ТРИ НОЧИ

Это не дежавю. Просто меня опять пригласили... Почему именно меня? Не знаю... Щелчком посылаю окурок вверх - в потемневшее небо. Огонек сигареты, описав в небе дугу, теряется в городском зареве. Город…Светящаяся, пульсирующая медуза; сползает в залив, отравляет его красным и желтым. Но город сейчас меня не интересует, мой взгляд направлен в другую сторону. Там ярко горят огни, там веселье сейчас, в том большом доме, и, хотя гостиница на приличном расстоянии от него, кажется, что слышна музыка и даже голоса. Балкон моего номера очень удачно выходит как раз на резиденцию господина Макcаймона.

– Это ведь не случайно? – спрашиваю я подсознание.
– Нет, не случайно, – отвечает оно.

В прошлый раз тоже был загородный дом, который я разглядывал из гостиничного номера теплым летним вечером.

На юге так быстро приходит ночь… Всего три часа назад такси перенесло мои вновь встретившиеся после полета тело и душу из аэропорта в этот тихий уголок. По окружной дороге мы не поехали из-за длиннющей пробки и вынуждены были петлять по городским улицам, мягко говоря, тоже не пустым. Я глотал тяжелый, влажный воздух, истекал потом, а солнце устроило свою обычную в этих местах послеобеденную вакханалию – неожиданно брызгало из зеркал заднего вида, азартно лупило по глазам изо всех сил и изо всех окон. В общем, чувствовало себя здесь хозяином. Или хозяйкой? Не важно. В общем,металлическое чудище, присосавшееся к сердцу города, рыкающее и испускающее ядовитый смрад, корчилось под яростным небесным огнем. Не помню, кстати, как я в прошлый раз добирался – ни погоды, ни времени суток. Даже странно. Ну, а потом светило как-то очень быстро угомонилось и свалилось куда-то за сини горы, сыры долы и дремучи леса. И когда я, приняв душ и побрившись, выбрался на балкон, уже стояли прохладные, задумчивые сумерки. В небе проклюнулись первые звездочки, и невидимый ночной ветерок, очнувшись от дневной комы, легко и весело коснулся моих свежевыбритых щек. А теперь, так вообще стемнело…

Но хватит лирики. Давайте-ка, я представлюсь. Ян Пращер, литератор. То есть, вернее, я преподаю литературу. Да, я зарабатываю себе на жизнь нелегким преподавательским трудом в колледже Св. Елены, что в славном городе Кинеше. Разумеется, вы про него (и про колледж, и про город) никогда не слышали. Несколько моих рассказов напечатали в нашем местном «Семейном журнале». А с «Третьей ночью» мне просто повезло. Мой приятель еще по университетским временам Саша Никос тогда на пару дней остановился у меня, ну и в первую же ночь, как раз посередине второй бутылки я показал ему эту вещицу.

– Ну, ты даешь, старик, – расстроено протянул Саша и двинул меня по челюсти. Не сильно, но ощутимо. Потом мы допили коньяк. У него, кажется, подруга или подруга подруги работала в «Ойкумене». Потом была рецензия в «Литературном обозрении», предложение написать несколько рассказов для одного столичного журнала и, наконец, это приглашение от господина Максаймона.

Но дело не в этом. Дело в том, что я здесь уже был. Два года назад. Это странная история, похожая на какой-то непонятный, неоконченный детектив. Я тогда переписывался с одной сумасшедшей девчонкой. Ее имя Джулия Новицлова. Она как раз из здешних мест. Мы с ней познакомились на одном из сайтов, на которых народ размещает свои вирши и опусы, желая других посмотреть и себя показать. Она писала странные стихи. Слабоватые по форме, но было в них намешано всякое… И глупые девичьи фантазии, и какой-то недетский, маниакальный страх перед будущим, боязнь каждого нового дня или ночи и в тоже время постоянное ожидание не то чуда, не то избавления от чего-то. Не знаю. Заинтересовала она меня, в общем.

И вот, в один прекрасный вечер захожу на свой ящик, а там письмо от нее. Привожу его дословно.

«Дорогой Ян! Я понимаю, что то, что ты здесь прочитаешь, покажется тебе очень странным и ты решишь, что я сошла с ума, но мне уже все равно. Мне все равно больше не к кому обратиться. Понимаешь, мне кажется, что нам обоим угрожает опасность. Я здесь не могу написать, что это за опасность и как я об этом узнала. Но поверь мне. ПОЖАЛУЙСТА!!! Это связано с нашими рассказами и стихами, которые мы выложили на сайте. Прошу тебя, если найдешь хоть малейшую возможность, то приезжай. Мне необходимо тебя увидеть и кое-что тебе сказать. Пожалуйста, поверь мне. Приезжай, как можно быстрее. Это очень важно и для тебя, и для меня.

На мою страничку не заходи, меня там больше не будет».
И еще телефонный номер.

Ну, что я мог подумать, кроме того, конечно, что она действительно сошла с ума? Я еще достаточно молодой человек, по случаю лета освобожденный от студенческого ига и имеющий некоторую сумму отпускных; и почему бы ни слетать на недельку другую к теплому морю, не пообщаться с взбалмошной семнадцатилетней поэтессой? Узнать, все-таки, что у нее на уме – что это за шпионская манера приглашать в гости.

На следующий день я позвонил ей. Она оказалась не очень разговорчивой, по-моему, сильно нервничала. Попросила, чтобы я как можно скорее сообщил дату и номер рейса, и, что тогда она забронирует мне гостиницу. Сказала, что нам совершенно необходимо встретиться еще на этой неделе. И спросила, не получал ли я какие-нибудь странные письма, приглашения, связанные с моими литературными экзерсисами. Я ответил, что получал – от нее. А больше ничего такого. Кажется, это ее немного успокоило.

 Через четыре дня я прилетел в этот город. По прибытии я сразу связался с Джулией, она попросила меня ехать в гостиницу и оставаться там. Она сказала, что вечером заедет ко мне, и обещала позвонить перед приездом. Я честно ждал до десяти. Потом сам позвонил ей, но ее телефон был недоступен. Я еще немного побродил по своему номеру (стандартный набор – телевизор, телефон, плафоны у изголовья кровати, пепельница на полированном столе) и решил спуститься вниз. Южная ночь манила соблазнами. 

Я решил не ехать сразу в город, а прогуляться по окрестностям. Я надеялся, что Джулия все-таки еще приедет или хотя бы позвонит.

Из гостиничного окна открывался вид весьма приятственный – ухоженные лужайки, пестрые цветочные клумбы; аккуратные желтовато-коричневые дорожки с небольшими беседками, с затейливыми фонтанчиками и фонарями по бокам. А в отдалении, за оранжевой кирпичной оградой темнел фасад трехэтажного особняка под старину. Со смешными башенками над флигелями и узкими, сурово-готическими окнами. В окнах, большей частью распахнутых, горел свет, с балкона я наблюдал какое-то движение в комнатах. Явно угадывалась атмосфера праздника – не то юбилей почтенного особняковладельца, не то званый ужин по поводу прибытия неких важных персон. Я даже представил хозяина дома – лысоватый, с приличным брюшком, потными, короткопалыми ручками быстро стискивающий ладони гостей, хлопающий по плечу кого-то из приятелей и хохочущий над наверняка идиотскими, только им понятными шутками. И конечно хозяйка – непременно высокая брюнетка с легчайшей проседью в роскошно уложенных волосах с бриллиантовыми искорками в ушах и закрытом, темном вечернем платье. Хозяйка аристократически улыбается ниточкой бледных губ и слегка кивает кому-то из посетивших их дом Очень Важных Лиц.

Когда я вышел из отеля, вокруг уже разлилась во всю ширь сочная, полнокровная южная ночь. Ароматы, цикады и тому подобное. Луны не было, и темень стояла бы просто непроницаемая, если бы не многочисленные фонари, устилающие дорожки веерами теней. Я направился по этим чистеньким, ровным дорожкам прямиком к вилле. Чем ближе я подходил, тем явственней слышалась музыка, там действительно что-то праздновали. Если бы меня спросили, зачем я иду, я бы не знал, что ответить. Меня гнал, наверное, тот же инстинкт, который гонит мотыльков на свет лампы.

До особняка оказалось дальше, чем я думал, и я подошел к его воротам где-то около полуночи. А, дойдя, ничего такого не увидел – обычная решетка, то есть не совсем обычная – черные прутья, поблескивающие в свете фонарей, образовывали сложный паутинообразный узор и свивались в большую, причудливо изогнутую букву М в центре. К воротам подходила автомобильная дорога – если бы это было в каком-нибудь фильме, то обязательно сейчас…. И, конечно же, буквально через минуту, как я остановился у ограды, по прутьям полоснуло белым светом, я отошел в тень и к воротам подкатил такой весь из себя лоснящийся, кажется темно-синий лимузин. Через несколько секунд створки разошлись и роскошное авто, удовлетворенно урча, вкатилось на территорию виллы.

Мне вдруг почему-то стало не по себе. Словно я что-то непристойное подглядел, или нет, наоборот, что-то важное пропустил. Я достал свой мобильник и выругался – телефон разрядился. Я припустил обратно к отелю. Дорожки под ногами размылись в серые полосы, шары светильников с дрожащими ореолами из ночных чешуекрылых мелькали по сторонам, подстриженные деревья украдкой шептались в темноте. Я вбежал в вестибюль, весь взмокший и остановился, чтобы отдышаться. Я помню эту ночную прогулку во всех подробностях, а вот дальнейшие события как-то смазались, не отложившись, как следует в памяти. Кажется, в вестибюле меня подозвали администраторы и передали листок. Или я нашел его под дверью номера? А про девушку мне сказали утром. Или сразу, в вестибюле сообщили, что меня спрашивала некая юная особа и не застав меня, оставила эту записку. Я не помню. А в записке было следующее:

«Почему ты не дождался? Сегодня мы должны были встретиться. Но в доме уже зажглись огни и гости съезжаются. И я не могу тебя ждать. Уезжай, не ищи меня». И еще там были стихи…Кажется, что-то вроде этого:

«А на третий день я приду к тебе,
А на третью ночь я уйду с тобой.
Захотят вернуть – не найдут нигде,
Захотят забыть – повстречают вновь»

В общем, ничего такого, но… Я на следующий день пытался связаться с ней, хотел выяснить, где она живет, но все было напрасно. Ведь я даже не знал настоящее ли это ее имя – Джулия Новицлова. Она вполне могла выложить на сайте выдуманные сведения о себе. Это в порядке вещей. Я пытался навести справки о хозяине особняка, но и здесь ничего не узнал. Дом долгое время стоял в запустении и лишь недавно его купил какой-то приезжий богатый чудак, стремившийся сохранить инкогнито.

Я вернулся в Кинеш. Все было по-прежнему – преподавательская рутина, новые встречи, попытки литературного самоутверждения. А неделю назад пришло приглашение. В темно-коричневом конверте полоска плотной глянцевой бумаги. На коричневом, цвета кофе с молоком фоне золотым тиснением было выведено:
Уважаемый господин Пращер!
Искренне рад Вам сообщить, что Ваше произведение «Третья ночь» признано экспертами Фонда поддержки национальной литературы «Новое слово» лучшим в номинации «Новелла года». Приглашаю Вас принять участие в церемонии награждения, которая состоится…». Далее сообщалось, где и когда состоится церемония. И в конце:
«С глубоким уважением,
В. Максаймон».

На другой стороне приглашения была только большая золотая монограмма в виде буквы М, со множеством вензелей и завитушек. Еще в конверте оказался листок с информацией о забронированном на мое имя номере в гостинице.

Я залез в Интернет, чтобы узнать что-нибудь о своих благодетелях. Информации кот наплакал. Только одна ссылка почти двухлетней давности, в которой сообщалось об учреждении неким частным лицом вышеназванного фонда с целью поддержки начинающих, подающих надежды литераторов.

Воспоминания были оборваны звонком на гостиничный телефон. 

– Господин Пращер, за вами послана машина. Через пять минут она будет ждать вас у входа в отель.

Я был готов, поэтому через пять минут уже пересекал пустое пространство вестибюля. Уже на ступенях я увидел мощную темно-синюю зверюгу, задняя дверь была открыта. Я подошел, представился. Сидевшая за рулем молодая женщина молча кивнула на заднее сидение, я забрался в машину. Внутри ощущение серьезности намерений проглотившего меня автомобиля еще усилилось. Кожа широченных сидений поскрипывала и пахла, мотор басовито, но тихо мурлыкал. Я захлопнул дверцу, девушка-водитель надавила на газ, и мы поплыли. Мы вывернули с площадки перед зданием отеля, выбрались на шоссе. И все молчком. Наконец я осмелился.

– Очень приятно, что господин Максаймон отправил за мной такую красивую машину. Да и водитель мне тоже очень нравится.
В ответ - молчание.
– Извините, а вы постоянно работаете водителем? – немного смутившись, задал глупый вопрос я. На этот раз все-таки снизошли до ответа.
– Я не водитель. В смысле не работаю им.
– А почему Максаймон отправил вас за мной? Тем более в такой поздний час.
– Он не отправлял меня. Я сама за вами поехала.

Я пытался получше разглядеть девушку, но в машине царил полумрак и я только видел светлые волосы, прямо падающие на красную курточку, белизну открытой шеи, и ухо с двумя маленькими колечками.

– Что значит сама? Я думал, вы работаете у господина Максаймона…Ведь эту машину он прислал за мной?
– Вы, писатели, всегда о чем-нибудь не том думаете, – туманно заметила она, – это машина моего мужа. Я взяла ее, чтобы заехать за вами. Меня зовут Джулия. Джулия Максаймон.
– Очень приятно, – машинально ответил я.
– Как жаль, что ты ушел тогда, Ян. Все могло быть иначе.

Мы свернули с шоссе на дорогу, ведущую, как я понимал в резиденцию.

– Постойте, а кто … – я не договорил. Она обернулась и посмотрела мне в лицо. Она заглянула в мои глаза своими сумасшедшими голубыми, и я, кажется, начал что-то понимать. Тут мы подъехали к памятным мне воротам и притормозили. Мне почему-то стало жутко. К странному ощущению нереальности всего происходящего, возникшему у меня здесь еще в прошлый раз, теперь примешивалось чувство, что мне угрожает неведомая опасность за воротами. В голове у меня все мешалось, окружающее стало куда-то уплывать… Я нажал на дверную ручку, но она не поддалась.

– Открой, я хочу выйти! – никакой реакции. Ворота плавно отворились, запуская лимузин во мрак резиденции. Теряя сознание, я дергал ручку, колотил в стекло. Салон автомобиля стал невероятным образом деформироваться, стекло гнулось под моими ладонями, красное пятно впереди расплывалось. Последними словами, которые я слышал, были стихи:

«А на третий день я приду к тебе, а на третью ночь я уйду с тобой…».
 
…Мы вернулись под утро, когда небо становилось прозрачным. Сны наши забрались далеко за границу ночи, и не хотели отпускать со своих бесконечных кружных путей. А сейчас в окна льется свет воскресного дня, вымывая из памяти темно-синюю машину, страшные ворота, и человека, который стоит и смотрит на дом с ярко освещенными окнами.