Персифаль 17

 А дело так было. Повадился помойный пес Гамсахурдия ночевать в нашем подъезде. Вонизма пошла-до небес. Аж глаза слезятся и эмаль на зубах трещинками покрывается. Гнать бы его,но кто сунется то? У него даже блохи все сплошь мутанты. Скачут по нему, аж шерсть волнами идет. Вот и опасаются все контактировать с ним, а он,подонок, и пользуется этим во всю. Пария,одним словом. Ну, я терпел,терпел, а потом решил поговорить с ним.
 Гамсахурдия,говорю,достал ты всех вонью своей. Ведь пройти мимо нельзя спокойно,дыхание приходится задерживать. Ты бы хоть помылся где.
Не,отвечает,мыться мне мои принципы не позволяют.
Какие?-спрашиваю.
-Ну как же,отвечает он, смывая грязь-смываешь славу. И гордо так на меня глянул сквозь колтуны на голове. К тому же, когда я моюсь,я нервничаю.
-Смотри,пес смердячий,отвечаю,добром не кончатся твои принципы.
 Блин, я как в воду смотрел. Жильцы то тоже не в восторге от миазмов. Позвонили куда следует. Приехали люди и забрали Гамсахурдию с собой. Ну, сам то он никуда б не пошел, так они в него шприцом подлым стрельнули из-за угла. Гамсахурдия и сник в один момент. Завалился на бок и в небо смотрит. Спокойный такой, как -будто дохлый совсем. Вот и увезли,сердешного.
-Сукой буду, на шаурму пустят помоишника нашего-говорил тогда Айсман.
Мы пригорюнились. Не то,что бы в корешах с Гамсахурдией были, но как ни как свой был,хоть и вонял жутко. Концепция у меня такая,говорил, быть ближе к природе. Вот и стал ближе. Закопают его косточки за палаткой с шаурмой, совсем природой станет.
-Я эту палатку,клык даю,снесу!-горячился Моргенштерн-И клумбу на её месте нарою. Пусть тогда над могилкой Гамсахурдии цветочки растут.
Он подумал минуту и продолжил-На дерьме цветы лучше растут.
Вот и сидели так, каждый в своих невеселых думах. Жалели псу помойную,кто как мог.
 И в это время,гля! Заходит к нам во двор пес какой то. Стриженный весь, что призывник, на лапах пучки шерсти свисают гламурные, на шее зеленый бантик повязан. Ну мы ,значит, сидим,таращимся на это чудо,гадаем,из какой собачьей дурки пациент сбежал.
А он подходит к нам,скромный такой, "Чё,пацаны, не признали? Я это,Гамсахурдия"
 Пригляделись мы,точно! Помоишник наш! Чистый,стриженый и с бантиком.
-Ты чё бантик то нацепил, баклан-смеется Айсман.
-Я сам,что ли?-бухтит тот себе под нос.-Меня как ширнули, так я и сомлел  весь. Главна, все вижу и слышу, а шевельнуться не могу. А они то меня как на стол положили,думаю-все! Запытают меня до смерти,гады. Думаю,ничего от меня не добьётесь! Не, не стали пытать. Состригли всю мою шерсть,даже машинкой прошлись. Помыли с мылом. Банкик вот этот идиотский повязали.
Гамсахурдия шмыгнул носом.
-Я ,наверное,теперь, смешным вам кажусь?
 Но мы ничего ему не ответили. Так как ржали как кони и в пыли придорожной катались. Ну надо же! А мы то думали,что жильцы киллеров наняли, что б Гамсахурдию извести. А они то что сделали!!! Уж лучше живодеров бы вызвали,Гамсахурдия хоть после смерти героем бы стал. А тут такая залепуха!!!!
 Обиделся тогда он на нас сильно. Сейчас то уж оброс маленько,не выглядит уже так похабно. Опять в помойке  весь день лежит, страдает. НО!!! Бантик свой зелененький он так и не снял. Пижон...