Разница в полутон

     Уста горожан произносили - музыкант, когда ЕГО каблуки деловито и ритмично раскалывали ещё нетронутую гладь утренних луж.
     Небесные капли, дружно стуча по крышам домов, напоминали о быстро бегущем времени. Под встревоженными крышами все очень торопились жить и заполучать доходные места.
     Внутри сердца музыканта, по ночам, прорастали горькие сомнения -занимается ли ОН своим делом. И причиной сомнений были не его взаимоотношения с музыкой, а взаимодействие с людьми.
     Можно быть любимцем публики, не имея никаких даров, кроме артистизма. Но не возможно иметь у неё популярность, если даже самый большой талант не  упакован в коробку под названием артистизм.
     ОН не мог с самоотдачей играть те вещи, которые не соответствовали его настрою на сей час. Свои отношения с внутренним миром не желал подстраивать под проданные билеты на концерт. Играть без самоотдачи не считал нужным. Сорванные концерты вставали ему затем самым острым боком. Его чуткие уши слышали возмущённое недовольство общества, желающего потребить в оговоренное время заранее обёрнутый в афишу концерт.
Щёки у него горели от вины перед людьми, а душа, летая в высших сферах, не могла понять - в чём виновата…
       Но у него всё было хорошо с ушами. Они могли не просто слушать, им дано было и услышать. Поэтому однажды, после рассказа старенького врача из родильного дома о том, что дети почему-то не желают появляться на свет по очереди в каждые полчаса, а рождаются одновременно после затишья чуть не в полдня, ОН отменил все выступления и заперся дома, не просчитывая запасы хлеба насущного. Ему были интересны звуки ритма Вселенной.
       За несколько недель полной тишины он сочинил несколько чудных музыкальных опусов и понял, что его стезя – композиция.
      Когда он вышел на Свет Божий с партитурами в руках, его здесь не ждали. Но он умел слышать голоса улиц и переулков. Они бубнили, что следует умело преподнести себя нужным людям и понравиться меценатам. Как раз сделать всё то, чего ОН не умел…
      Его же душу продолжали греть лишь волнующие ноты Вселенной. Поэтому он стал пописывать дома свою дивную музыку, не вынося из стен листков с нотами, а на прогулки и по делам выходил только по вдохновению. Это было не часто, но вершины жизни начали ему покоряться столь же удачно, как ранее покорялись вершины творчества только в минуты экстаза.
     Он вдруг заметил, что после сочинения торжественных месс его ждали роскошные приёмы в лучших домах, после волшебных сюит странным образом приходили деньги, а после пронзающих душу романсов его посещала Любовь, со всеми своими земными сюрпризами.
      Он себя ощутил счастливейшим человеком на свете. Не связанный обещаниями, не надрываясь понапрасну, ОН имел всё необходимое для жизни и дарил незабываемые концерты потрясённым обывателям только тогда, когда сам того жаждал.
      Так пролетело несколько лет идеального для человека существования, когда в один из дней средь звуков, из которых он кропотливо лепил здание очередного шедевра, к нему прорвалась басовитая и недовольная речь.
      - Так не может больше продолжаться! - произнёс сей голос, и захлопнул перед ЕГО носом свою музыкальную шкатулку. Последний, вырвавшийся из-под падающей крышки звук испуганно осел в ЕГО ухе и настала тишина.
        - За что? – воззвал ОН к небу сакраментальный вопрос всех времён и народов.
       - Нельзя было пользоваться благами? Следовало истязать себя? Как вновь услышать музыку? – сыпались уже его стандартные вопросы к роскошному потолку собственной квартирки, подразумевая за ним чистое небо.
Закрытая крышка оградила все небесные звуки от его ушей. Но вслушиваться ОН не разучился. Он сумел распознать тихий шёпот души. Она жаловалась, что выпадает из общего ожерелья душ и её не вплетают ни в один венок, как цветок, утерявший стебель.
     - Но что я могу дать людям, если не умею найти с ними общий язык? – задал верный вопрос ОН, и к нему вернулась музыка вместе с привычным и приятным жизненным сопровождением.
     - Учи их музыке! – прогремел Бас из распахнутой настежь шкатулки и навсегда скрылся за её необозримым дном.
      И он начал отдавать все свои силы ученикам. Большинство из них были абсолютно бездарны, но ОН страшно боялся снова потерять музыку, а не те блага, которые он получал на этом свете, сочинив тропинку жизни из удачно сложенных нот в жизни невидимой. Просто музыка – это и была его жизнь. А благами пользоваться всё равно уже не получалось.         
       Большую часть времени проводил ОН со своими учениками, заигрывая и заискивая перед ними. ОН хотел всем понравиться, опасался недовольных, но душой стремился только к уединению и своей музыке. Его не любили, над ним смеялись и строили ему самые изощренные козни, на которые только способна резвая и свободная от духовности душа подростка. Он стойко терпел всё. Он очень любил музыку.
       И однажды, когда ОН повис на заборе, убегая от стаи разъярённых и натравленных на него собак…
       Когда он изнывал от пронизывающего ветра, пытаясь освободиться от своей накидки, укрепившейся на вбитых в доски гвоздях…
       Даже в этот момент ОН сумел услышать из шкатулки,  защёлкнувшей крышкой его одежду, что слово «учить» подразумевает процесс ломки в учениках всех сложившихся стереотипов, а без слова «любить» вообще не стоит выходить за дверь. ОН обещал положить на музыку это слово, и ежедневно создавать на эту тему новую песню, выходя за порог. А в доказательство и стал сочинять данную мелодию прямо сейчас.
      Крышка шкатулки мягко поднялась, высвобождая его одеяния.
      Мантия, наконец, соскользнула с гвоздя, и ОН вернулся домой не замёрзнув.
      Он по-прежнему не выносил нот за стены жилища. Словно созданные им мелодии каким-то бесконтактным и неслышным образом воздействовали на общество. С этой поры и таким же методом он каждое утро начал писать музыку ЛЮБВИ всем своим ученикам. Зато жёстко, а иногда и жестоко обходился с ними в жизни. К лодырям применял даже плеть.
      Странное дело, все вокруг ЕГО теперь уважали, боялись, вытягивались струной, которая иногда звучала весьма музыкально. А периодами ЕГО даже любили. Случалось это с учениками после концертов, на которых и самые отсталые сумели проявить незаурядные способности. Многие не решались запанибратски подойти к нему на расстояние вытянутой руки и похлопать радостно по плечу, но он слышал их просыпающуюся любовь, потому что умел слушать
      ОН ощутил вновь рождённую радость жизни, ибо находить музыку в людях оказалось не менее интересным, чем в небесах. И одно помогало другому.
      Если получится у вас встретиться с ним, подойти ближе и задать свой вопрос, то как истинный музыкант, ОН вам расскажет, что, не преодолев разницу в полтона, можно запороть всю гамму подъёма человеческих чувств и развития судьбы.