странно и прекрасно

                * * *
    
       Иногда я спрашиваю себя: Для чего ты пишешь, Ирина? Кому это надо? Ты ведь не  пишешь историю  деяний человеческих. А могла бы написать парочку таких историй, не взирая на собственную молодость.

       Я пересчитываю написанное мною. Получается, за последний год я написала двести-триста тысяч слов.

       Как обычно, уже несколько часов я сижу за компьютером, а мой сожитель ходит по нашей съемной квартире. Санька высокого  роста,  со светлыми волосами, кончики которых он подкрашивает в черный цвет.

       Прислушиваюсь:  он  тихо  крадется в кухню. Я знаю, на подоконнике за радиоприемником у него спрятана бутылка.

       Мои родители приехали в наш городок из Москвы. Отец мой был  строителем,  маляром.  Он  не преуспел в жизни, как и мать. То ли дело я.

       Я  такого  же  высокого роста, как мой друг, и немного сутулюсь. Хотя в рассказах я смела, в жизни -  очень  застенчива. Поэтому люблю работать одна в комнате. Лучше, за закрытой  дверью.

       У  меня почти нет книг. Во всяком случае – не больше десятка. В комнате тихо, но эти книги полны грохота.

       У Саньки серьезный, почти суровый взгляд. Иногда то, что я думаю о нем, пугает меня. Под вечер он уходит из дому на прогулку. Встретиться с корешами. Прошвырнуться, как говорит мне.

       Напротив нашего дома  - дом красного цвета: Саня  выходит из боковой двери и проходит по улице между нашим домом и красным.

       Хлопает  боковая  дверь. Несколько десятков секунд ожидания. Лицо моего сожителя проплывает на красном фоне.

       Лицо  входит  в  мое сознание и уходит, оно проплывает в моей памяти. Я перестаю печатать.  В  доме тишина. Глаза проплывающего мимо лица смотрят в другую сторону.

       Санька ушел  из дому. Он и не подозревает, что я знаю малейшую его мысль на протяжении  всей  его  жизни.  Я  знаю, что он думал, когда был ребенком и хулиганил на  улицах нашего городка. Я слышу голоса его  совести.Слышу  самые  тихие  голоса.

       Я  слышала крик испуга, когда он впервые был охвачен гневом и бил ногами покорное тело в уличной драке.  И еще я слышала голос страха сквозь слова  мужества,  которые  он  произносил, когда мы сидели вместе в первый вечер после переезда в этот дом.

       Было  бы странно, если бы я могла сидеть здесь, как сейчас, а в это время мое  собственное  лицо  проплывало  через картину, образуемую красным  домом и окном.  Было  бы  странно  и  прекрасно,  если никто никуда бы не уходил.

       Я сижу здесь, в этой комнате, одинокая, как и всякий другой человек, который когда-либо жил на земле.

       Я  не  могу  вытряхнуть себя из своей скорлупы. Я ношу джинсовую куртку  и не могу выйти из нее. Я не могу, выйти из себя самой.

       Было  бы  странно  и  прекрасно,  если  бы  я  могла  заставить свое лицо проплыть  через  картину.  Если  бы  мое  проплывающее  лицо  могло  войти и в сознание Саньки, если бы оно могло войти в сознание какого бы то ни было человеческого  существа,  мужчины  или  женщины, - как это было бы странно и прекрасно!