Вариации на тему...

3 сентября. Год 2006. 6 часов утра. Воскресенье. Я начинаю пробуждаться по моим биологическим часам. Рассудок пробивается сквозь сон, но мир грез все еще не спешит прощаться.


Над моей головой скрипка изнывает от руки Вивальди. Четыре времени года сменяют один другой. Четыре незабываемых года воскрешают у меня в памяти. Часы поворачиваются вспять...


3 сентября. Год 2005. Я стою на остановке на Кахетинском шоссе. Жду Лиану с Мари. Жду их с нетерпением: я в ужасе от увиденного эпилептического приступа накануне. Они подходят не совсем вовремя. Мы садимся в такси и летим в аэропорт отмечать 3 сентября.


Пока дата эта не получила официального статуса. Сложно назвать ее праздником, но и трагичного ничего она не подразумевает. Просто мы нужны друг другу в этот день, нужны как никогда.


Собрания у Оксаны несут в себе особую, семейную стихию, и семья эта исполнена теплоты и любви. Несмотря на то, что по статистическим показателям она считается неполной, здесь, как ни в какой другой, я чувствовала тоску по своей разрушенной семье, остатками которой я была обделена из-за границ политических, и не только.


Глава семьи, тетя Галя, бабушка Оксаны, зазывает нас за стол и подняв первый тост, открывает вечер. Во второй раз стаканы наполняются, чтобы исполнить незыблемую традицию: воздать дань памяти деда Оксаны. Ни одно мало-мальски значимое событие не исключает этого момента истины, и, наоборот, призвано обратиться к душе этого
человека. Все остальные тосты, искренние и задушевные, но перед его памятью теряют смысл, потому что все давно уже сказано о памяти, преданности и любви. С этой минуты очаг в этой семье возгорается с двойной силой.


Я вспоминаю своего отца. Когда-то я принимала этот мир с его божественным началом, и если Бог действительно имеет два лика, то мужской частью его в детстве моем был мой отец. Я спускаюсь с небес на землю.


Все собравшиеся люди, такие разные и не совсем понятные, герои своих неповторимых историй, сливаются в единое эмоциональное поле. Музыка разливается в крохотном кухонном пространстве, и перетекает в их огромные сердца.


Таким замер во мне этот день. Я снова и снова прокручиваю пластинку с опаскою потерять ценную мелочь. Потом переворачиваю ее. Гитара продолжает играть, и весь хор, меняя тональность, переходит от шансона к репертуару «жизненных» песен, весь глубокий и сложный смысл которого уменьшается в одном крошечном слове «миг».


Хор из зрительной памяти переходит в слуховую, и славное многоголосие отдается мелодичным голосом моей Лианы. Она исполняет один из куплетов, закрыв глаза. Боясь, наверное, выдать вариации на тему своей души.
Как многое вмещает твой чуткий и нежный взгляд.


Однажды Оксана подошла ко мне, и с заговорческой украдкой открыла великую твою тайну. Ничего особенного. Но все, о чем молчится и таится слишком глубоко, становится великим таинством. Интересно, помнила ли его Лиана? Мне и в голову не пришло бы спросить ее, тревожить потаенные глубины ее души.

 
Тот день оказался днем прощаний. Я уехала через неделю. Мне не удалось попрощаться с Оксаной. 3 сентября мы виделись с ней в последний раз. Наверное, поэтому я так часто думаю о ней, как и о том, с кем меня связал этот день, и не могу понять сути совпадений. Возможно, в этом нет ничего сверхъестественного. Придется остановиться именно на этой версии, пока другие мне недоступны.


Если бы Оксане было дано исключительное право участвовать в отборе особей мужского пола в эволюции Дарвина, она оставила бы свой выбор на самцах - интеллектуалах. Господь подарил ей любовь к одному из них. Отсутствие красоты компенсировалось в нем излишеством мужества и силы. Он покорил ее сердце исключительным умом, она - всем, чем может соблазнить умная девушка и тонкая натура.


История их начиналась с телефонных разговоров. Слова Оксаны поначалу передавали не ее личные эмоции, а чувственное восприятие окружающего мира. Завуалированные под образы и суждения, они несли сигналы как в азбуке Морзе, приглушенные волнами второстепенной информации. Дато легко входил в разные дискуссии, и споры не были им чужды. Слова его часто выбирали эмоциональную окраску в ответ на женскую логику своего оппонента.


Неожиданно пустые эмоции, раздутые в свете политических, социальных и культурных течений, лопнули как экономический «баббл». В момент очередной жестокой схватки сердце его перестало стучать умеренно, что-то нарушило стабильность его ритмов, и это что-то исходило от нежного создания, скромной девочки с глубокими идеями и открытым сердцем. Печаль его, скопившая бремя тяжелого детства, испарилась рядом с ее дыханием. Платон торжествовал. Но…


Когда Дато уехал в далекую холодную Россию, оставив неисчислимое количество друзей своих в поддержку Оксане и строго наказав тайно разведывать каждый день ее, берега реки, размытые когда-то любовью, восстановили свое привычное русло, и жизнь покрылась пеленою суеты. Сердце его сначала забилось горестно, потом с упреками к своему хозяину, и молило его набрать ее номер телефона, и произнести тривиальные, но самые необходимые слова.


В Тбилиси время отмерило ровно год, как и во всех городах мира, но именно Тбилисскому государственному институту экономических отношений оно открыло талант экономиста Коровченко Оксаны. Оксана занималась очень усердно. Стол ее был нагроможден учебниками, отксеренным материалом и другими научными догмами. Когда горы литературы достигли уровня окна, жизнь окончательно сузилась в рамках бесконечных знаний. Все, что напоминало о прежней жизни – это телефон, который продолжал гнусно молчать.


Память часто воскрешала минуту их встречи. Тот далекий шумный день вместил в себя много людей знакомы и не очень, и одного незнакомца. Когда в оксановском сознании перестало вмещаться дикое количество веселья, она вышла на балкон. Голова кружилась и сбивала ее с ног, к горлу подступали капризы желудка. Она стала глотать воздух и молить о помощи, потом что-то сбило ее с ног, она готова была рухнуть наземь, но вдруг оказалась подхваченной неведомой силой. От неожиданности она вздрогнула и отскочила от Дато. Смущение велело ей поспешить в комнату, но шаг ее остановился. Он улыбался ей и только ей своей, особой, искренней улыбкой. Глубокий, пронзительный взгляд, сильный незабываемый облик – таким Дато застрял в ней где-то между памятью и биением сердца.


Часам к двум ночи, мозг ее, напичканный научными статьями, начинал инстинктивно склеивать осколки прошлого, собранные из слов, фраз и чувств. Сознание ее смирилось с его отсутствием, и лишь потерянное сердце продолжало посылать сигналы бедствия, и учащать свой ритм в ответ на частые молчания из телефонной трубки.


3 сентября. Год 2004. Первая, кто откликнулась на мое желание поесть пиццу в «Темном», была моя Мари.


Он был где-то в городе, но как всегда был занят. Его я увижу на следующий день. Он подъедет к Вазисубанской дороге, разъединяющей третий и четвертый микрорайоны, выйдет из машины с букетом роз. Мы бесстыдно обнимемся, не замечая проезжающую маршрутку, полную моих соседей; и расстанемся ровно через месяц.
Но сидя в «Темном» и пожирая пиццу, такой сценарий не приходил мне в голову. Хотя, я никогда не задумывалась слишком глубоко о нашем будущем. Возможно, я отказывалась задумываться, потому что однажды согласилась все слепо принять. Даже сейчас, если бы в сотый раз мне суждено было потерять дом, семью и родину, я выбирала бы вновь и вновь мимолетную твою любовь.


Мы веселились, смеялись. Я как всегда дурачилась. Потом смотрела в глаза Мари, моей Мари, моей маленькой Мари с ее строгими нравами и хрупкой душой.
О ком грустили ее глаза? Она, возможно, совершенно случайно отвернула взгляд в сторону двери, но мне показалось, будто кто-то должен был войти и подойти к ней. Кто-то, кого она любила и кто любил ее. Мне так привиделось.


Мари была моей самой первой и дорогой подругой. Меня потянуло к ней еще задолго до нашего с ней знакомства. На первом курсе занятия начались без нее. Каждый день наш куратор заходил в аудиторию, читал список, отмечал отсутствующих, предупреждал о строгом отношении к прогульщикам и курильщикам, и как-то резко менялся тон и даже цвет лица у Жанны Иосифовны, когда она объясняла причину отсутствия Мари Анны Кутателадзе.


В действительности имя ее было Мария, но Мари Анна с ее великим стремлением изменять все и вся вокруг и делать совершенным, точила как грани алмаза серую и бездушную материю вокруг себя, создавая из нее живые и сказочные образы.
Начинала она с себя. Детство ее, вкусненькое и пухленькое, преподнесло ее юности пренеприятный сюрприз: она достигла необъятных размеров. Девочка жила без чувства комплекса, и поэтому ее решение похудеть взрослые восприняли с радостью и сомнением.


Через год она изменилась в совершенство. Друзья проходили и не узнавая ее. Соседи, самые верные болельщики, рассказывали соседям своих родных, как гадкий утенок именно на их глазах превратился в прекрасного лебедя. Первый алмаз был выгравирован.


Марианна шутила часто на буйных посиделках четырех:
«Я зашла в аудиторию и увидела много незнакомых студентов. Все было чужим».
Она зашла как сказка. Оглянула всех пытливым взглядом, и прошла к самой последней парте (от бывшей школы, в которую был перенесен наш институт, нам достались школьные парты), села прямо позади меня.


Я так долго ждала эту единственную. Остальных я изучала все эти две недели и не находила причины с ними познакомиться. Жанна Иосифовна каждый день испытывала мое любопытство: «Марианна Кутателадзе скоро приедет», которое звучало как: «Куратор ждет своего лучшего студента».


Не успела она сесть и осмотреться, как я повернулась к ней.
«Ты повернулась и улыбнулась мне: «Вы Марианна Кутателадзе? Я - Мариэтта. Будем дружить?».
С тех пор мы с тобой неразлучны.




3 сентября. Год 2003. Над городом стоит невыносимая жара. Жители взывают к небесам за помощью. Воздух превратился в особую тяжелую смесь, в котором есть все кроме, соотношения кислорода и водорода.


В небе появляется туча. Путешественница эта, говорят, откуда-то из севера попала сюда. Единственные друзья ее – птицы - иногда поднимаются наведать свою потерявшуюся подругу. А тучка с удовольствием получает новости, иногда она не прочь и посплетничать. Но больше всего ее радуют легкие дуновения ветерка, которые подбрасывают ее то высоко, то совсем опускают к безликим корпусам пригорода, который стоит на высоте озера, самого что ни на есть лакомого кусочка тучки.


Жаль только, натура у тучек непостоянная. Они прилетают ниоткуда и исчезают в никуда, не задерживаясь над городами, даже над столицами. Эта же одиночка оказалась неискушенным туристом. Она останется в поле зрения жителей города целых четыре дня! Она понимает, что является всего лишь гостьей в этом городе, но он ей так нравится, она почти влюбилась в него, и не спешит улетать.


Подхваченная ветром, она парит над склонами обрывов и, подлетая к стае птиц, кружит вместе с ними в воздухе, растворившем все золото мира, впитавшем молодость и страсть. На мгновение ветер замирает, тогда замирает и тучка. Внизу под ней расстилается один из районов столицы. Взгляд ее скользит до домам и улочкам, и вдруг, будто завидев призрак, останавливается над кафешкой, которое уже давно не найти…


У входа в кафе стоит машина. И из нее вышел человек одетый весь в черное. Замедлив на секунды, он посмотрел на небо взглядом синоптика и отметил, что погода собирается измениться: откуда ни возьмись, над городом появились тучи. Предсказав обилие осадков, он вошел внутрь. Официантка кивнула в знак приветствия и минуты спустя, принесла турецкий кофе без пенки. Взгляд его оглянул всех посетителей и завис над картиной напротив.


Мужчина был завсегдатаем в этом местечке. Официантка вышла в соседнюю дверь, через пять минут вошел паренек и направился к нему. Гарик был его подопечным. Славный малый, но ему не хватало мудрости и опыта. Они пожали друг другу руки, но разговор медлил начаться. Взгляд человека в черном все еще блуждал напротив.
Картина представляла собой банальный набор природных излишеств в виде гор, водопадов и пустых скамеечек для влюбленных, которые освещала навязчивая заря. Он подумал, что такому местечку подошли бы авангардные наброски, но никак не пошлый натюрморт, и оглянул еще раз сидящих вокруг.


Кафе заполонило компаниями мужчин разных профессий. Они заняли три стола и оживленно обсуждали ухудшившееся политическое положение в городе: «Этот молокосос, похоже, и вправду позарился на трон Старого Лиса». Делая ставки на исход событий, каждый выступал со своими доводами. Одно было одинаково в суждениях шоферов маршруток, уличных торговцев и хирургов больницы Арамянца: все ждали перемен.


В кафе забрела студентка и села за столик напротив. Ей принесли густо пенившийся турецкий кофе, она достала пачку сигарет и закурила. Взгляд ее поднимается синхронно дыму в потолок и опускается в чашку с кофе. За первой пошла вторая.


Мужчина к тому времени сопит себе в стакан. Потом встает и идет к выходу. Чуть повременив, рука его направилась к ручке машины. На запястье блеснул браслет и безапелляционно изрек: «Все проходит…» Но неожиданно, будто забыв что-то внутри, он поспешил внутрь, направился к ее столику: там уже никого не было.


В пепельнице дымилась не докуренная сигарета. Над столиком висела нелепая картина. Рядом с пепельницей оставался ее телефон. Улыбка тронула его уставшее лицо. Парк со скамеечками озарило золотом зари.


Тучи сгустились, начинало покапывать. Назревало время перемен.

3 сентября. Год 2006. 6 часов утра. Воскресенье. Я проскакиваю четыре временных пространства, и грезы мои истощаются, рассудок пробивается сквозь сон. Скрипка ложится мне на висок и смычок вонзается в кожу. Скрипач падает на пол от моего хлопка, но времена продолжают сменять друг друга…

Над моей комнатой нависает тишина. За тишиною простирается Россия.