Дождь

Как я люблю дождь! Дожди бывают разные, у каждого – свой характер. Весенний дождик – светлый, сочный, оживляющий; летняя гроза со швырянием песка в лицо и смерчами больше похожа на гнев Божий; осенние дожди долгие, занудные, серые.

Мне 12. После занятий в школе иду в парк. Яркое солнце слепит. Рыхлый подтаявший снег еще лежит меж деревьев. Но весна уже господствует: под коркой снега появились шустрые, как головастики, ручьи. Словно капельки ртути, они стремятся слиться и, получив энергию и силу друг от друга, сформировать поток, который бежит, звеня, по камешкам, шуршит, протекая по прошлогодней листве, и, вымывая в песке дорожки, устремляет мой кораблик к реке, которая бушует, как сварливая жена, вырывая из слабеющих пальцев берега деревья с корнем, дробит их в щепки, если затор пытается усмирить ее гнев, крушит льдины, как тарелки на кухне, и успокаивается, лишь припав к могучей груди отца-моря.
Дождь, как языком эскимо, слизывает проседающие и растворяющиеся сугробы. Они делаются ноздреватыми, как сыр, чернеют, точно обугливаясь от его страстных поцелуев. У напоенных после долгой зимней жажды деревьев вдруг лопаются тугие блузки почек, брызжет зелень, как-то разом поднимается трава, появляются солнечные пятна первоцветов и хочется жить и дышать, упиваться свежестью и молодостью природы.

Мне 23. Лето мы с сынишкой – ему годик – проводим на даче. Спим на большой старой железной кровати на открытой веранде под марлевым пологом. Стемнело. На закате были перистые облака, потом темное чудовище поглотило красное солнце, поднялся сильный ветер отголоском их борьбы. Он будто пытался вымыть фундамент из-под домика на горе и засыпать хутор, лежащий в низине. (После такой стихии двор убирать не нужно – выметен до асфальтовой плотности – ни песчинки, ни перышка.) Мы накрылись одеялом с головой. Верблюжье, теплое, тяжелое, сшитое любящими бабушкиными руками, оно своим телом закрывает нас от непогоды.
Ветер выдохся. На подмогу ему спешит дождь. Хорошо, что веранда большая – влага долетает, иссеченная пологом в мелкую взвесь. Приподнимаю одеяло и при вспышке молнии вижу огромные темные глазенки сына. Он чувствует негодование природы и, вероятно, не может понять, чем вызвал столь сильное проявление гнева. Чтобы было не так страшно, его следует отвлечь.
Ночью по крыше дождик стучит,
Вот потому-то Гошка не спит, -
бодрым голосом перевираю детский стих.
А тучки обидел маленький гром,
Который по тучкам стучал кулаком.
Как, сыночек, стучал? -
и малыш весело сучит ручками и ножками, пытаясь правильно выговорить : ба-бах! Он не боится, ведь рядом мама, которая пока может оградить своего мальчугана от темного страха.

Мне 48. Давно не бегаю по лужам, пытаясь наступить на пузыри, которые уплывают из-под босой ноги, как маленькие инопланетные кораблики-полусферы. Сижу дома, глядя, как серая пелена накрывает сад за окном и уже не разглядеть ничего – все тонет в густой серой мгле, будто мир сузился до моего Ноева ковчега в потопе дождя. Сначала на стекла льет, будто из ведра, потом – из стеклоочистителя, затем капли бегут по стеклу сотнями маленьких змеек – и вот дождь иссяк. Земля напиталась влагой, она захлебнулась и не хочет больше пить. Вода стоит, не впитываясь, холодя ноги. Кот пытается добраться до крыльца по выступающим камешкам и деревяшкам. Остаться сухим не удалось! Нервно дергая хвостом, садится вылизываться. А дождь начинается вновь. Не  такой сильный, но оттого еще более нудный, тоскливый. Упал последний лист. Сад мерзнет, обращенными к небу ветками-руками моля о тепле. Как-то незаметно дождь переходит в снег, пытаясь набросить на тонкие пальчики деревьев пушистые перчатки.
Близится время безвременья – пора одиночества и долгих ночей.