаром?
- Сэр! Ещё слово и вы окажетесь на виселице! Мало того, что в вас нет ничего святого, так вы ещё, я посмотрю, ни сколько этим не смущаетесь! Сию же секунду! Никаких цветов! Только из уважения к тому, что вы - иностранец!
Вспотевший от злости толстяк явно не отдавал себе отчёт в том, что говорил. Как, скажите на милость, можно было сейчас же переодеться?
- Может это понравится вам больше, - странный незнакомец, всё это время ни на мгновение не снимавший с лица улыбку, жестом фокусника достал, буквально из неоткуда, небольшой букет прекрасных полевых цветов, - С уважением вашей очаровательной супруге.
Констебль открыл, было, рот, но замер от неожиданности. Гнев сменился удивлением, удивление - смущением, а вслед за смущением показалось, что он сейчас заплачет.
- Её любимые... - пробормотал он дрогнувшим голосом, - тридцать лет... я не знал чем мог бы...
И, недоговорив, сунул букет за пазуху и пулей вылетел за дверь.
Художник повернулся к хозяину магазина, но объяснять тому уже ничего было не нужно. Он махнул рукой - следуйте за мной - и прошёл в боковую дверь, за которой был вход в подвал…

*  *  *

Старый, давно заброшенный серый дом в центре города к утру оказался выкрашен в ярко-жёлтый цвет, а над входом появилась большая пёстрая вывеска "Продавец радуги". Жители немало были удивлены, увидев на асфальте множество цветных детских рисунков. На многих строениях, помимо простого буйства красок, появились пейзажи и изображения чудных сказочных героев.
Но прежней реакции на лицах горожан не было - они были несказанно счастливы, будто бы вновь вернулись в далёкое, забытое, но бесконечно родное. Даже молодые люди, в жизни не видевшие ничего подобного, были так сильно ошарашены, что даже не смели возмущаться. Окружающее было столь прекрасно, что назвать его неправильным казалось кощунством.
Первые посетители магазина в оцепенении замерли на пороге, разглядывая полки, которые действительно напоминали радугу, но уже через минуту, не сговариваясь, бросились скупать разноцветные стеклянные банки.
Скоро жители довершили начатое чужеземным художником. Да и сами они ни в чём не хотели уступать обновлённому городу – не известно, из каких запасников доставали они припрятанную много лет назад яркую одежду, а те, у кого таковой не было, мазали краской имеющуюся.
Рыжий художник довольно потирал длинный нос – он предполагал, что ему предстоит долгая и трудная работа, а оказалось, что достаточно одной искры, чтобы выпустить наружу пламя, давно томившееся в душах несчастных горожан…

*  *  *


…- Вы с ума сошли! Вы устроили чёрт знает что, а теперь ещё требуете какой-то там карнавал! Я балатируюсь в губернаторы штата, мне не нужны неприятности, - мэр бушевал, - Я давно бы применил полицию, но эти сукины дети присоединились к вашему сумасшествию! Я немедленно звоню в департамент!
- Успокойся, дорогой, тебе нельзя нервничать. На, выпей это, - восхитительная леди, очевидно, его супруга, всё это время стоявшая в стороне, протянула ему стакан с прозрачной жидкостью, - Я уверена, скоро всё проясниться. Не похоже, чтобы этот милый человек был злостным революционером. Тебе нужно отдохнуть, ты обязательно во всём разберёшься завтра.
Мэр залпом опрокинул стакан.
- Не думаю, что это дело терпит отлагательств. Но, похоже, ты права, мне нужно привести мысли в порядок, - и он, качаясь, покинул кабинет через боковую дверь.
- Ну же, спешите! – удивительная пожилая леди повернулась к длинноносому обладателю клетчатых штанов и жёлтой куртки, - Делайте, что задумали. Он проспит до утра, - она кивнула на дверь, - а там я что-нибудь придумаю.
За остаток дня все заработанные на продаже краски деньги были израсходованы на вино и услуги лучших поваров пылающего яркими цветами Олденвилля…

*  *  *

…Среди танцующих он увидел хрупкую невысокую девушку, не спускавшую с него глаз. Её завораживающие движения приковывали внимание всех окружающих мужчин, и наш герой не стал исключением. Обрадовавшись, что их взгляды, наконец-то встретились, девушка выбежала из круга и мгновенно приблизилась к нему.
- Как вас зовут, волшебный странник? – прямо в лоб спросила она.
Он вздрогнул. Странник? Лучше бы она назвала его художник. Ну, хотя, конечно, откуда ей знать это слово.
- Пиф.
- Пиф? – рассмеялась она, - Как того пса?
Господи, так они здесь ещё и мультики смотрят. Или им чёрно-белые комиксы присылают?
- Меня зовут Энн, - представилась девушка, - я дочь мэра. Я просто хотела сказать, что восхищена всем тем, что вы сделали. Я чувствую себя словно в удивительной сказке! Как же я обожаю разноцветный мир!
- Насколько я вижу, юная леди явно родилась после принятия закона – откуда же у вас такая любовь к краскам?
Маленькая Энн поднялась на цыпочки и заговорщицки прошептала ему в самое ухо:
- Я постоянно вижу их во сне, - и, подмигнув, снова весело рассмеялась.
- Да как же это вам удаётся? – Пиф был явно обескуражен, - Насколько я успел изучить местные порядки…
- Может потому, что у меня зелёные глаза? – легким движением Энн вынула серые линзы, бросила их на землю и наступила сверху изящной маленькой ножкой, - Вот так, теперь это уже не нужно! – и, сделав серьёзное лицо, пояснила, – Маме удалось уберечь меня в детстве от операции. Помог один старый врач, тоже тосковавший по прежним порядкам. Оформил все подобающие документы, где-то раздобыл линзы – и вот – никто так ни о чём не догадался!
Пиф удивлённо покачал головой. Да-а, на счёт искры он оказался прав. Ему даже стало немного жаль потраченных усилий.
- Пойдёмте же танцевать! – Энн потянула его за руку, и уже через мгновенье их поглотил весёлый хоровод.
На утро Пиф проснулся на сеновале где-то на окраине. Он смутно, помнил, как Энн вела его ночью, весёлого и пьяного, средь тёмных переулков, как трёхэтажные дома  сменились хозяйственными постройками, как она толкнула его в какой-то сарай и как его вопрос потонул в её страстном поцелуе. Она сейчас мирно сопела рядом и казалась абсолютно счастливой. Пиф недоумённо разглядывал её прекрасное обнажённое, почти совсем детское тело и силился понять, как он, не молодой уже человек,  не смог себя сдержать. «Чертовка, не зря у тебя глаза ведьмы. Сумела таки закружить голову». Но маленькая Энн была столь восхитительна, что он решил – что ж, безумством больше, безумством меньше – праздник должен продолжаться!
Карнавал длился ещё два дня. Мэр, собиравшийся на утро навести порядок, махнул рукой и закрылся в кабинете, опьянённый, очевидно, очередным зельем своей поразительной супруги. Пиф и Энн не расставались ни на минуту. Странный художник дарил городу всё новые и новые краски и за, как и прежде символическую, плату учил жителей создавать радугу своей жизни…

*  *  *

…В предрассветных сумерках из спящего Олденвилля в юго-западном направлении вышел долговязый пёстрый субъект в нелепой шляпе, с мольбертом под мышкой. Он шёл размашистыми шагами, походкой человека, сделавшего нечто большое и важное, и заслужившего право  отдохнуть и наслаждаться твореньем своих рук, но неспособного сидеть на месте, и подгоняемого собственным успехом к новым свершениям.
Он светился какой-то странной радостью, радостью человека, знающего что-то большее о том, о чём, казалось, всем хорошо известно. Он шёл, устремив взгляд вперёд, к одному ему известной цели. Он не смотрел по сторонам, любуясь утренним пейзажем, он прекрасно знал, что, когда город скроется за горизонтом, в стороне его будет ждать небольшой подлесок, с густым кустарником, знал, что от него также будет далеко до главного шоссе, рассчитал, что к тому времени ещё не достаточно рассветёт, чтобы дым был виден постороннему глазу.
Добравшись до места, он нашёл в зарослях заранее вырубленный участок, чтобы огонь не перекинулся на деревья, снял четыре пласта дёрна, под которыми, как и ожидалось, скрывался чёрный чемодан. Сложенные на его место мольберт, рыжий парик, длинный накладной нос и  разноцветную одежду, украшенные сверху зелёной шляпой, были немедленно облиты припасённым для этого бензином и подожжены. Через час, когда о весёлом Пифе напоминал лишь пепел, он заложил кострище дёрном и, одетый теперь в неподходящую для загородных прогулок темную «тройку», вернулся на дорогу  и направился дальше к шоссе.
Как только нога в чёрном лакированном ботинке ступила на край магистрали, перед ней с визгом затормозил такой же чёрный Кадиллак.
Секунда в секунду - по прежнему  строго по плану.
Сидевший на переднем пассажирском сиденьи молодой человек в чёрных очках быстро выскочил и, коротко кивнув: «Господин мэр», распахнул перед ним дверь.


*  *  *

Пифагор Стрейнджер стоял в строгом сером костюме перед огромным зеркалом и поправлял галстук. Радио, между тем, сообщило, что семья мэра Олденвилля была арестована и через несколько часов расстреляна. Двадцать боевых вертолётов полностью сожгли мятежный город, немногие выжившие отправлены в концентрационный лагерь.
Лицо Стрэйнджера не выразило ни каких эмоций. Всё правильно, всё прошло по плану и нужно думать о предстоящих выборах в губернаторы штата, которые после устранения единственного реального соперника превращались в простую формальность.
Он слегка улыбнулся уголком рта лишь когда вспомнил, как ненавидел своих родителей за то, что в детстве, ещё до Закона, они отдали его в художественную школу, и как потом он жестоко с ними за это расквитался. Не думал тогда, что подобное образование может сослужить ему такую службу...
- Господин мэр, - в кабинет вбежал взволнованный секретарь, - Вас настоятельно хотят видеть. Это из столицы, похоже, спецслужбы...
- Мистер Джонс, вы слишком неприлично даёте волю эмоциям. Если хотите в жизни чего-то добиться, и, вообще, остаться у меня на службе - впредь не позволяйте себе подобного.
Он, не спеша, прошёл мимо оторопевшего секретаря и вошёл в приёмный зал. Двое мрачных, совершенно одинаковых, типов стояли перед его столом, как каменные изваяния. Сунув ему под нос удостоверение, один из них, наконец, сказал:
- Господин мэр, нам нужны объяснения.
- Я полностью в вашем распоряжении.
- На почту Вашего города пришла бандероль. В ярко-оранжевом конверте.
- И почему этим не могла заняться местная полиция? Причём здесь контрразведка?
- Адрес, - сухо сказал мрачный тип и достал из-за пазухи злополучный конверт.
"Геттеберг, 14-я авеню, дом 1, Пифагору Стрейнджеру, мэру"
- Вы понимаете, что мы были обязаны его вскрыть?
Мэр чуть кивнул и достал из протянутого конверта фотографию в золочёной рамке. На ней были длинноносый тип с рыжими волосами и в нелепой шляпе и светловолосая зеленоглазая девочка, а за их спинами безумствовал сказочный карнавал. Трясущимися руками мэр перевернул фотографию, и разноцветные буквы поплыли перед его глазами: "Пифу на добрую помять. Я люблю тебя. Твоя маленькая Энн"...