Оправдание

Лиза отворила дверь в квартиру и увидела перед собой букет алых роз.

- Ах, как это изумительно! Спасибо, Миш. Давай, не стой на пороге, проходи.

Михаил являлся давним другом Лизы и одновременно ее тайным поклонником. С самой первой встречи прошло много лет, но Михаил помнил все досконально: каждую мелочь, деталь, каждое ее теплое и шелковистое слово. В тот самый день она подарила ему книжку - первую и последнюю в его жизни. Да, читать он не любил, и даже не по природной глуповатости, а скорее по генетической лени, передававшийся из поколения в поколения. Словно, оправдываясь за свое невежество он каждый раз повторял: "А вот моя бабушка была передовая колхозница, видела самого Ленина, получила бесчисленное количество наград и ведь никаких академий не заканчивала, книжек не читала!" Однако по каким-то неуловимым соображениям подарок Лизы проигнорировать он не мог и бросился в усердную читку - страницу за страницей, главу за главой. Это был Ремарк "Три товарища" - произведение, которое, надо сказать, особо не впечатлило его. Впрочем, Михаил сам по себе не сказать, что тащился от литературы, да и впечатлялся исключительно от жизненных коллизий (искусство интересовала его куда как в меньшей степени). Но название "Три товарища" он запомнил на всю жизнь. Возможно именно поэтому, когда свежим утром, прогуливаясь по чистопрудным улочкам Москвы, он увидел на афише театра "Современник" название спектакля "Три товарища", его даже не посетило сомнение "купить или не купить" билет, будто решение было принято уже заранее, на небесах.

- Лиза, а знаешь, я ведь сегодня не с пустыми руками, - робко проговорил Михаил. Лиза заботливо поставила цветы в вазу и обернулась к нему все с той же душевной теплотой, которую она питала к нему. - Это... Это билеты в театр. Я знаю, что ты очень любишь его.
- А что за спектакль? - с любопытством произнесла она и загадочно улыбнулась.
- Ремарк. "Три товарища" - все также трепетно сказал он.
- Это же прекрасно, Миш! Мое любимое произведение и как ты угадал? Конечно, пойдем! Когда?

- Завтра... - как-то нервно произнес Михаил. На самом деле вопрос "и как ты угадал?" несколько выбил его из колеи, ему однозначно думалось, что Лиза также ясно помнит ту первую встречу, как и он, однако факты говорили обратное. "Что же это? - думалось ему - Душевная тревога? Сердечная боль? Или просто моя врожденная инфантильность? И почему же я решил, что она немедленно вспомнит про свой подарок? Для нее ведь он был всего лишь дружеским даром, дескать, держи вот, почитай, ежели никогда не прикасался к книжному слову. Это точно тебя заинтригует. Да, верно, она сказала "заинтригует"... Хотя что там, книжонка-то совсем не заинтриговала, заинтриговала мысль о ее прочтении, будто прочтении глубин ее души, которые - пусть не целиком, но фрагментарно уж точно, - отражаются в красноречивых предложениях, так искусно сложенных Ремарком".

- Хорошо, договорились, завтра будет наш первый театральный поход, - заулыбалась Лиза. - Ты что стоишь? Проходи на кухню. Ты чай будешь?
- Зеленый с жасмином.

Михаил подошел к книжному шкафу и впал в томительную думу. Взяв с полки первую попавшуюся книгу, он открыл ее на середине и слепо ткнул в одну из строчек - это, можно сказать, был его обряд, этакое гадание по книгам, когда нужно было чем-то себя занять. Строчка была следующая: "...и тогда мальчик осознал, что счастье где-то близко". "Хм... Мальчик, наивный мальчик. Чем ближе счастье, тем жарче страдания. Счастье не возможно без душевных мук, а иначе мы бы ничего не знали о нем. Как инь и янь, добро и зло, мужское и женское - все грани человеческого находят себе пристанище в едином доме. Когда одного из них нет, нет и дома. Счастье... Как бы хотелось его познать - пусть мучительно, пусть неподъемно, со всеми присущими страстями, как приятными, так и режущими плоть - но познать"

- Чай готов! - крикнула Лиза из кухни.

"Какой сказочный голос, - продолжал размышлять он. - такой легкий, парящий. Хотя какой же он сказочный? Нет, сказки - это из средневековья, таинственной и непознанной мистики. Темной и ночной. Лиза же ясна, солнечна, ее красота отчетлива и рельефна. Что уж там, она - греческая богиня, от нее веет античной трагедией, громкой и монументальной, как и все величественное. Ее голос, словно виноград - сладкий, чарующий и искусительный". Михаил присел за стол и взглянул на Лизу: она сидела возле окна, из которого солнце тонкой нитью обвивало ее хрупкую шею, левой рукой мешала сахар, а в правой держала книгу Достоевского. Она молчала и вдумчиво вглядывалась в текст. Пожалуй, это были самые блаженные минуты молчания в его жизни, молчания многословного и красноречивого. Михаил смотрел в ее ранимые глаза, точно стараясь что-либо в них прочесть, однако в зрачках отражался лишь Достоевский. "И почему, и почему я не могу признаться ей в любви? Вероятно потому, что отвергнет меня. Потому что мои никчемные чувства не имеют права на жизнь, они напрасны. Как и напрасны мои надежды. Ну посмотри на нее, в конце концов. Кто ты, а кто она? Ты должен сказать ей большое спасибо, что она рядом с тобой, сидит вот, пьет чай. Дружит уже не первый год, а ведь могла и наплевать на все это. Ой... и что это я заговорил сам с собой..."

- Что-то случилось? - заметив пристальный взгляд Михаила, заботливо сказала она. - Ты не заболел? Какой-то грустный сегодня.
- Нет-нет, все в порядке. Просто очень рад, что завтра впервые схожу в театр. Ты мне все там покажешь и расскажешь, так ведь?
- Ну конечно, Миш. Театр - часть моей жизни. Я вот давеча сходила в "Моссовет" на Сирано де Бержерака и была в полном восторге! Сирано - настоящий романтик и поэт. Какие прекрасные слова изливались из его уст, только послушай, я даже заучила: "Что я скажу? Когда я с вами вместе, Я отыщу десятки слов, В которых смысл на третьем месте, На первом -- вы и на втором -- любовь. Что я скажу? Зачем вам..."
"Зачем мне все это? - продолжал философствовать Михаил. - Как она говорит, это же прелестно! Что я скажу на это сам? Да ничего. Я ничтожество, никто и ничто. Эта девушка достойна лучшего в этом мире, например, этого... как его... Сирано. И действительно, что слова-то попусту пускать на ветер? Все равно полноценного смысла не передать".
- Миш, ты меня слушаешь? - насторожилась Лиза
- Да, да, конечно, Лиза - очнувшись, ответил он. - В общем, спасибо тебе за чай. Пойду я. Тогда до завтра?
- Вне всяких сомнений.

При выходе из кухни Михаил обратил внимание на предмет, стоявший на холодильнике. Возможно, раннее его там не стояло, а возможно он просто его не замечал.

- Ой, что это еще муть?
- Это не муть, это икона, которую недавно купила моя мама.
- Мракобесие... - принебрежительно отвернулся он.
- Не богохульствуй. Это грех.
- По-моему, грех - это веровать во что-то сверхъестественное в этом мире.
Лиза слегка поморщилась и ответила ему во след:
- Для тебя грех, а для кого-то подвиг.

Михаил возвращался домой дождливым мрачным вечером. Непогода разбушевалась не на шутку: гремел гром, яркая молния освящала дорогу, ветхие деревья изгибались от ветра, словно струны природы, рождая, таким образом, мелодию грозы. Михаил, пребывая по обыкновению в унынии и тоске, прикоснувшись с утра к смыслу жизни, но так и не обняв, купил по дороге бутылку с алкоголем. Чтобы забыться и окончательно убежать как можно подальше от суетных природных и человеческих переживаний, как будто слившихся в эту секунду воедино на зло ему, он осушил бутылку буквально за час своих странствий. Пришел в себя Михаил только в метро - в ту самую неловкую минуту, когда в заполненном вагоне все, от стара до млада, стояли на ногах, а он лежал в достаточно нахальной позе и занимал собой сидения для пассажиров. Он резко встал, не помышляя о своей мерзком внешнем виде, и обратился к девушке:

- Садитесь, пжжжалуйста.
- Отойдите от меня! - высокомерно произнесла она.
- Да я и не подхожу особо близко, ик.
- Это возмутительно! - вступился за девушку какой-то мужчина средних лет. - Как можно столько пить! В вашем-то возрасте! Эх, молодежь...

Пристыженный и униженный, Михаил мгновенно выскочил из поезда при первой же остановке. "Что же я? Вызываю отвращение в людях? Пусть я свинья, пусть животное дикое, но почему такой гнев? Впрочем, поделом мне. Сам виноват. Не старайся делать людям хорошо, когда они этого не просят - главное правило жизни. Потому как в противном случае твой хороший поступок повернется изнанкой к тебе и вместо доброго словца получишь заслуженный плевок в физиономию. Так мне и надо. И зачем, зачем я напился? Уже и не помню. А... Лиза. Ах, Лиза. Ангельское создание". Уже было поздно, часы показывали 12. Михаил вышел из метро и медленно пошагал в свой спальный район. Он уже изрядно протрезвел после случившегося и теперь довольно сосредоточенно направлялся к дому, рассматривая окружающую себя со всех сторон темноту. Зайдя в один из переулков, он внезапно услышал детские крики. "Помогите!" - доносилось откуда-то слева. Опешивший Михаил осторожно зашел за угол и увидел ужасающее зрелище: какой-то взрослый мужик насиловал маленького ребенка. Мальчик кричал, вырывался, плакал - словно все человеческие страдания сошлись в его реве. Михаил решительно не знал как повести себя в этой ситуации. "Может убежать и сделать вид, что ничего не видел? Что же мне ввязываться во все это? - руки Михаила задрожали, а крик ребенка усиливался. - И почему? Почему я все это вижу? Одни муки кругом, боль повсюду. Но что? Разве я могу что-то сделать? Только сам себе подпишу приговор!.. Н-нет, нельзя так. Что за вредные мысли! Даже если все это абсурдно, я должен, должен что-то предпринять".

- Отойдите от него - закричал Михаил, подойдя впритык к насильнику.
Мужчина, явно не ожидавший появления постороннего человека, не сразу пришел в себя.
- Что? Ты кто такой? - Насильник встал и сильно толкнул Михаила в сторону. - Вали отсюда, пока цел! А то прибью сейчас!

Михаил, точно потерявший рассудок, взял первое с земли, что попалось под руку - а это была стеклянная бутылка из-под пива, - и в безумстве побежал на насильника. Три тяжелейших удара по голове - после первого бутылка разбилась вдребезги - уложили чудовищного незнакомца на землю. Михаил, будучи не в силах сдержаться, продолжал бить осколками по голове - в результате, кровь растеклась по лицу, будто превратившись в маску. Мальчик продолжал истерично вопить, откуда-то послышались голоса. Совершенно не ориентируясь в происходящем, Михаил бросился прочь из этого зловещего места. "Скорее отсюда, скорее. И забыть... забыть как можно быстрее" - скакали мысли в голове. К слову, в данный момент мысли ни чем не отличались от хозяина: невыразимая боль, бессмыслица, ужас - все влияло на пошатнувшуюся психику. Он бежал как сумасшедший, бежал в никуда, а лучше сказать: убегал, убегал из ниоткуда. Далее все как в тумане... Неясность, безвидность и бесформенность, будто во сне. Впрочем, это и был сон: от сильного переутомления он, словно вытолкнутый на обочину реального, очнулся в тайных глубинах своего бессознательного. Снился ему нищий - затасканный жизнью и гонимый ближними. Убогий, жалкий, но при этом безразличный к окружающим его явлениям, он сидел возле храма и равнодушно смотрел на небо. Собственно, небо ничего не отвечало ему, хотя он ничего и не спрашивал. Нищий как будто хотел что-то разглядеть там, но ему этого не удавалось.

- Что сидишь тут? - спросил его священник, выходящий из храма. - Заходи внутрь. Помолись.
- Нет, спасибо, мне и здесь хорошо. - ответил бедняк, не опуская глаз с неба.
Священник, посмотрев на ясное и безоблачное небо и не узрев там ничего примечательного, подошел к бедолаге и присел рядом.
- А что же ты здесь делаешь?
- Стараюсь не спускать глаз с неба, чтобы не пропустить чего-нибудь важного.
- А что важное ты можешь пропустить?
- Я хочу увидеть Бога.
- Странный ты человек, - слегка возмутился священник. - Если хочешь увидеть Бога, заходи в наш храм.
- Нет, Бог слишком велик для храма, он просто там не поместится.
- Какой же ты чудак! Во храме ты сможешь прикоснуться к таинственному, что связывает всех нас со Всевышним.
- Это все предметы. Да и храм недалеко от них ушел. Я же хочу увидеть самого Бога.
- Послушай, - вспылил разгневанный священник, - если тебе так противен храм Божий, то зачем тогда ты сидишь здесь?
- Потому что за территорией храма Бога тем более нет.

Проснулся Михаил рано утром в холодном, леденящем поту. Его раздирало беспокойство и волнение. "Что же такое произошло вчера? Или позавчера? А может и вовсе неделю назад? Сколько же я спал?" Михаил попытался привстать, чтобы посмотреть в календарь, но, почувствовав слабость, немедленно откинулся назад. "Кажется, сегодня выходной, а значит я один дома. Это хорошо - никто не потревожит". Он было закрыл глаза, чтобы уснуть, но не смог, сон больше не одолевал его. В голове кипели мысли, которые терзали его все с большей и большей силой: "Неужели... неужели я вчера убил человека? Нет, этого не может быть. Я не способен". Михаил, собрав всю энергию своего тела в кулак, резким движением встал с постели и схватился руками за голову. Он еще не мог до конца осознать приключившегося, и отчаяние постепенно пробиралось к его сердцу, наполняя горьким и едким содержанием. Три часа спустя пошатнувшееся сознание Михаила пришло в норму. Он включил интернет и суматошно принялся искать новости дня. Надо сказать, что интернет он использовал исключительно в целях общения и никогда как источник информации, но сегодня ему непременно желалось эту информацию получить. Новостные сайты пестрели непонятными заголовками с неизвестными словами: "15-летняя девочка умерла от лейкемии", "Депутаты приняли закон против эвтаназии", "Задержан московский педофил"... "Нет, все это не то. Лейкемии, эвтаназии, педофилы.. что за непонятные слова!. Где же новость о смерти человека? Просто, че-ло-ве-ка. Может его не нашли? Впрочем, какая разница! Как я посмел? Хотя... Хотя, да, я ведь защитил ребенка. Маленького беззащитного кроху. Если бы не я, то чтобы с ним стало? Может я герой?.. Тьфу, что за мысли? Как много этого "я". Нет, это не я, я не посмел бы. Даже во имя справедливости, во имя человечности - нет. Кто я такой, чтобы судить? А ведь я осудил его... Черт, да, осудил. И приговорил к смерти. Я один, без постороннего совета... А если каждый так будет? Если каждый? Судить что ты не прав в чем-то, судить что другой вор, преступник, грабитель, лжец... Что тогда? Взаимное судилище? Человек человеку волк? Или как это называется?"

Он пошел на кухню и заварил себе крепкий чай. Оглядывая комнату - как будто впервые - Михаил заметил крест, висевший на стене. По всей видимости, этот крест принадлежал маме. "Странно. А я даже не знал о его существовании. Предрассудки, человеческие предрассудки. И у меня дома. Эх... мама". Он сел за стол и достал чистую тетрадку: ему мучительно хотелось высказаться, но никого не было рядом кроме листка бумаги - пожалуй, лучшего собеседника в мире. Михаил, поразмышляв немного, принялся записывать: "Мне бесконечно жаль, что я раньше не догадывался об этом. Теперь приходиться сносить происходящее труднее. Что такое справедливость? С одной стороны, вопрос простой, а с другой - невыносимо тяжкий. Если я всенепременно знаю, что человек преступник, могу ли я... нет... должен ли я наказать преступника? Или мой долг молчать? Стоять в стороне, бездействовать. Нет, как раз бездействие - это несправедливо, а что же тогда справедливо?" Михаил поставил вопросительный знак и вновь посмотрел на крест. "Может справедливо отдаться воле случая? Впрочем, что за мистика?" - подумал он.

Так - изолированно, отрешенно и закрыто - он провел весь день. Часов в одиннадцать вечера он присел у окна и посмотрел на улицу, которая в этот момент не вызывала ничего, кроме отвращения. Ему хотелось запереться в четырех стенах и никого не видеть, но при этом, желательно, слышать. Любой - пусть даже незнакомый - голос. Внезапно раздался телефонный звонок: как показал определитель номера, это была Лиза. "Что такое? Что она хочет? - задумчиво посмотрел Михаил в сторону телефона. "Нет, не может быть. Точно. Как я мог забыть. Дурак!" - он вынул билеты в театр из кармана и опомнился, - "Сегодня. Театральный день. Наш день. Наша встреча. Лиза... ангел, прости. Черт побери, ну как такое могло случиться? Нет, не буду брать трубку, ни за что. И что этот телефон не угомонится? Что за адский звон?" Телефон замолчал и в комнате воцарилась тишина, так необходимая Михаилу. Словно находясь в лихорадке, он упал на пол и лежал неподвижно еще часа два. В этот момент его не занимали мысли об убийце, о Лизе, о чем-либо ином, его вообще ничего не занимало - он как будто пребывал в месте, где нет ни ощущений, ни страстей, ни добра, ни зла. Так он и заснул, крепко, без какого-либо намека на сон.

На следующей день Михаил почувствовал себя бодрым и выспавшимся. Он встал с полу и поспешил на кухню что-нибудь себе приготовить: весь предыдущий день он ни к чему съестному даже не притронулся. Хорошо позавтракав, Михаил принялся читать электронную почту - ему пришло множество писем, в том числе и от одной знакомой обожательницы. "Привет, Миш. Что-то давно ты не выходил на связь. Может встретимся?" Надо сказать, что Михаил любил такие встречи - ни к чему не обязывающие, дружеские, несерьезные. Но сейчас ему решительно этого не хотелось. У него было множество девушек, с которыми он встречался, но ни одна из них не могла заменить Лизу. Да что там - не могла заставить забыть ее, а именно таковы были цели всех этих встреч. В итоге Михаил рано или поздно возвращался обратно к Лизе, а та умилительно спрашивала: "Ну что, опять не сошлись?" И ведь она даже не понимала, что Михаил совершенно не переживал из-за расставания с очередной девушкой - они не нужны были ему, они были лекарствами, не приносящими пользу. Но сейчас, в данную минуту, Михаил понимал, как сильно любит Лизу, и не мог допустить мысли о встрече с другой. "Ах, как был бы я рад встретиться чуть раньше! И правда был бы рад! - рассуждал он, - однако нынче нет желания. Совсем нет. Как будто и не было. Все мысли только о Лизе, о той, ради которой я живу. Лиза..." - он мечтательно закрыл глаза, но вдруг встрепенулся, - "Черт, я же вчера подвел ее. И что теперь будет? Она и раньше не охотно тратила на меня свое драгоценное время, а что же сегодня? Что? Конец, вот что. Больше мне ее не видать, не видать ее ясного личика, ее доброй улыбки, ее чарующих глаз. А как я мог поступить? Взять трубку? И что бы я ответил? Лиза, извини, я не пришел по уважительной причине - вчера я убил человека. Что ты говоришь? Как так получилось? А черт его знает! Настроение у меня было плохое. Все, пока. Да... так и поговорили бы. Все равно один результат - прощай, Лиза".

Окончательно отчаявшись, Михаил вновь перебрался на кухню, где висел крест. Почему-то именно сейчас ему захотелось разглядеть его получше. "Распятый Иисус. Я ведь тебя знаю. И всю вашу религию знаю. Может потому и не верю. Ты пришел, чтобы искупить наши грехи? Да брось, какие грехи! Ни до тебя, ни после человек совсем не менялся. Он всегда был алчным, корыстным, мнительным, эгоистичным. И если ты пришел хоть кого-нибудь спасти, то ты сделал большую ошибку" Михаил сел на стул, продолжая разглядывать крест. "Но со всеми своими недостатками человек, да, пожалуй, именно человек - это самая большая ценность. В этом ты был прав. Мы не имеем права их судить, и никто не может. А что же тогда делать? Как поступать?" Его руки вдруг задрожали, словно память проснулась не только в голове, но и в них. Он встал и начал ходить из стороны в сторону по кухне, не зная что и делать. На улицу ему не хотелось, одна мысль о выходе из квартиры была невыносимой до тошноты. И в то же время Михаил остро чувствовал наступления безумия - еще один день в душной квартире, в этом безлюдном месте он бы не выдержал. "Ни души вокруг. Ни человека рядом. Отчуждение... Вот оно." - думал Михаил. Дыхание его становилось тяжелее, а настроение подавленнее, ладони чрезмерно вспотели и начала кружиться голова. Михаил опять заснул, но не надолго.

Через три часа его разбудил звонок в дверь. Он моментально встал: дрожь пробежала по его телу, а ручьи пота затопили глаза. "Кто бы это мог быть? Родители? Нет, в это время их не должно быть. Они приезжают много позже. Тогда кто? Соседи? Зачем? Может, когда я спал, что-то громко кричал? Может проговорился об убийстве? А если это милиция приехала за мной? Нет, пустое. Пока не проверю, никогда не узнаю". Собравшись с силами, Михаил подошел к двери и пристально посмотрел в глазок: за дверью стояла Лиза.

- Лиза? - словно не поверив в случившееся, спросил Михаил.
- Да, это я, Миш. Привет. Ты откроешь?
- Конечно-конечно. Одну минуточку.

"Откуда? Откуда она? И зачем? Она никогда не приезжала ко мне! Она вообще редко вспоминала меня, только когда я сам обращался с тем или иным предложением. Да и вообще, мы ведь вчера не встретились. Может она хочет попрощаться со мной? Или обругать и бросить" - крутилось в голове Михаила.

- Может чаю? - обратился он, входя на кухню.
- С тобой что-нибудь случилось? - как будто не услышав вопрос, начала Лиза
- Со мной? Да все в порядке.
- Почему ты вчера не пришел? Почему не отвечал? Ты не мог взять так и проигнорировать все. Я тебя знаю, Миш. Что-то ведь произошло?
Михаил глубоко вдохнул в себя воздух, словно собираясь произнести многословную речь, однако выдохнул всего одно слово:
- Ничего.
Лиза посмотрела на него с искренним сожалением, так и не понимая его.
- Послушай, Лиза, - произнес Михаил, - я хочу извиниться. Я действительно не мог. Но причины тут никакой нет. Беспричинно все, понимаешь? Как.. как.. как твоя вера в Бога. Ей же не нужна причина. Ты веришь, потому что веришь, не правда ли? Как Портос говорил: "Я дерусь, потому что я дерусь". И нет тут причины. Я просто не мог. Не мог, пойми, пожалуйста. И...
- Я все понимаю, - прервала его Лиза, - Я так и подумала. Может тебе пойти прогуляться?
- Не знаю, ничего не знаю. Я знаю, что ничего не знаю.
- А другие не знают и этого, как сказал Сократ. - улыбнулась она
"Какая же она милая, добродушная, кроткая, ласковая. - думалось Михаилу, - пришла ко мне, поинтересовалась самочувствием. Это самый лучший человек на земле. Таких, каких еще поискать надобно. Да и все равно ищи, не ищи - не найдешь. Она тут, и больше нигде такой нет".
- Миш, ну я пойду пожалуй, у меня еще встреча запланирована.
- Да-да, разумеется. Я не держу.
Лиза слегка наклонила голову вправо, посмотрев в его глаза, и достала книжку из сумки.
- На возьми, это мой подарок.
- Что это? - удивился Михаил.
- Достоевский. Почитай, один из моих любимых писателей.
- Тогда и моим любимым станет! - приободрился Михаил.

Уголки губ Лизы потянулись вверх, точно к Богу. Она встала и, ничего не ответив, ушла. Михаил проводил ее только глазами, а затем снова впал в думы. Задыхаясь от душной квартиры, он метался из стороны в сторону в поисках подходящего места для остановки, но ничего подходящего не бросалось в глаза. Тогда он сел под крестом и положил перед собой Достоевского. "На улицу не могу, здесь не могу. Все тяготит, тревожит, нескончаемо беспокоит. Все, пора все забыть. Забыть о преступлении, о своих ошибках. Не было ничего, не было. Я спас ребенка - и это много важнее. А теперь вычеркнуть все эти мысли из головы. Ничего не произошло. Единственное, что стоит моей памяти - это Лиза. Да, она. Не важно - хочет она быть со мной или нет, все это незначительно перед главным: она любит меня. Конечно, любит, раз заботится и волнуется. Любит. Точно говорю, что любит. А это главное. И больше ничего не надо. И вспоминать прошлое не надо. Жить только настоящим, сегодняшним"

Он открыл Достоевского и по традиции решил погадать по книжке. Остановившись пальцем на одной из строчек, он прочел ее вслух: "...Тварь ли я дрожащая или право имею..."