1, 5 месяца свободы

Пока ты учишься в школе, обычно за тобой присматривают родители и более-менее корректируют твоё поведение. Позже в ВУЗе или у кого, что там заканчивалось постоянно висит вопрос о "парах"/курсовых/экзаменах. Дальше совсем по взрослому работа/дом/семья. Между школой и всем остальным у меня оказался маленький, но очень памятный фрагмент. Я попал в последний поток студентов СГАУ, которым довелось съездить "на картошку". Вот об этом эпизоде моей жизни хочется вспомнить и рассказать.

После сдачи вступительных экзаменов и обильных переживаний возьмут/не возьмут, наступил глубокий выдох - "взяли". На первом собрании курса было объявлено, что тогда-то и там-то состоится отъезд в колхоз. Я мало, что помню о дне отправления - тонна впечатлений вырубила предохранители восприятия, имхо автобус был серо-голубой.
Немного географии.
Колхоз "Коммунар" и трудовой лагерь "Полёт" расположены в Красноярском районе Самарской области близ деревни Калиновка. Местность там равнинная с обширными перелесками. Из водоёмов - речка Кондурча, километрах в 10-15. Лагерь - пара разбитых на комнатушки бараков, ангар-столовая, баня, кочегарка и здание администрации. Всё это хозяйство стояло на опушке лесочка километра четыре в поперечнике. Сентябрь. Лес уже здорово желтел. Холодало. Дождики шли.

В поле.
На второй день мы пошли "в поле". По идее картошку не нужно было копать как на даче - её трактор уже выкопал. Нужно было лишь собрать её в корзины. Но грунт был такой жидкий, что вывернутая плугом картошка моментально тонула обратно. Когда трактор застрял в третий или четвёртый раз нас всех завернули по хаткам. В общем, шарить в грязи в поисках клубней мне не понравилось. И это был единственный мой "выход в свет".

Новый знакомый.
Наши койки были двухъярусными. Я занимал верхнюю. На нижней оказался белобрысый парень средней комплекции, чем-то похожий на трубадура, из бременских музыкантов. В первое же утро он гордо сообщил, что ночью всех нас, кроме него, девчонки из соседнего барака перемазали помадой. У меня ни на морде, ни на подушке следов косметики не оказалось, и последующие пытки соседок не подтвердили сказанного. Так что приключение осталось бездоказательным. Этого типа звали Евгений. У меня уже был знакомый Евгений и его по неизвестным мне причинам звали "Джон". Имечко было звучное и больше шло этому товарищу. Он был не против (кстати, сильно потом даже его школьные друзья решили, что "Джон" - звучит гордо).

Предложение, от которого невозможно отказаться.
Утром третьего дня нас с Джоном разбудил лидер группы Роберт (по последним сведениям он работает переводчиком в банке толи в Швейцарии, толи сбежал обратно). Роберт сказал: "В кочегарку нужно двух человек. Пойдёте?" Мы с Джоном вспомнили жижу с картошкой, вылезли из-под матрасов, которыми укрывались и хором кивнули. Роберт тут же представил нас начальнику лагеря: "Вот добровольцы. Две штуки". А НачЛаг тут же отвёл нас к месту работ. Когда мы поинтересовались, а кто в кочегарке начальник, дядька выдал офигенную фразу: "Сами решайте, кто из вас будет начальником". Мы с Джоном застыли пораженные величием идеи...

Кочегарка.
Это было кирпичное строение с высоким потолком и окном два на два метра... без рамы. Направо от входа стояла опять же двухъярусная койка. Мы с Джоном основательно подрались по поводу "кто будет на..." а вот уже не помню верху или внизу. Но бились мы на совесть. Кончилось тем, что Джон заехал мне кирзачом в пах и, с перепугу, опустил руки. У меня несколько тормознутая реакция, сперва я разбил ему губы, а уже потом меня согнуло от боли. В общем, я спал наверху.
Главным объектом кочегарки был котёл. Здоровенная ржавая бочка лежащая вдоль. В ней была топка и трубы, по которым компрессор качал воду. Компрессор стоял тут же и работал он непрерывно... и громко. Ещё у нас был стол из перевёрнутого корыта, в котором мешали раствор при строительстве кочегарки, пара табуреток, спионеренных из столовки (мы бы спёрли и стол, но нас спалили) и куча угля высыпанного грузовиком в дыру окна.
Сразу после драки мы провели "благоустройство" т.е. выкинули уголь обратно в окно и забили это чудо архитектурной мысли листом кровельного железа. К несчастью лист оказался гофрированным, а на нижайшую нашу просьбу растерзать пару матрасов на уплотнение НачЛаг дальновидно сказал "Нефиг. Топить начнёте - дышать нечем будет". И он оказался прав.

Ключ на старт!
Пол дня ушло на ознакомление с мат.частью. Поскольку Джон, как выяснилось, вполне реальный бог огня, то он был за главного.
Первым делом мы залили воду в систему и запустили компрессор. Мгновенно с котла сорвало заправочный шланг, и струя воды толщиной в руку упёрлась в потолок, после чего хлынула на пол. С воплем "АЮАТЬ!" Джон сквозь водопад рванул сперва к рубильнику, а потом за него. Ниагара иссякла. Мокрый и стукнутый током Джон посмотрел на озерцо, занимающее 3/4 помещения и глубиной по щиколотку, и с усмешкой изрёк: "теперь у тебя есть персональное Чёрное Море". Когда поверхность водоема успокоилась, то, из-за остатков угля на полу, мы получили роскошное угольно чёрное зеркало. Благодаря многочисленным, но уже не столь эффектным, потопам оно просуществовало вплоть до нашего отъезда.
После того как течь из заправочной горловины была сведена к приемлемым объёмам (ведро за ночь). Была произведена повторная попытка запуска компрессора. К этому моменту уже изрядно стемнело. Где-то через 15 минут задумчивого созерцания стеклянного уровня без воды Джон огорчил нас заключением: "Течёт". Мы вышли под уже яркие звёзды и отправились в обход по баракам. Лица студентов принимали практически одинаковое выражение, когда к ним в хатку вваливались два мрачных (а думаете, нам весело было), перемазанных угольной пылью, ржавчиной и солидолом чёрта и задавали в принципе невинный вопрос "Здрасссьте... У вас вода не течёт?" Когда хатки кончились, а воды так нигде и не потекло, мы совсем задумались. Вот в такой задумчивости мы и влетели всеми четырьмя ногами в лужищу пять на пять метров посреди двора. О нас снова услышали в обоих бараках. Пройдя вверх по течению, мы обнаружили трубу, которая лопнула вдоль метра на полтора. Джон совершил Первый Бессмертный Подвиг: в первом часу ночи он поднял с постели НачЛага и потребовал у него... что бы вы думали? Сварочный трансформатор! Начальник был мужик крепкий. Он, практически молча, выдал безумцу ключ от сарая со всяким барахлом. Вооружившись чудом электрической мысли и электродами, Джон в полной темноте плюхнулся задом в лужу и принялся заваривать рваную трубу. На мой вполне уместный вопрос "может вырубить компрессор?" он промычал из-под маски "Нафиг!" и продолжил шаманить с огнём и металлом. Вода продолжала хлестать. Поскольку Джон, труба и лужа составляли один большой проводник, по которому короткими перебежками проносились толпы электронов, то яркие вспышки ультрафиолета перемежались тем, чего написать здесь я не могу. Через полчаса всё стихло... Ещё через пятнадцать минут котёл и батареи в бараках были полны. Ещё через пять секунд раздался многоголосый вопль щедро политых артезианской водой студентов. Клапана для спуска воздуха из батарей мы закрывали в очень напряжённой обстановке...

Зажигание.
Когда водные процедуры завершились, мы, сопровождаемые весьма содержательным бурчанием непросыхающих студентов, скрылись в кочегарке и приступили к огненному колдуйству. Запасенные дрова погрузили в топку, запалили и накидали угля выковырянного из груды под окном. Собственно этот процесс прошёл без эксцессов. В детстве я топил домашнюю печку, но масштаб не тот... Налюбовавшись на раскалённые угли, я закрыл топку и написал на дверце мелом Welcome to Hell. Увидев сие творение, мой напарник широко улыбнулся, медленно покивал и подтвердил "Ееее!" Опасаясь недостойного поведения системы, спали по очереди. С целью просушить мокрые ботинки я открыл дверцу пекла и, устроившись на табурете, уложил ноги на порог топки. Блаженное тепло разлилось по окоченевшему организму. Все мои системы возликовали и вырубились. Проснулся я от грохота в дверь.  Это был всего лишь НачЛаг, зашедший с утра пораньше выяснить, как идёт процесс. Я спрыгнул к двери, выдернул щеколду и... почувствовал дикую боль в ногах. С воплем я начал скакать по хате. И только когда мои ноги с шипением погрузились в "чёрное море" я смог объяснить офигевшему дядьке: "заснул ногами в топку". И продемонстрировал расплавленную подошву.
 
Энергетический кризис в мелком масштабе.
Как оказалось "уголь" предназначенный для топки котла являлся мелкой крошкой и пылью, которая намокла, и гореть отказывалась наотрез. Мы взяли в сарае пилу "зуб-через-один" и топор "обух-пополам" (его Джон заварил с помощью того же трансформатора) и пошли в лес. В лесу было красиво. Солнце искрилось в каплях росы, дождя и тумана. На лужайках то и дело появлялись радуги. Звенела капель. Небо отражалось в лужах на дороге. И пока мы пытались найти что-нибудь сухое, промокли до нитки. В конце концов, нашли средних размеров дубок, и пила наша стала зуб-через-два. Выдрав с корнем лесного пенсионера, мы топором сложили его пополам и в таком виде упихали в топку. Пока волокли, отчаянно сопротивляющееся растение мимо бани, Джон сделал открытие, по сравнению с которым открытие ядерного распада - негромкий пшик. Рядом с баней обнаружилась слегка размытая груда бурого угля в идеальных брикетиках. Первая мысль была поменять дуб на брикеты, но потом светлые чувства восторжествовали... мы пришли, когда стемнело. Бурый уголь в брикетах это ВЕСЧЬ! Шесть кирпичей уложенных в топке колодцем позволяют спать всю ночь, не отвлекаясь на подкладывание и ворошение дров, ради которого таки приходится просыпаться. Немудрено, что через пару дней состоялся бурный и не плодотворный разговор с таким же чумазым, как и мы банщиком. Его праведный гнев, по поводу изрядно подтаявшей кучи угля, был встречен предложением пойти на... поиски дров. Подошедший на кошачий ор НачЛаг поинтересовался, чем собственно нас не устраивает антрацит, сваленный под окном кочегарки? Выслушав наши отзывы о качестве этого псевдотоплива, он принял соломоново решение. Ежедневно шесть человек будут обеспечивать нас дровами. Когда об этом узнали первые шестеро добровольцев, они дико обрадовались (им тоже не хотелось удить картошку). Гений человека, помноженный на лень - вот она основа всего. Ребята решили, что мотаться весь день по сырому лесу - не модно, а любое дерево в горизонтальном положении есть дрова. И приволокли к кочегарке свежайшую сосну в обхват толщиной. Следом за счастливыми, пахнущими смолой и хвоей лесорубами пришёл лесник... Его разговор с НачЛагом выходит за рамки моего повествования, тем более что даже спустя пятнадцать лет смысл некоторых оборотов ускользает от меня. После продолжительных дебатов нам было объявлено, что отныне переводить деревья в горизонтальное положение воспрещается. Это ценное указание было уже излишним - на красавицу сосну ушли последние зубья пилы. Дабы не травмировать нежную лесническую душу, мы отправились в лес вместе с незадачливыми убийцами кремлёвского неприкосновенного запаса ёлок. Под нашим мудрым руководством народ собрал весь валежник в радиусе двух километров. В общем, дров и после нашего отбытия оставалось немеряно.

Баня.
Вообще баня это неплохо. Особенно это неплохо когда ты выглядишь, пахнешь и чувствуешь себя как печеная картошка. Баня всем полагалась раз в неделю, а нам, как самым чумазым хоть каждый день (к великому ворчанию банщика который нас ПОМНИЛ). Кода мы почувствовали что "пора", то присоединились всё к той же ватаге, с которой шарились по лесу в поисках дров. Предвкушая все прелести горячего мытия, мы скинули в предбаннике шмотки и, вооружившись мылом и мочалками, ломанулись в моечную. Откинув брезентовый полог, заменявший дверь, Джон (а он опять полез "поперёд батьки") замер на пороге, да ещё лапами в косяк упёрся. Голая толпа неприлично спрессовалась у него за спиной. Нет, вы не подумайте... С ориентацией у Джона всё нормально. Просто посреди бани стоял козёл. Да нет... Не тот... Электрический козёл. Асбестовая труба с намотанной на неё спиралью от утюга. К концам спирали была прикручена обычная (неизолированная) проволока, которая внимательно, не пропустив ни одной лужи на полу, тянулась в розетку. ИМХО это была изысканная месть злобного банщика. У весей нашей оравы, эротично торчащей в дверях, от такого зрелища в заду дыханье спёрло. И тут Джон совершил Второй Бессмертный Подвиг. Взяв на полочке относительно сухую рукавицу, он старательно обошел лужи и выдернул, слегка сверкнувшие, проволоки из розетки. Облегчённо выдохнув, немытая братия таки ввалилась в баню. Больше мы с Джоном туда не ходили. А то мало ли...

Последняя дыра...
Вы знаете, что сырое дерево разгорается хуже чем сухое, но уж если разгорелось, то жару даёт больше? Я убедился в этом на практике.
Работа в котельной имела огромный плюс. Он выглядел, как обычный кран и был приварен в нижней части котла. По идее открывать его стоило только при сливе воды... Ага, сейчас! А сажу-копоть смывать? Баня то - место страшное. А постирушки? Тот день начался как "банный". Сперва мы перестирали своё барахло, потом соскребли с себя лишний мусор. И, довольные, сели чаёвничать. Шмотки висели под потолком на верёвочках. Как бы сохли. Для ускорения этого процесса в топку запихали половину той самой сосны, которую оплакивал несчастный лесник. По уверениям Джона это должно было здорово поднять температуру. Не наврал. Было очень тепло. Даже жарко. По заведённой традиции Джон скользнул взглядом по уровню воды в котле. Он был пуст... Джон подошел поближе и постучал по котлу. Воды оставалось на донышке. А сосна в топке полыхала вовсю. Услышав вопль напарника "Аюать! Щас котёл нах спалим!!!" Я распахнул зёв топки и одним махом вылил туда ведро воды. Вы читали "Таинственный остров" Жюля Верна? Я читал. Но как-то запамятовал. Там, на последних страницах, очень ярко описано как взрываются острова, если в вулкан впадает море. Эффект был идентичный... Хвала создателю котла - он не поскупился на заклёпки. Очевидно, неизвестный мудрец предполагал моё рождение загодя. Лишь благодаря его предусмотрительности котёл не разлетелся. Вместо этого он с грохотом, дымом и паром выплюнул в меня, в Джона, в наши койки и вообще наружу всё содержимое топки. Чёрный Джон поковырял резиновые прокладки котла, сверкнул негритянской улыбкой и радостно сообщил - "В самый раз успели..." А на верёвочках по-прежнему сохли шмотки, позади которых на стенах появились светлые пятна в форме маек, рубашек и т.д. Хиросима на оборот, блин. Снова был ночной обход жилых бараков в поисках сбежавшей подлянки воды и снова с тем же результатом. Осмотрев, недавний шов на трубе, мы убедились, что с ним всё в порядке. В нескольких метрах от котельной мы нашли колодец вклинь полный нашей воды. С воплем "Аааа, пробку сливную выбило!" Джон уже практически бултыхнулся в яму, но я поймал его за фуфайку. Джон вопросительно взглянул на меня. Я молча сунул в воду палец... и очень быстро высунул обратно. Джон проделал туже процедуру... В колодце был лучший кипяток за всю нашу колхозную жизнь.

Распорядок дня.
Когда все излишние отверстия в системе отопления были заделаны, а приток дров стабилизировался, наша котельная вышла таки на штатный режим работы. Выглядел он так...
Где-то перед закатом наступало утро. Мы вываливались из коек и, наскоро смыв с мордочек остатки сновидений, запускали компрессор, качающий воду. Потом разжигали дрова, с вечера, заложенные в топку. И начинали бездельничать, лишь иногда вороша дрова в топке трёхметровым стальным багром, который был у нас как кочерга. Как-то нам на одну ночь дали какую-то книжку... Мы читали её одновременно, переворачивая страницы по команде. Что за книжка была, не вспомню даже под пытками. Часа в два дня (ночи) первая партия дров улетала в трубу, обратившись в пепел. Мы входили во двор и по очереди кололи дрова на радость едва заснувшим ковырятелям картошки, администрации лагеря и, по слухам, даже леснику. Ночью-то в лесу типа тихо... Джон придумал лишь ему доступный способ разделки древесины. Он подпрыгивал на пол метра вверх с нашим варёным томагавком и в пикировании с резким (и громким) ХА!!! обрушивался на несчастное полено. Было хреново видно, но, по-моему, деревяшка трескалась скорее от ужаса. Многие хотели спать, но, увидев в свете, единственного на весь лагерь, тусклого фонаря скачущего вокруг поленицы и душераздирающе "хакающего" Джона с топором в лапах, понимали, что теперь заснуть всё равно не смогут, так чего зря рисковать. Так проходила ночь. На рассвете, когда дрова прогорали, а не выспашиеся студенты отправлялись в поле, мы вырубали компрессор, запихивали дрова в топку и ложились спать. Солнце вставало. Наступала ночь.

О еде.
В принципе мы питались. Правда никаких сил, вылезти из кровати, и пойти в столовку не было. Если ночью (когда все остальные люди обедали) получалось проснуться и выползти в социум, то удавалось спереть в столовке нарезанную буханку хлеба. Сухари мы сушили на листе железа лежащем на котле. Кроме этого был тростниковый кубинский сахар (дай Бог здоровья старине Фидэлю) и какао с чаем. Так мы жили с неделю. Потом меня поймал с поличным (т.е. с буханкой) какой-то ретивый упырь из хозвзвода. Хозяйственный взвод это такой специальный коллектив, у них у всех есть медицинские книжки, в которых (по-видимому) написано, что хлеб можно есть исключительно на территории столовой. Исполненный ответственностью за судьбы всей вселенной и меня в частности жрец лагерной кормушки вежливо поинтересовался не охренел-ли я? "Да, а что?"- таков был мой гордый ответ, ибо и на моих плечах лежит вселенная. Я вновь встретился с НачЛагом. Вот ведь умный мужик! Он СПРОСИЛ! "А чего внутри не ешь?" На что я отвел "дык мы ж ночью едим..." И он сразу всё понял. Он привёл нас (меня и разбуженного Джона) прямо на кухню и спросил у очаровательной (а как назвать девушку, если у неё сорокалитровая кастрюля гречки с подливкой?) девушки осталась ли еда? До фига! - ответствовала фея половника и указала на кастрюляку. Вот два раздолбая, - потряс нами НачЛаг, - покормите их сейчас и потом как приходить будут. Жизнь совсем наладилась.

Эзотерика и дискотека.
В ту пору я, как раз, начитался "Розы мира" Даниила Андреева и того, что написал Карлос Кастанеда. Джон уже во всю практиковал Папюса. Он нацарапал на стене над койкой какое-то изречение на латыни, а я изобразил чёрного кота. Да ещё надпись на топке. В общем атмосферка та ещё.
И тут в наш лагерь приехала институтская дискотека. Именно приехала. Это был бортовой ЗиЛ, в кузове которого стояли привинченные и законтренные (ВУЗ-то аэрокосмический не хухры-мухры) колонки в полтора человеческих роста и всякая звукоснимающая и усиливающая фигня. Дополнялось сие железо парой "цветомузык" на базе светофоров. Заправлял этим горластым хозяйством "ди-джей". Долговязый чувак с белёсыми жидкими патлами до плеч болтался по лагерю в ожидании часа "Ч". Столь важного человека население лагеря приняло как дорогого гостя. И, уже сильно покачиваясь, каким-то лихом одноглазым это чудо забрело в наше гнездо. Очевидно, он тоже чего-то читал или видел. Первое что он узрел, была надпись на топке. Ди-джей замер, икнул и повернулся ко мне, валяющемуся на койке. Он хотел что-то спросить, но заметил надпись на стене. Наверно это был последний ди-джей знающий латынь. Он немного присел. Потом ещё присел и оказался на табурете. С укором в голосе поинтересовался "в курсе ли я ЧТО тут написано?" Я честно признался, что понятия не имею, но автор утверждал, якобы это изгоняет демонов. Чудак устремил к небу указательный палец и страшным назидательным шёпотом пополам с самогонными парами выдал: изгнать демона, можно лишь призвав ещё большего демона! Затем он повернул руку ладонью вверх и спросил, что я на ней вижу? Поскольку я нифига не видел, а обижать хорошего человека не хотелось, я принюхался и пошутил "Стакан!" "Не стакан, а Золотой Сосуд!" Я чуть с кровати не свалился. Но тут пришёл Джон. Они чуток пообщались про демонов, и ди-джей свалил. Очевидно, до своей дискотеки он добрался в целости, так как часов в семь вечера загрохотало и засверкало. ИМХО от той какофонии Доктора Албана с Шевчуком в Калиновке не только коровы, но и лесник доиться перестали. Потерпев пару часов, жалкие потуги нашего компрессора переорать дискотеку, Джон полез под кровать и нашарил там электрод. На мой немой вопрос "нажига?" он пояснил, что к компрессору он уже привык, а этого ди-джея первый раз видит. Подумал и добавил "и в последний". Он старательно обухом топора обстучал с электрода обмазку и вышел. По началу моя детская психика советовала не ходить, но любопытство засунуло ей в пасть носки, и я тоже вышел на улицу. В трёхцветных бликах светофоров вокруг орущего грузовика скакала толпа народа в фуфайках и кирзачах. Барышни были в кроссовках. Мне сразу вспомнилось "народное техно" Б. Титомира. Джон с электродом в руке стоял в стороне и наблюдал. Я подошёл поближе и поинтересовался как ему этот шабаш. Ты ещё шабаша не видел! - хмыкнул Джон и швырнул электрод в темноту. Последовавшая вспышка осветила питавший (до этого) электричеством весь лагерь трансформатор. Защитные реле умной машинки сработали тик-так, и на нас рухнула первобытная тишина. От величия идеи умолк даже наш домашний зверёк компрессор.
- И что?
- И всё...
И мы пошли пить чай с сухарями.

Фауна.
В лесу жила фауна. Ещё в процессе поиска дров мы наблюдали пару каких-то косуль, промчавшихся мимо нас на форсаже. Собственно кроме них я больше никого не встретил. Джону везло больше. Как-то он выбрался наружу за какой-то надобностью и вернулся через час, что было нехарактерно. Едва показавшись в дверях, он приложил палец к губам и поманил меня рукой. Я подошёл и выглянул на улицу. В светлом круге под фонарём стоял какой-то зверь и чего-то жевал. Услышав нашу возню, зверь мигом скрылся в темноте.
- Собака? - уточнил я.
- Сам ты собака! Это лиса! Я её сухарями кормил!
А что... С него станется.
В следующий раз Джон отправился высыпать мусорное ведро и вернулся раза в четыре быстрее, чем обычно. Он влетел в кочегарку и закрыл дверь на щеколду. Я поинтересовался:
- А ведро ты лисе оставил?
- Не а... Ответил Джон. И поведал кошмарную историю. Мусорка у нас располагалась сразу за ангаром-столовкой, и хозвзвод регулярно наполнял эту яму объедками. Вот туда Джон и отправился сильно за полночь. Он перевернул ведро над ямой, вытряхнул его содержимое и как все нормальные люди глянул вниз. Из кучи мусора высунулся пятак размером (по словам Джона) в две ладони и громко недовольно хрюкнул. От неожиданности Джон выпустил ведро, которое со всего маху шарахнуло по этому пятаку. Ведро полетело в одну сторону, Джон в другую, а кабан в третью. После этого вопрос "куда исчезают объедки из ямы?" был закрыт. Сплющенное ведро мы нашли утром.

Пиротехника.
Исследуя окрестности лагеря, Джон обнаружил пару брошенных на обочине дороги мешков с каким-то кристаллическим веществом.
- Селитра! - обрадовался он. Аммиачная... - уточнил слизнув с ладони пару кристалликов.
- А нафига она нам? - поинтересовался я.
- Дымовуху сделаем!
В школьные годы мы баловались дымовушками из линеек, но селитра... Хм...
Следующие два часа мы шарились по лагерю, собирая всю бумагу, какая попадалась на глаза. Содержимое бараков начало подозревать нас в злостной диарее, но всё было хитрее. Раздобыв, помимо кипы газет и рулона туалетной бумаги, стеклянную банку  на два литра (в которой, как позже выяснилось, всё те же дровосеки пытались заваривать коноплю), Джон занялся алхимией. Он высыпал в банку столько селитры, что она перестала растворяться. Банка при этом покрылась толстым слоем льда и примёрзла к столу. Затем газеты, порванные на полосы сантиметров десять шириной, сворачивались и макались в адское зелье. Моей задачей было развешивать их на просушку. Джон решил ускорить процесс и начал совать мокрую бумагу в топку. Первый же лист он "передержал". Вся полоса в его пальцах разом вспыхнула. Он едва успел отдёрнуть руку. Выбрали промежуточный вариант - полосы клали на котел, и они высыхали где-то за полчаса. Затем мы их сворачивали на манер сигар, только гораздо плотнее (опять же долгих лет почтенному Фидэлю). Получались рулончики в два пальца толщиной. Веселее всего получилось с туалетной бумагой - внешний её вид практически не изменился, только лёгкий налёт соли намекал на колдуйство. Когда первая "сигара" была готова, мы вышли на улицу. Джон запалил свою пиротехнику, которая ответила ему зловещим шипением. Сбив пламя, он швырнул её в космос. В безветренном воздухе повисла плотная дымная дуга. Шашка не успела толком приземлиться, а Джон схватил её снова и швырнул обратно. Так он и скакал туда-сюда. В свете фонаря беседка из дыма с довольным Джоном посередине выглядела инфернально. Как выяснилось практически сразу же, НачЛаг был сходного мнения... Выйдя в круг света, он поинтересовался, что за зловонную хрень мы разбрасываем среди ночи по лагерю? Естественно ничего толком объяснить у нас не получилось, а потому "фейерверк" прикрыли... сапогом. Мы не расстроились. У нас был ещё километр таких штук. Что с ним делать, кроме как швырять в жилые бараки мы никак не могли придумать. Думаете - идиоты? А зря! Однажды к нам влетела палка копчёной колбасы в натянутом на неё презервативе (ох уж мне этот банщик... или лесник?). Как-то смолистые дровосеки предложили мне "чай" в той самой двухлитровой банке. Они долго ржали над моей вытянутой мордой. Не люблю я этого... Поэтому и "конфисковал" банку по первому позыву. В разгар розыска посуды я заявился в их каморку. В одной руке я держал вожделенную банку, а в другой (за спиной) дымовую шашку с горящим фитилём. Я молча поставил на стол тару и засунул в неё пиротехнику. Быстро отскочив за дверь, я наблюдал такую картину. Поскольку никто из присутствующих не был в курсе, что это за хрень, то повисла долгая полусекундная пауза. Затем случилось несколько движений слившихся в одно единое. Чел, сидевший за столом, оттолкнулся от него руками, и, вместе со стулом, рухнул спиной на пол. Услышав грохот, все глянули на стол. Фитиль догорал. Парни на верхних койках спрятали головы один под подушку, а второй под гитару. Тот, что лежал на нижней койке, стремительным поворотом рухнул с неё на пол и тут же закатился под койку. Остальные рванули к двери, где стоял улыбающийся я. Больше конопляного чаю с колбасой в эротичной упаковке нам не предлагали...

И снова фауна.
В любом человеческом поселении имеется это ароматное строение. Туалет типа "сортир" - первый признак цивилизации. Была такая радость и в нашем лагере. Исходя из идеи свежего воздуха, стоял наш "домик для медитаций" несколько на отшибе, в лесу. В тёмное время суток там происходили забавные случаи. Так, например, зашёл туда один товарищ по малой нужде. Темень непроглядная. По памяти пристроился к заветному отверстию и... ЭЭЭЭ!!! сказал другой товарищ, который пристроился на этом самом отверстии в связи с большой нуждой двумя минутами ранее. Весёлое, в общем, было место. И вот на это веселье под крышей сортира решили устроить себе гнездо шершни. Знаете шершней? Это ну очень большой (пять-семь сантиметров) полосатый мух. Я точно знаю, что брезентовая двухслойная рукавица отнюдь не преграда для его жала, и с одного удара тварюшку раздавить удаётся далеко не каждому. Гнездо шершней - футбольный мяч из сот. И в колонии этих насекомых штук сто. Такая фигня завелась в милому нашему сердцу строению. Ну, студенты -  народ неприхотливый, сразу же перенесли сортир на остальную территорию лагеря. На Руси есть поговорка: Пока жареный мужик в жопу не клюнет - горбатый петух не перекрестится. Трагедия разыгралась через несколько дней. По утру, т.е. едва заснули, нас с Джоном разбудили крики и шум со стороны административного здания, где располагался и медпункт. Ну, правильно! Нашёлся один идеалист... Я понимаю залезть в сортир с шершнями, и быть ужаленным это нормально. Но быть ужаленным ТУДА! Мне стрёмно представить, что он хотел учинить с застенчивой сикарашкой. Вот вы смеётесь, а, по свидетельству медички, пострадавшее достоинство распухло втрое! И ладно бы в длину, - сокрушалась сердобольная женщина, - а то ведь распух как мячик, ноги не свести. И как его в машину грузить? Несчастный даже сказать ничего не мог, лишь поскуливал на одной ноте. Так его и увезли в город.
НачЛаг был не из тех людей, что прощают такие обиды. Да и за перерасход студентов с него спросят. Было решено злостную насекомую извести. Решить то просто, а как? Вот тут то он и вспомнил про нашу пиротехнику. Нам с Джоном было приказано выполнить "зачистку особо важного стратегического объекта от неприятеля". На применение химического оружия дали официальное "добро". Добровольца нашли быстро, им оказался тот самый парень, который лихо ныкался под кровать. Его укутали второй фуфайкой и рукавицами, дали в руки шест, с примотанной на него шашкой и отправили на Бессмертный Подвиг. Потом эту сцену использовал в своём шедевре Питер Джексон, ну когда берсерк с факелом ломится в канализацию под Хельмовой Падью. Вот также с криком "ААААА СЦУКИ!!!" (я так и не понял - это он про нас или про шершней? хотя одно другому не мешает) ринулся в сортир. Как позже показала (чуть не сказал "расшифровка чёрных ящиков") реконструкция "битвы при Калиновском сортире" ему удалось вонзить дымящую шашку прямо в гнездо страшных тварей. Свершив сие великое деяние, он столь же стремительно ретировался за наши спины. И в дверь туалета полетели оставшиеся дымовые шашки. Когда дым заволок не только злосчастный домик, но окрестности, шершни начали падать на пол. Звук при этом был похож на падение среднего яблока на дощатую крышу. Как только стало возможно восстановить дыхание и хоть что-то разглядеть мы смело ворвались в сортир. Мама дорогая!!! Там всё было злым, полосатым и ползало. Но не летало! Мы топтали шершней так, что сортир едва не провалился в собственную яму. Гнездо мы спалили в топке. Прошло 16 лет, а я до сих пор жалею ещё мягких шершней пытавшихся из него выползти. Но, a la guerre comme a la guerre. В общем, радуйтесь, крестьяне, мы - победили. Гадьте спокойно.

Первый поход на кладбище.
К концу сентября по лагерю прошёл слух, что рядом, за лесом есть старое, заброшенное кладбище. С детства люблю кладбища. Помню, что второй раз в жизни меня потеряли именно на кладбище. Так вот мне стало интересно. Джона кладбище не интриговало ничуть. Но, кто-то брякнул, что там есть яблоня-ранетка, увешанная плодами, по самое не хочу. В общем, мы отправились в поход. На поверку оказалось что "рядом" это километров пять-семь. Но "тридцать километров - не крюк для бешеной козы"! Я как-то автоматически запоминал дорогу. От опушки полкило по кустам, по дороге на право до поворота, от поворота напрямик через поле до охеренной скирды размером с Титаник, за скирдой мерах в двадцати - кладбище. Так и дошли. И правда, среди заросших могилок и поваленных деревянных крестов стояла большая яблоня. Её ветви склонились до самой земли под весом мелких, но очень сладких и душистых яблочек. Наевшись и набив ими, карманы с пакетами мы обошли кладбище. Самая старая надпись обнаруженная на памятнике относилась к началу двадцатого (тогда текущего) века, самая поздняя к пятьдесят седьмому году. За кладбищем мы увидели то, что осталось от деревни: два ряда заросших травой холмиков, которые когда-то были избами. Как спустя много (десять) лет я узнал от местного батюшки - деревня была разогнана согласно инициативе Н.С.Хрущёва "о сокращении личного сельского хозяйства", была такая шиза в нашей экспериментальной державе. Эх... сейчас бы мне на те холмики, да с детектором... Ну да ладно - там своих землекопов немеряно. Прогулявшись по тому, что когда-то являлось улицей, мы повернули восвояси. Дорога была прямой. По правой её стороне до горизонта раскинулось поле, а с левой широкими дугами примыкал лесок, в котором стоял лагерь. Зачем я так подробно это рассказываю? Просто несколько дней спустя мы проделали этот путь ещё раз... в темноте.

Баня 2.
Студенты в лагере вели в принципе привольную жизнь. Память выдаёт мне обрывочные воспоминания, как отдельные кадры кинохроники. Вот красная "копейка", багажник которой не закрывали, чтобы не подавить поллитровки. Вот беседка, в которой по вечерам звенели гитары, на радость слетевшимся на культуру девчонок. На стене этой беседки мы делали зарубки "как Робинзон Крузо". Вот фуфайка с надписью сделанной зубной пастой "Don't fuck my head". Вот из комнаты дровосеков долетает "Часы пробили сорок раз..." Ну и, конечно, без маминого присмотра, девочки осмелели до ужаса. Мы, со своей вознёй в кочегарке, как-то отстали от коллектива и были не в курсе, что хранящиеся в незаселённых комнатах матрасы юзаются вовсю. Народ открывал для себя непознанное. Помимо чистого любопытства была ещё и любовь. Влюблённые парочки тщетно искали уединения. Везде было занято. Где-то пили, где-то пели, а там где можно было посидеть - можно было, и полежать и такие места тем более были на расхват. Неприкаянные жертвы высоких чувств, обнявшись, нарезали круги вокруг бараков. А уже было весьма прохладно. Как-то одна такая пара в процессе своего орбитального движения засекла меня. Я являл собой образчик тепла и уюта. Я стоял в дверях кочегарки в здоровенных ботинках, чёрных клеёнчатых штанах и белой майке без рукавов. При этом я сосредоточенно поедал "пирожное" из хлеба, масла и сахара. Увидев такой красочный рекламный плакат райской жизни, парочка подрулила ко мне. Стуча зубами, парень спросил:
- Нельзя ли у вас погреться?
- Погодь... Джон - заорал я - ты уже в штанах?
- Ага. А что? - полюбопытствовал свежевымытый напарник.
- У нас гости, - сказал я и широким жестом пригласил парочку внутрь.
Когда снегурочка оттаяла и оторвалась от горячего какао, она поинтересовалась, как мы моемся ТУТ?! Хм... сказал Джон и показал ей кран с отменным кипятком. Ой! - сказала барышня и, густо покраснев, продолжила, - ааа... можно у вас голову помыть? А то баня раз в неделю - и такая грязища кругом... А мы что? Мы ж не звери... Да, пожалуйста. Она резво умчалась за шампунью. Следующий час она плескалась в закутке за котлом. Джон на моём верхнем месте трескал какую-то еду принесённую нам в знак искренней признательности, а приятель намывающейся фройляйн показывал мне аккорды на своей гитаре. Труд его не пропал зря, в смысле подруга вымылась (поскольку по моим ушам маршировала рота медведей, то аккорды те мне не пригодились). Судя по дальнейшим событиям, довольная омовением девушка произвела неизгладимое впечатление на соседок по комнате. К нам зачастили с мочалками, шайками и просто вёдрами. Мы были сильно не против. Не подумайте про нас гадость... что уже? Ну и зря. Мы были слишком молоды, чтобы извлечь из происходящего "максимальную" пользу.

Ведьма.
Когда коллектив влился мыльным потоком в нашу жизнь новостей, сплетен и прочего общения стало намного больше. Как-то к нам пришёл чел мужского рода и поведал кошмарную историю. Вчера, во время вечерних посиделок в их комнатенке случилось страшное... Парниша сонно, долго и немузыкально терзал гитару, и сей процесс несказанно достал сидящую за столом девочку. "Задолбал тренькать!" - рявкнуло нежное создание и пять из шести струн испуганно лопнули. Может быть, это судорожно вздрогнувший бедняга музыкант своей рукой порвал струны, но... все решили: ВЕДЬМА! Начались рассказы "страшных" историй, которыми столь богаты ночи в пионерских лагерях. Ну, типа: "Одна маленькая девочка ночью копала яму в песочнице. Копала, копала... А ТАААМ!!! Торт!" Ужас в общем. Кто-то сказанул, что "ежели ведьма хочет получить немерянную силищу, то ей кровь из носу нужно в полночь, в полнолуние, на старом кладбище на могилу залезть. Иначе вся жизнь насмарку". В затуманенных зелёным змием и духами юной ведьмочки мозгах сложилось два и два: вот ведьма, полнолуние как бы на носу и где-то недалеко кладбище. Только вот дорогу туда как найти? Дык вроде те двое, что по ночам дрова колют туда ходили? Да ещё яблоки у них на котле сушатся.
- В общем, ребята, проводите... а?
- Хрен ли нам - кабанам! Само собой... Только времени ещё много. Часов в десять подгребайте к кочегарке.
Чел удалился, а Джон начал готовиться к операции "инициация". Сперва он вытащил из поленицы пару дровеняк и облагородил их топором. Затем, по всем правилам вычитанным, наверное, у того же Папюса вырезал из осины пару крестиков и несколько изящных колышков. Барышня все-таки - пояснил он. К десяти вечера мы были готовы на все "сто". А никто не пришёл... Когда мы с осиновыми крестами на груди, кольями за голенищами и дубинами в руках постучали в комнату начинающих некромантов, оказалось, что ребята тоже готовились к походу. Но перестарались, и теперь не только ходить, даже стоять не в состоянии. Тю на вас! Обиделись мы... Ну что? Не пропадать же колышкам! И мы пошли вдвоём...

Второй поход на кладбище.
Когда мы миновали зловонное поле давнишней битвы, усыпанное трупами поверженных шершней, начались места ночью нехоженые. Первые полкилометра мы шли по лесу, от всей души, не мечтая о молоденьких полосатых кабанятах и их ревнивых мамашах жирующих за столовкой. Минут через десять рядом с нами что-то ну очень громко треснуло и зашуршало. Мы, стиснув дубины до белых пальцев, рванули наутёк. Но все нормальные люди бегут домой, а мы, чокнутые, побежали вперёд. Лес кончился очень быстро. Это мы поняли, влетев в колючие кусты, которые Джон ещё в прошлый раз обозвал "мохнатой или моховой вишней". Кстати Джон - великий знаток по тем травкам, которые люди обычно друзьям в салатик не крошат. Мы немного передохнули, поели ягод "мохнатой вишни", которые, хотя и были раза в три меньше, но очень походили на своих полноразмерных однофамильцев, и решили двигаться дальше. Я сказал как опытный штурман: дорога идёт параллельно лесу, следовательно, если мы пойдём перпендикулярно ему, то неминуемо упрёмся в неё. Так... Рулим на вооон ту яркую звёздочку. Через десять минут звёздочка по-прежнему, лукаво подмигивая, висела перед нами, а дороги всё не было... Что за чёрт! Тут идти метров двести, а её нет, как не было. А звезда та? Ну да, вон висит, - сказал кто-то из нас и мы оба уставились на самую яркую точку в небе. Звезда на наших глазах плавно опустилась в лес, из которого мы вышли. АУЕТЬ! Молвили мы шёпотом. Вот только их нам тут и не хватало - добавил я. Пугливо озираясь, мы побежали. Куда? Ну не в кочегарку же! Дорогу мы всё же нашли. И пошлёпали по ней далее. Над лесом поднялась Луна и в её бело-зелёно-голубом свете дорога засветилась накатанными колеями. Справа, на фоне неба, темнела зубчатая стена леса, за которым в Калиновке заливисто лаяли собаки. Над нами с мурлыканьем прошёл борт из Курумоча (аэропорт г. Самара). Его бортовые огни ободряюще помаргивали.
- Джон, если что - оттуда помогут - кивнул я в сторону удаляющегося Ан24 или 26 (там двигло одинаковое стоит - на слух не отличишь).
- Ага - согласился Джон - если доорёмся.
- Вот за это  точно не переживай! Если меня как следует напугать...
Так вприсмешку мы дошли до поворота. Стало уже совсем светло. Луна была почти в зените.
- А может ну его... Это кладбище? - Осторожно предложил Джон. Нет, он не трус. Даже очень. Просто чтение оккультной литературы способствует развитию фантазии, особенно на заданную тему.
- А вот фиг! - Смело сказал я. Сразу видно - кроме "Колобка" ни рожна на ночь не читал.
Я посмотрел на часы. 23:30. Время есть. И тут между нами и деревней, т.е. в лесу завыли.
- Это не собаки - уверенно обрадовал Джон.
- А кто? - не сразу допёр я.
- Угадай с трёх раз - на бегу сказал Джон.
Бежал он опять не в ту сторону. Он, с дубиной на перевес,  во весь опор мчался к скирде-Титанику.
- По осени волк, как и вся живность лесная, жир на зиму нагуливает. И я против того, чтобы он нагулял МОЙ жир, - обстоятельно рассказывал Джон, карабкаясь на гору из сена. Трёх метровая стена скользкого сена была взята так, что никакому С. Бубке и не снилось. Очутившись на верхушке, мы успокоились, окопались и стали осматриваться. За светлой полосой дороги, по прежнему, темнел лес, в котором (как подсказывало наше разыгравшееся не на шутку воображение) волки, кабаны и пришельцы из иных миров охотились друг на дружку. Практически у нас под ногами приютилось старое кладбище и запах ранеток, доносящийся оттуда, наводил на радостные мысли. Дальше начинался длинный пологий спуск к Кондурче, которая вилась под туманным одеялом в серебристой дали. По берегам речки мерцали огоньки деревушек. В скирде пищали и шуршали мыши. В лесу опять завыли.
- А что будем делать, если голосистые любители пожрать припрутся сюда на ужин? - развил я оставленную было тему.
- Запалим скирду! - с энтузиазмом предложил Джон - они живо разбегутся.
Несколько мышей под нами с негромким писком рухнули в обморок.
- Зато сбегутся колхозники. И прибьют нас за своё сено, если к тому времени мы не изжаримся. Ладно, без десяти уже. Пора...
- Ага, - обрадовался Джон и начал сползать со скирды с "правильной" стороны.
- Ну, нет, так не пойдёт. Мы идём туда - я ткнул дубиной на кладбище.
Джон перелез на неправильную сторону. Мы спустились на землю и прошли последние двадцать метров до ограды. Вернее до того места, где когда-то была ограда - хозяйственные колхозники давно унесли её по домам "чтобы не спёрли кому не надо". От ограды осталась размытая дождями канава. Дойдя до нее, я сразу прыгнул вперёд - так как если остановлюсь, то всё - начну думать, фантазировать и бояться своих фантазий. И уже с места не стронусь. Оказалось, что фантазии этот раз нехило вцепились в Джона. Он так и остался у канавы. Оказавшись один уже на кладбище, в полночь, под полной луной, я подошёл к крайней могиле и положил руку на покосившийся крест. Было очень тихо. Дома я много раз придумывал способ сбежать ночью на старое кладбище, что на Высоком Берегу, но родительский контроль пресекал сие безобразие в корне. Теперь. Вот именно теперь. Я был свободен. Я вдохнул полной грудью аромат свободы, сена и яблок. Звёздный купол стал осязаемым. Я видел расстояния между звёздами. Я слышал все, что творилось вокруг: как мыши в скирде тихонько поют, радуясь, что мы унесли зажигалку; как ветер "ночник" треплет лес по холке; как лают собаки в деревнях у невидимой реки. Я чувствовал, что могу спокойно погладить того волка, что выл в лесу. У нас с ним было нечто общее. Свобода. Я не знаю, как долго это длилось, по часам минуту или две, но мне показалось, что время стало материальным как дорога, по которой мы пришли сюда, и что я могу идти дальше по нему, а мимо меня будут проплывать звёзды. Может, именно это японцы зовут "сатори".
- Саня? - услышал я настороженный шепот Джона. И я тихонько слез с неба. Мне, почему-то, было интересно, кто стал молчаливым свидетелем моего переживания. И я осветил зажигалкой давно не крашеную табличку на кресте. По-моему её звали Дарья. Это была та самая могила 1957го года. Потому я и запомнил. А родилась почтенная женщина совсем давно, теперь уже в позапрошлом веке. Я вспомнил про друга, томящегося ожиданием за границей этого мира.
- Иду я уже... - Но только я подошёл к канаве как Джон рявкнул:
- Стой!
- Ты чего? - не понял я.
- Это точно ты? - уточнил Джон и потянулся за осиновым колышком.
- Да я это. Я. - И помахал дубиной. А сам подумал - А вот хрен его теперь знает... Я двинулся, было дальше...
- Стой!
- Да ну ёпть блин!! Чего опять?!
- Слышишь?! - страшным шёпотом спросил смутно видимый Джон.
- Чего? - от всей этой нервотрёпки я слышал только буханье своего сердца.
- Идёт кто-то...
Я прислушался. Действительно. Гулкие шаги приближались справа.
- Я щас ему дубиной врежу! - собрался с духом Джон.
- Кому?
- Тому, кто топает.
- Давай так я чиркаю зажигалкой, а ты бьёшь.
Шаги замерли аккурат между нами. Джон замахнулся. Я чиркнул. Огонёк осветил всё расстояние между Джоном и мной. Никого не было. Уже практически (извините мой французский) усравшись я посветил ниже. Посреди канавы, недовольно зажмурившись от яркого света, стоял огромный, размером с коккер-спаниеля... ёж.
- АУЕТЬ! - Выдохнули все трое.
Я погасил зажигалку, и ёж затопотал дальше по канаве. Джон протянул руку и помог мне перебраться через этот фрагмент рельефа. Мы обогнули скирду, в которой мыши пели уже другую песню (о славном ёжике, уходящем всё дальше и дальше), и выбрались на дорогу к лагерю. Теперь Луна светила слева через плечо. Мы, понемногу, приближались к первому выступу опушки, вплотную подходящему к дороге. Когда до него оставалось метров сто, что-то здоровенное с треском ломанулось от дороги к лесу. Мы встали как вкопанные. На спине зашевелились волосы. Что-то где-то явно примёрзло. Невидимое за кустами существо опрометью бежало по опушке, продираясь сквозь молодые деревца. Верхушки их махали из стороны в сторону как перья веера.
- Бежим!
- Куда?
- Назад!!
- На кладбище?
- Тогда ВПЕРЁД!!!!
- ААААААААААААА!
Вот так мы вернулись в лагерь...
Думаете, так всё и кончилось? Не угадали... Когда мы, упивающиеся своим "бесстрашием", появились в кочегарке, там сидел тот самый чел, что агитировал нас давеча.
- Вы где были?
- На кладбище!!! - рты до ушей, дубьё на плечах, фуфайки набекрень.
- Фигасе!!! И как?!
- О! - Показали мы большие пальцы рук.
Чел торопливо убёг. Мы, как водится, проверили неутомимого трудягу компрессор и воду с дровами в котле. И засели чаёвничать.
Через какое-то время в лесу стали раздаваться крики и шум тел, ломящихся сквозь ветки. Мы с Джоном, уже безумно храбрые (после ежа-то!), вышли посмотреть. С небольшими интервалами с разных сторон к фонарю выходили люди. Это были те самые "некроманты" что не пошли с нами "по причинческим технинам". Они столпились в круге света и стали спрашивать друг у друга "что это было?" А было вот что...
Когда, вдохновлённый нашим довольным видом, чел вернулся в комнатушку, народ там потихоньку начал шевелиться. Его рассказ привёл их в состояние боевого экстаза. Как так! Эти чумазики из кочегарки ВДВОЁМ сходили в полночь на кладбище. А НАМ СЛАБО? В общем, сами себя на "слабо" взяли. Густой гурьбой они скрылись в направлении дороги. Была ли среди них в тот момент "ведьма" я не ведаю, но под фонарём её точно не было. По мере их приближения к цели задор испарялся в лунном свете. К канаве они подошли уже на цыпочках. Вместе пересекли границу кладбища и поступили как в классическом фильме ужаса - разбрелись кто куда. Тот чудак, что трепался про ведьм, могилы и полнолуние шарился среди могил как привидение и тихонько шептал на всё кладбище: "пацаны, ГЛАВНОЕ НА МОГИЛЫ НЕ НАСТУПАТЬ!" Так они бродили некоторое время, спотыкаясь и сталкиваясь ну прям, как зомбяки в "Князе" от 1С. Знаток потусторонних сил в надежде все-таки донести истину до своих соратников залез повыше. Ребята, только на могилы не наступайте! Снова напомнил он. Ближайший друган с гыгыканьем ткнул пальцем ему под ноги. Оказалось что "повыше" был крест в незапамятные времена упавший на могилу. Измученное сознание окультиста не вынесло совершённого им самим страшного святотатства. И, в преддверии неминуемой кары, несчастный заорал... Вселенная содрогнулась, а бравые покорители ночных кладбищ сыпанули во все стороны с такой скоростью, что некоторые промчались мимо лагеря. Поэтому и собирались они, с разных сторон не понимая, кто и почему орал. Последними прибыли виновники переполоха. Что было с горластым проповедником, когда причина паники была выяснена, я уже не знаю, но, наверное, лазанье по крестам ему всё же аукнулось.

А ещё через пару дней 14 октября пошёл снег. И мы уехали из лагеря. Началась обычная студенческая жизнь, потом работа, но я и сейчас, взглянув на звёзды, вижу расстояния между ними.

Десять лет спустя.
Так получилось, что спустя десять лет я снова оказался в Калиновке. Жене понадобилось встретиться с тамошним батюшкой. Когда я сказал ему, что уже бывал здесь. Священник поинтересовался, не заглядывал ли я в их церковь? Оказывается прибывшие из города "реставраторы" закрасили масляной краской ВСЕ!!! стены церкви вместе с ликами и образами. И теперь прихожане вместе с батюшкой пытаются восстановить то, что пережило 30е годы, и было уничтожено по дурости человеческой. Я огорчил священника. Я не помнил роспись храма, ведь мы с Джоном только заглянули внутрь через пыльное стекло.
Разве я мог быть рядом и не пройтись по местам "боевой славы"? Тем более что жене я частенько рассказывал отдельные эпизоды этой истории. В общем, мы пришли в "Полёт".
Кругом царила разруха... От жилых бараков остались только внутренние стены и фундамент. Беседка гитаристов рассыпалась в кучу брёвен, среди которых я нашёл то самое с зарубками. Анграр-столовка был заперт на огромный висячий замок, а сквозь щель в воротах я разглядел внутри тракторы. С трепетом я подошёл к кочегарке... Её тоже практически не осталось. Оказывается, ленивые колхозники решили не париться с дровами и переделать котёл на мазут. Не знаю, что они учудили после этого, но котёл явно не вынес такой операции. От него осталось лишь ржавое основание и разбросанные вокруг куски искорёженного железа. 7/8 стен рухнули наружу, а потолок упал в "Чёрное море". Но из этой кучи битого кирпича и перекрученного железа поднималась оставшаяся 1/8 стены и на ней, как свидетель правдивости всех этих баек красовался, нарисованный мною десять лет назад Чёрный Кот.

21 марта 2009