Кризис вариант 2

В трёх действиях. (Идея разработана совместно с Дмитрием Шаблинским)

Действующие лица:

Александр – преуспевающий менеджер.

Владимир Петрович – отец Александра, профессор.

Гуля – официантка.


Действие первое.

Ресторан. Около полудня. В центре – сервированный для приема гостей стол на две персоны. К столу подходит Владимир Петрович, усаживается. Рядом с ним появляется официантка, сияющая радушием. Это – Гуля. Она предлагает посетителю меню и винную карту.

ГУЛЯ. Добрый день! Меня зовут Гуля. Я буду вашей… Ой! Владимир Петрович! Здравствуйте!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ (узнавая). Постойте, постойте…  Вы – Камалова? Третий курс?

ГУЛЯ. Да, я – Гуля Камалова. Здравствуйте, профессор!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Третий курс. Всё верно. Я читал вам…

ГУЛЯ. …Теорию управления. Ой, как здорово! Вы здесь, Владимир Петрович. Я очень рада!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. И я рад, Гуленька. Ничего, что я вас так называю? Но ведь родное лицо! Только вам признаюсь: чувствую себя… как-то неуютно.

ГУЛЯ. Почему?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Редко я хожу… в подобные заведения. Привык, знаете ли, к столовке. Но сегодня – особый случай! М-да… А вы-то что здесь делаете?

ГУЛЯ. Работаю. А что? 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я в другом смысле.

ГУЛЯ. А нет никакого «другого смысла». Просто – работаю. И всё.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Понятно. «Всюду деньги, деньги, деньги. Всюду деньги, господа. А без денег жизнь плохая – не годится никуда»?

ГУЛЯ. В общем, так и есть.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А почему не по специальности?

ГУЛЯ. По какой? Что я умею?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Не скажите. Недавно по телевизору было…  Финансовый аналитик! Консультирует «крупный промышленный холдинг»! А сам – студент. Мальчишка! Пятый курс финансовой академии.

ГУЛЯ. Представляю себе этого консультанта!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Представляю себе этот холдинг! Значит,  сомнительной карьеры вы не хотите? «Уж лучше», – как сказал поэт, – «в баре…»? Пардон.

ГУЛЯ. Не за что, профессор. Я тоже люблю Маяковского. «Лучше в баре ****ям буду подавать ананасную воду». Из песни слова не выкинешь!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. М-да. Что-то мы с вами… увлеклись. Это я виноват.

ГУЛЯ. Это я виновата! Где сервис? Где гостеприимство? Сейчас мы будем вас кормить.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Не надо меня кормить! Во всяком случае, пока. Я жду одного человека… По одному деловому вопросу… Да, что я всё кругами! Я сына жду, Гуленька. Моего взрослого сына. Это он предложил мне встретиться здесь. Он – успешный человек. Давно живёт отдельно. Твёрдо стоит на ногах. Руководит серьёзной компанией! Представьте, хочу увлечь его… Словом, есть одна мыслишка. Так что у меня здесь деловой обед. Деловой обед! Взрослый сын! – Неплохо звучит, а?

ГУЛЯ. Неплохо!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Если честно, волнуюсь. Каждый отец хочет быть полезным своему сыну, только получается это не всегда.

ГУЛЯ. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо. Я чувствую. Интуиция. Я ведь восточная женщина, профессор. Верьте мне – у вас сегодня очень хороший день. Хотите, принесу вам минеральной воды?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Хочу (Гуля кивает головой и уходит). И вода превратится в вино… Спасибо, Гуленька, добрая душа!

В зал входит Александр, осматривается, направляется к столику, где сидит Владимир Петрович. Кладёт на стул свой портфель.

АЛЕКСАНДР. Уже здесь? Хорошо. Прошу извинить, задержался. Пробки.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ (встает). Здравствуй… Александр.

АЛЕКСАНДР.  Да. Именно. Это хорошо, что вы сейчас назвали меня именно так: Александр. Врать не буду – ехал сюда… думал… как лучше с вами… себя держать. Всё-таки больше двадцати лет… Надеюсь, вы понимаете? (Садится за стол).

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да, я понимаю.  (Тоже садится).

АЛЕКСАНДР. И вот что я надумал. Не будем разыгрывать тёплую встречу. К чему? Мы почти не знаем друг друга. Впрочем, зла у меня на вас нет. Надеюсь, вы тоже… не испытываете ко мне… негатива? 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. О чём ты? Конечно, нет!

АЛЕКСАНДР. И я подумал: почему нет? Почему не поговорить, не перекусить вместе – когда ещё свидимся? Тем более этот ваш звонок…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да, да. И я тоже так подумал. Почему бы нет? 

Подходит Гуля, она принесла воду для профессора, но не торопится ставить её на столик. Её внимание адресовано новому посетителю. 

ГУЛЯ (Александру). Добрый день. Рада, что вы к нам пришли.

АЛЕКСАНДР (не обращая внимания на официантку, Владимиру Петровичу). В общем, я рад, что вы сами выбрали верный тон. Пожалуйста, можете говорить мне «ты». В конце концов, я намного моложе. Но только без «сынов», «сынков»… Этого не надо. Окей? 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Окей, Александр.

АЛЕКСАНДР. Окей, Владимир Петрович.

ГУЛЯ. Профессор, ваша вода.

АЛЕКСАНДР. Профессор? Так вы – профессор?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Александр, познакомься. Это – Гуля. Моя студентка. Большая умница! Мы здесь так неожиданно встретились… Она здесь… Это – Александр…

АЛЕКСАНДР (окидывая взглядом официантку, Владимиру Петровичу). Я буду называть вас «профессор». Это удобно. (Гуле) Отличница, комсомолка, спортсменка? А где меню?

ГУЛЯ (кладет перед Александром меню). Прошу вас. 

АЛЕКСАНДР (берет в руки меню, изучает). Профессор, вы определились… с выбором… вот этих вот… блюд? Может, салатик лёгкий? Как раз то, что надо… Супец из раков, а? Раков хотите? Вообще, здешнюю кухню хвалят. (Обращается к Гуле, не поворачивая головы). Шеф-повар-то ваш ещё не уволился?

ГУЛЯ. Нет. Мы за него держимся. Гордимся!

АЛЕКСАНДР. Гордитесь? Это хорошо… Знаете, профессор, что мне пришло в голову? Вот, к примеру, англичане… или даже американцы… У них есть традиции. Они всегда знают, о чём следует говорить за обедом. Об обеде! О блюдах, о полезных свойствах пищи… Это, между прочим, высокий класс – уметь себя правильно вести. Зашёл, помахал всем ручкой: «Хай!» Оптимистично, и ни к чему не обязывает. Сел, поел…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А потом встал, опять ручкой: «Бай!» и вышел?

АЛЕКСАНДР. Да, потом: «Бай!», и вышел. «Хай!» – «Бай!»… Чтобы уж совсем всё расставить: мы встретились – ура! – и мы будем сейчас обедать. Кстати, угощаю… Разговаривать будем о том, о сём... Но три темы… Три темы будут под запретом. Окей?  Наше общее прошлое… Наше общее будущее… и… И денег я вам, профессор, извините, не ссужу. Дело не в вас лично. Принцип у меня такой. Я никому не ссужаю денег. Я – не кредитная организация. Надеюсь, это ясно? И справедливо, не так ли? Ну, а теперь: «Приятного аппетита». (Гуле). Принесите-ка нам, комсомолка, вот это, это, и вот это… Всё – два раза. Десерт потом. (Отцу). Возражений нет? (Гуле). И бутылочку белого сухого. Вот это вино принесите.

ГУЛЯ. Хорошо. Спасибо за заказ.  (Уходит).

Владимир Петрович и Александр за столиком в ожидании заказа.

АЛЕКСАНДР (вслед Гуле). А ничего девочка. Кругленькая… Гуля, говорите? Гу-у-ля, Гуля, Гуля… Гюльчатай! Когда состарюсь, тоже пойду студенток молоденьких… учить.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты не вернёшься на работу?

АЛЕКСАНДР. Почему?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты заказал вино.

АЛЕКСАНДР. А, вот вы о чём! У меня персональная машина, с шофёром. И, потом, сегодня можно. Сегодня у меня есть повод пить хорошее вино. (Владимир Петрович думает, что сказанное относится к нему, приободряется. Но Александр «опускает его на землю»).  Но об этом после. Не сейчас. Итак, профессор, слушаю вас. Жизнь-то как, молодая? Кипит?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  Что это мне напоминает? Какая-то детская игра? «Да» и «нет» не говорите»…

АЛЕКСАНДР. «Вам барыня прислала сто рублей и коробочку соплей»?
«Что хотите – то берите»?…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Точно. Что хотите… Только «да» и «нет» не говорите. А так – всё можно. Что душа пожелает!.. Сейчас нам обоим полагается задавать какие-то вопросы, отвечать.  Только говорить ни о чём нельзя. Детская игра!

АЛЕКСАНДР. Нет, это не детская игра. Время детских игр прошло. Всё надо делать вовремя.  И, вообще, я вас прошу… Не надо передёргивать… Никто не запрещает говорить о вас, обо мне… Но по отдельности, по отдельности! Что тут непонятного? Расскажите лучше: как вы, где вы? Профессор – это я теперь знаю. Где? Что преподаёте?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Теорию управления. В Академии экономического развития. Мой авторский курс.

АЛЕКСАНДР.  У-у? Сильно! Я изучал всю эту… теорию в Лондоне. Весьма познавательно! Жаль – не для нас. Экономика у нас лапотная.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  Но эта «лапотная экономика» держит тебя на плаву. И неплохо держит, как я погляжу?

АЛЕКСАНДР. Да. Только для этого умствовать слишком не надо. Чем проще, тем лучше. Придумай: что будешь продавать и кому? И где это можно достать? И как выгодно обставить? Потом набери денег чемодан. Отнеси, кому следует… Что делать – Господь велел делиться!.. Тем, кто рядом: кому деньжат подбрось, кому – «морковку» подвесь. А кого-то – за шкирдон и «на выкинштейн». И – путь открыт к успехам! Вот вам и вся «теория управления». Это – Россия, герр профессор. Русь-матушка!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Не люблю, когда юродствуют.

АЛЕКСАНДР. А я не люблю, когда мне рассказывают сказки!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  А раньше любил.

АЛЕКСАНДР. А теперь вот разлюбил. 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  Помнишь, мы, когда жили в Заозёрске…

АЛЕКСАНДР. Не помню. 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Совсем ничего не помнишь? 

АЛЕКСАНДР. Совсем. Хотя, нет, помню. В подъезде дверь была… Ручка у неё ещё такая приметная – стеклянная. Зелёная, как изумруд…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Верно, была! Зелёная…

АЛЕКСАНДР. И так она меня доставала этой своей тоской зелёной, что я мечтал её раздолбать, к чертям! Хрястнуть молотком!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  Разве? А я помню, тебе эта ручка нравилась. Ты всё лизнуть её норовил. Как леденец. 

АЛЕКСАНДР. У нас разные воспоминания. 

Гуля приносит и выставляет на стол вино, бокалы, закуски. Наливает гостям вино, почтительно отходит в сторону.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А помнишь, как ты любил рыбу ловить? Карасей. Жирных, золотых карасей… Ты смачивал слюной хлебный мякиш и надевал его на крючок. Кидал наживку в пруд. И караси клевали, как бешеные… Мальчик мой!

АЛЕКСАНДР. Что?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ничего. Я говорю, если бы я остался тогда в Заозёрске, мы были бы вместе. Катались бы в санях по просеке… Помнишь нашу просеку? Пели бы песни, наряжали ёлку… А летом – за грибами!.. Если бы я остался в Заозёрске…

АЛЕКСАНДР. Но вы не остались в Заозёрске.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да, не остался. Так вышло.

АЛЕКСАНДР. Вы ведь в Москве живёте, профессор?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. В Москве.

АЛЕКСАНДР. Страшно жить в Москве. Жестокий город. Злой. (Взбалтывает вино в бокале, подносит к лицу).

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. По-моему, ты преувеличиваешь.

АЛЕКСАНДР. Что вы можете знать… в своей… как её там… Академии развития! Построили храм, забились туда и молитесь… неизвестно кому. Тому, кто больше денег даст! А я этот город знаю. Хорошо его узнал. На брюхе  по нему полз, продирался… с самого низа! Ну, может, не с самого-самого. По вокзалам не скитался, из мусорных баков не жрал – врать не буду. Но что такое студент, провинциал, общага – это я знаю хорошо. И когда пришло время делать деньги… из чего хотите – из воздуха, из дерьма! – я был к этому готов. Морально готов. Я этого жаждал!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. И что же?

АЛЕКСАНДР. А «то же»! Оказалось, жаждал этого не я один. Мне это быстро дали понять… (Достает пистолет и кладет его на стол).

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Это что?!

АЛЕКСАНДР. Пистолет.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Газовый?

АЛЕКСАНДР. Почему, газовый? Нет. Реальный ствол. «Беретта». Калибр – девять миллиметров. Отличная машинка!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Зачем он тебе?

АЛЕКСАНДР. А вам не надо?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Боже сохрани!

АЛЕКСАНДР. Значит, и не получите. Между прочим, зря отказываетесь. Это ведь сила. Силища! Чувство такое – не передать! Особенно, когда патрон в патроннике! (Аккуратно кладет «беретту» на стол и прикрывает салфеткой).  Осторожно, профессор! (Останавливает движение Владимира Петровича, механически потянувшегося за пистолетом).

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Но, всё-таки, зачем? Насколько я знаю, эти все «пиф-паф, ой-ой-ой» уже в прошлом. Не то время.

АЛЕКСАНДР. Это насколько вы знаете.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Послушай, а тебе приходилось… стрелять?

АЛЕКСАНДР. А как же! В лесу, по консервным банкам.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Но ты же не для того… вот это (кивает на пистолет под салфеткой)… держишь при себе?

АЛЕКСАНДР. Какой вы проницательный! Горжусь знакомством!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Нет, серьёзно! Ты смог бы выстрелить в живого человека?!

АЛЕКСАНДР. Да, без проблем! Хотите, прямо сейчас завалю? Хотя бы эту вашу Гулю.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты что? Она же слышит тебя!

АЛЕКСАНДР. Плевать! Ей положено ничего не слышать и не видеть… Ну, не хотите Гулю… мало ли их – чёрных… по Москве шляется! Снега под ними не видно! А что, профессор, пойдём, почистим город от скверны? (Демонстративно тянется к пистолету. Владимир Петрович вдруг начинает задыхаться и достает из кармана ингалятор). Что с вами? Проблемы?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ (вдыхая из ингалятора). Нет, ничего. Сейчас пройдёт. Астма.

АЛЕКСАНДР. Разве здесь душно? По-моему, нормально.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да, да, всё нормально. Уже прошло… Прости, я, кажется, тебя прервал?

АЛЕКСАНДР. Нет. Пока это всё. Слышали, на днях один «урюк» изнасиловал шестилетнюю девочку, прямо под окнами её родителей? Жаль, меня там не было. Бац! И его башка лопается, как консервная банка. А оттуда – мозги… Я почему-то уверен, что у всех чёрных и мозги тоже чёрные… Ладно, не буду, не буду. Не буду отбивать вам аппетит. Как салатик? Хорош? Ну, а я что говорил! (Принимается за еду). 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Александр, мне это очень не нравится…

АЛЕКСАНДР. Салат не понравился?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Слова твои не нравятся. То, что ты говоришь…

АЛЕКСАНДР. То, что думаю. Я говорю то, что думаю. И у вас не спрашиваю дозволения. Нагнали всякой… шагу ни ступить! Россия – для русских! Или у вас другое мнение?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Другое. Другое! Ты-то с каких пор стал шовинистом?

АЛЕКСАНДР. Что? «С каких пор?» А с каких это пор у вас появилось право задавать мне такие вопросы?  Вы, что, растили меня? Воспитывали? Или вы смылись, не успев толком узнать вашего сына? Странно, что мы вообще встретились. Просто здесь разминуться трудно. На улице – прошли бы мимо, не оглянулись!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Тебя кто-то обидел?

АЛЕКСАНДР. Я сам обижу… кого хочешь! Впрочем, вы почти угадали. Меня хотели обидеть. Не вышло! Помните школу, в Заозёрске?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Какую? Твою или ту, где работала мама?

АЛЕКСАНДР. Мою школу. Вы с мамой не хотели, чтобы я рос учительским сынком.  И я учился в школе номер два. Славное заведение! Впрочем, ничего особенного. Если бы не «дети гор». Беженцы! Бегущие по войнам! Их поселили в Заозёрске. Вначале они вели себя тихо. Потом обнаглели. Их вдруг стало много. Везде –  на рынке, на улицах… Они плевали на всех. В наглую приставали к людям. «Смеясь, он дерзко презирал земли чужой язык и нравы!» И однажды один из них подошел к Марине…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Это девочка, с которой ты дружил?

АЛЕКСАНДР. Дружил? Возможно. Не это важно… Он подошёл к ней… как к уличной девке. Прямо сказал, чего от неё хочет. И жестом показал. Его дружки заржали… Марина сказала что-то… Наверное, про ту вонь, которой от них всегда разило… Он ударил её. Коротким ударом, в живот. Она от боли вся согнулась, опустилась медленно на колени… Тогда он пнул её ногой в лицо. Мерзкая кривая рожа, он пнул эту девочку, похожую на ангела, в лицо! Я бросился на эту сволочь – бил, бил, бил… Чёрные кинулись на меня, повалили… Прибежали учителя, какие-то взрослые парни… Разняли.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А потом? Что было потом?

АЛЕКСАНДР.  Вы правы, этим дело не кончилось. Они подкараулили меня у подъезда… Набросились сзади, скрутили, потащили в подвал… Я упирался, как мог. Но их было много. Они зажали мне руки и голову. Стали стягивать с меня джинсы… сопели и хватали меня за голую задницу… Я пытался орать, но они заткнули мне рот, тряпкой. Они хотели меня опустить. Понятно? Как в тюрьме! Но Бог отвёл. Помните дядю Пашу? Соседа?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да. Помню. У него была овчарка.

АЛЕКСАНДР. Рембо. Псина моя родная! Это он меня спас. Дядя Паша как раз выводил его гулять. Рембо учуял чужих – и вперёд… Как же он их рвал! Он их в клочья рвал, мой дорогой! Эти шакалы выли… Твари! Твари!

АНТОН СЕРГЕЕВИЧ. И что было потом?

АЛЕКСАНДР. На другой день Рембо застрелили, из проезжавшей машины. Дядя Паша запомнил номер, пошёл в милицию. А там… толстомордый мент… сказал, чтобы он сидел тихо. Не то родители этих скотов отдадут его под суд… И дядя Паша заткнулся. Эти грёбаные «беженцы» успели подмять под себя и ментов, и прокуратуру, и всю местную верхушку. Купили всех, оптом, как фермеры… мешки с навозом.  Я… после этого… перешел в другую школу. Маме сказал… что-то сказал, правдоподобное… не помню. А потом… А потом мы стали эту сволочь мочить.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что ты сказал? Я не понял?

АЛЕКСАНДР. Ничего, что выходило бы за рамки здравого смысла.

Владимир Петрович роняет столовые приборы на стол, растерянно трёт рукой лоб.

АЛЕКСАНДР. Да не переживайте вы так! На вас прямо лица нет! Ничего страшного не случилось. Со мной, по крайней мере. Вас ведь это интересует? Вы ешьте, ешьте… Вы ведь о чём-то хотели со мной поговорить? Ваш звонок… он стал для меня сюрпризом.  Кстати, как вы узнали мой номер?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Мне дала его твоя секретарша.

АЛЕКСАНДР. Я её уволю. Так, и что вам от меня нужно? О чём вы хотите говорить?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты  прав, я не просто так позвонил тебе и попросил об этой встрече. У меня есть важное предложение.

АЛЕКСАНДР. Какое? 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты хочешь сказать: «А не пошли бы вы к дьяволу, профессор, с вашим… предложением»?

АЛЕКСАНДР. Говорите, раз уж начали.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  Моя специальность – управление предприятием…

АЛЕКСАНДР. Вот оно как? И чем же вы управляли в этой жизни, кроме собственного языка, профессор?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я занимался теорией управления.

АЛЕКСАНДР. В том-то и дело, что «теорией»!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я могу продолжать? Или ты ещё не накуражился вдоволь?

АЛЕКСАНДР. Я не куражусь. Просто хочу понять, с кем я имею дело. Ведь  у нас намечается деловой разговор?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты, как я понимаю, отказываешь мне в уважении? Но, поверь, я уважаемый специалист. Меня ценят. Со мной советуются. Ко мне приходят учиться… Так вот. Я разработал целую систему мер… Конкретные, чёткие рецепты… как повысить эффективность бизнеса. Ты не хуже меня знаешь, что сейчас происходит в российских компаниях. Всюду – полупрофессионалы. Ответственность работников не прописана. Дела ведутся по традиции, часто – по дурной традиции! Управление строится на интуитивных оценках. Строгого научного анализа нет – управленцы ни рынка толком не знают, ни внутренних возможностей компании… Если бы кто-то наладил грамотное консультирование в этой сфере – ты представляешь, какой бы это принесло результат! Производительность труда – в трое, в четверо выше прежней!  Рост рентабельности, инвестиций…

АЛЕКСАНДР. И кто же этот «кто-то»? Кто это всё сможет изменить и «наладить»?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я. И ты. Мы с тобой, Александр! Что, если бы мы смогли создать компанию для внедрения… моей системы? Современный управленческий консалтинг! А? Впечатляет?

АЛЕКСАНДР. Стоп! Стоп, профессор. Что-то у вас разыгралось воображение! Значит, по-вашему, нам следует заняться консалтингом? Что ж, мощная получится фирма – ты да я, да мы с тобой! И кто же будут наши заказчики?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Бизнес. Деловые люди. Управленцы, вроде тебя.

АЛЕКСАНДР. Так, уже интересно. Не мою ли компанию видите вы своим первым клиентом? 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Почему нет? Это пошло бы тебе в зачёт, как руководителю. 

АЛЕКСАНДР. В зачёт? Славно, славно! Здорово придумано! Вы мне лучше вот что скажите: давно ли разработана эта ваша «система конкретных мер»?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Лет семь назад.

АЛЕКСАНДР. И с тех пор постоянно совершенствуется?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Постоянно.

АЛЕКСАНДР. И вы её преподаёте в этой вашей… всё забываю название… в Академии…?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. …экономического развития. Ты не представляешь, какой она имеет успех у слушателей!

АЛЕКСАНДР. У Гюльчатай?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что?

АЛЕКСАНДР. А вам не приходило в голову, почему дальше успеха в стенах вашего «храма науки» дело-то у вас не идёт? Вот ведь вопрос! Все слушают, прилежно записывают в тетрадки, хлопают в ладоши любимому профессору. А тот – счастливый! – склоняет седую голову под шквалом благодарственных аплодисментов… Только всё это – очередная сказка! Люди, когда приходят из вашей «страны эльфов» к себе, на производство, быстро понимают, что реальный мир живёт совсем по другим законам.  Совсем по другим законам он живёт! Интересно, что даёт вам право думать, что вы – самый умный? Нет, правда, любопытно, что даёт вам такое право? Не ваш ли дешёвый костюмчик и стрижка в стиле «бедный, но честный»? Почему вы полагаете, что ваша так называемая «система конкретных мер» давным-давно не известна каждому школьнику? Говорите: в бизнесе всюду «полупрофессионалы», «интуитивные оценки», «нет строгого научного анализа»? Скажите, пожалуйста! Как все удивлены и шокированы! Да, это так. Ошибки здесь нет. Но в этом-то и вся соль! Ведь что это такое, на самом-то деле?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Мало эффективная система управления.

АЛЕКСАНДР. Мутная вода! Вот что это такое. Мутная водица, в которой все, кому надо,  ловят рыбку… большую и маленькую. Жирных золотых карасей. И если бы только карасей! Вы, вообще-то, знаете, что такое бизнес в России? – Судя по всему, нет. Так я вам популярно объясню… 

К столу подходит Гуля, убирает посуду, ставит на стол новые блюда. Увлеченные разговором, гости не обращают на нее внимания.

…Главное – найти идею, которая будет всех кормить. Простую идею. Например, продавать за границу лес или нефть, или человеческие органы, или новорождённых детей. Покупать за границей барахло, которое всегда будет в ходу: трусы, чайники, стиральный порошок… Идея должна быть заведомо прибыльной, а для этого она должна приносить доход раза в три больше расхода. Лучше – в четыре! Потому что кормить ей предстоит многих: чиновников, депутатов, хозяев бизнеса, их жён, детей и шлюх. Нерадивых и малограмотных менеджеров и рядовых работничков, того же качества, с их жёнами, детьми и шлюхами… К богатой идее всегда есть кому присосаться. Это у нас называется «преуспеть в делах»,  «подняться». Так у нас говорят. «Он поднялся» – значит, нашёл, от чего откусывать, откуда сосать. И здесь самое важное – чтобы на таких идеях поднимались только свои, а чужие чтоб не зарились. Вот для чего нужна «мутная вода».  Этот бардак в управлении поддерживается нарочно, поймите вы это, наивный старик! Консультирование! Он ещё говорит о каком-то консультировании!  А вы знаете, чем в России занимаются крупнейшие, во всём мире уважаемые консультанты по бизнесу? – Объясняют, как правильно выводить деньги из страны, как уходить от налогов. Учат, как жить так, чтобы было хорошо, и чтобы за это ничего не было. Вот и весь консалтинг. А за ваше… вот это вот… «прояснить и выправить ситуацию» никто и гроша не даст. Надо же! «Производительность втрое, вчетверо!» Да сегодня в этой стране никто не умножает, все только делят. Только делят!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Это неправда! Ну, хорошо, пусть будет полуправда. Я ведь тоже общаюсь с деловыми людьми. Многие понимают серьёзность положения и готовы платить за качественную систему управления.

АЛЕКСАНДР.  А я вам зачем? Общайтесь и дальше, на здоровье.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Не скрою, мне нужны подъёмные деньги. Надо с чего-то стартовать.

АЛЕКСАНДР. Допустим, я соглашусь. Чем я рискую, вы рассчитали? И чем готовы рискнуть вы, кроме вашего честного имени, разумеется?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Видишь ли, Александр, ты знаешь, мы заведомо в неравном финансовом положении. Ты сам это подчеркнул. У меня…

АЛЕКСАНДР.  Короче, вы предлагаете мне одному финансировать это предприятие?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. В этом я вижу решение вопроса. Я мог бы стать интеллектуальным инвестором.

АЛЕКСАНДР. И вы хотите спросить, на какую сумму я готов…  попасть?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да.

АЛЕКСАНДР (сворачивает кукиш). Ни на рубль! Вы кушайте, кушайте, профессор. Супчик стынет.

Гуля доливает вино в бокалы. Она с тревогой смотрит на Александра. Тот, как ни в чем ни бывало, с аппетитом поглощает пищу.

Конец первого действия.



Действие второе.

Александр «приканчивает» очередное блюдо. Достает сигареты и хочет закурить, но, увидев ингалятор рядом с Владимиром Петровичем, убирает пачку в карман.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты можешь курить. Мне всё равно. 

АЛЕКСАНДР. Ладно, я потерплю. Ну, какие ещё есть идеи?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Какие уж тут идеи! (Равнодушно водит вилкой по тарелке).

АЛЕКСАНДР.  Ну, что вы, профессор, нос повесили? Найдёте вы себе партнёра, мир не без дураков… в смысле, не без добрых людей. Найдутся энтузиасты с деньгами. Да как возьмётесь вы за российский бизнес! Как поднимете его на должную высоту! Ух! Хотите – идею подарю? Назовите вашу славную компанию «Виагра»! Что, уже есть такая? Но ведь не в консалтинге? Значит, и вам сгодится. Беды не будет!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Уже.

АЛЕКСАНДР. Что «уже»?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Беда. Беда у меня. Понимаешь? Ты должен понять… Я рассчитывал на твою поддержку. Если бы нам удалось создать этот бизнес, у меня появился бы шанс. А теперь этого шанса нет.

АЛЕКСАНДР. Какой шанс? Вы о чём?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Дело в том, что я уже пытался… сам… решить эту проблему. Мне очень нужны были деньги… Ты пойми, в моём возрасте – ни кола, ни двора… Грошовая зарплата – унизительная для образованного человека, для учёного. Да, ты прав. Трижды прав! Дешёвый костюм, дешёвая стрижка. Дешёвая жизнь! В какой-то момент я понял: дальше так продолжаться не может. Что-то я делаю принципиально не так. И я… дёрнул же меня чёрт!.. В общем, я…

АЛЕКСАНДР. Только не говорите, что вляпались в какую-то афёру! Ну, что сопишь? В какую? Говори!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я купил квартиру на нулевом этапе строительства. Ну, словом, как-то так это называется. Ты знаешь.

АЛЕКСАНДР. Ах, мать твою! Это вы, значит, сговорились с каким-то поганцем – он дал тебе левый кредит на квартиру, чтобы ты потом её за дорого перепродал… А разницу вы решили поделить. Так? А всё провалилось. Дом никто не строит. Цирк сгорел и клоуны разбежались. Ты – обманутый дольщик! И поганец требует деньги обратно, да ещё с процентами. Так?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. С ножом пристаёт к горлу! Буквально. За ним стоят ужасные люди. Он их приводил. Если не отдам через неделю – меня не станет. Просто не станет!

АЛЕКСАНДР.  А если бы я согласился… ну, на этот… консалтинг? Что бы изменилось?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Многое! Очень многое! Они – разумные люди. Не стали бы резать курицу, несущую золотые яйца…

АЛЕКСАНДР. Тебя бы взять… за это самое! Знаете, профессор, в чём ваша ошибка? Вы решили, что я мягче… добрее тех страшных для вас людей. Нет. Я страшнее их. Они – так, мелюзга. А я привык всерьёз наказывать тех, кто меня подставляет. Ты ведь подставить меня решил, профессор, а? Подставить? А ты не подумал, тварь, чем это для тебя может кончиться? (Отбрасывает салфетку, берет пистолет и наставляет его на Владимира Петровича). Может, это случай… проверить малышку в деле? 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты не выстрелишь! Не посмеешь!

АЛЕКСАНДР. Ты прав. Не выстрелю. (Кладет пистолет на стол). Потому что ты меня ещё не подставил. Мозги куриные! Я не дал тебе себя подставить… И вот что я тебе скажу, астматик хренов: пошёл вон! (Садится).

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ (тяжело встает из-за стола). Да, я пойду.  (Пытается отыскать в кармане кошелек, чтобы расплатиться за обед. Кошелек цепляется за подкладку). Чёрт! Чёрт!

Владимир Петрович, махнув рукой, направляется к выходу. Уходит. К Александру подходит Гуля. Она крайне возмущена.

ГУЛЯ. За что? Почему вы… Как вы можете? Как смеете!

АЛЕКСАНДР. Что?! Эй, ты, халдейка! Ты что себе позволяешь?

ГУЛЯ. Вы не смеете так себя вести!  Здесь вам не… Я пожалуюсь… на вас!

АЛЕКСАНДР. Кому? Кому ты хочешь жаловаться? Господу Богу? Жалуйся… Что за бардак! Здесь ресторан или где? Сервы хамят гостям – полный капут!  А вот я тебя сейчас за ухо – и к вашему директору. И ты уволена! Ты это понимаешь? Не слышу? Ты хочешь, чтобы тебя уволили? Хочешь или нет? Не слышу?

ГУЛЯ. Не хочу.

АЛЕКСАНДР. Не слышу! Громче. Громче!

ГУЛЯ. Не хочу.

АЛЕКСАНДР. Чего ты не хочешь?

ГУЛЯ. Чтобы меня уволили.

АЛЕКСАНДР. Громче говори!

ГУЛЯ. Я не хочу, чтобы меня уволили!

АЛЕКСАНДР. …мой господин.

ГУЛЯ. Что?

АЛЕКСАНДР. Ты должна сказать: «Я не хочу, чтобы меня уволили, мой господин».

ГУЛЯ. Нет.

АЛЕКСАНДР. Ты что, дура? А ну, живо!

ГУЛЯ. Я не хочу, чтобы меня уволили, мой господин.

АЛЕКСАНДР. Так-то лучше. А теперь проси у меня прощения.

ГУЛЯ. Простите меня…

АЛЕКСАНДР. …мой господин.

ГУЛЯ. Мой господин.

АЛЕКСАНДР. В-о-от. Молодец. Прощаю. Я сегодня добрый… Знаешь поговорку: с сильным не борись, с богатым – не судись! То-то. Запомни, Гюльчатай.  Знай своё место! Легче жить будет… А за профессора не переживай. Он заслужил, прохвост… Так ты, значит, студентка? А почему здесь работаешь? Денег не хватает?

ГУЛЯ. Не хватает.

АЛЕКСАНДР. Так иди на панель. Не хочешь? Зря.  У тебя бы получилось. Ты – добрая девочка… И мордашка у тебя… И фигурка… Эх, что-то, понимаешь, дяде любви захотелось! Почему здесь не обслуживают «топлесс»? Мне бы понравилось. А? Слушай, вас ведь, наверняка, приглашают… чтоб… всё это… на дому? Семейные торжества и всё такое? Приходи ко мне. Я тебя закажу. Будешь подавать мне «топлесс». А? Не хочешь? Как надо отвечать? Как я тебя учил?

В зал врывается Владимир Петрович. В руке у него исписанные от руки листы бумаги.

АЛЕКСАНДР. Тебе что ещё? Ингалятор забыл?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты прогнал меня. Вышвырнул, как собачонку! Туда, где для меня нет жизни… Там – смерть! Ты… меня… на верную смерть! Но я хочу, чтобы ты знал… Тем же оружием… Тем же оружием!.. ты убил и свою мать.

АЛЕКСАНДР (вскакивает с места, бросается к профессору). Что ты сказал?! (Хватает отца за грудки, трясет, силой усаживает на стул, не отпуская рук). Что ты сказал?! Я убил маму?! Ах ты, мерзавец! Поганый, злобный язык!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ (отрывает от себя руки сына). Сказал, что слышал. Говоришь, сказок не любишь? А сам… сказочным принцем хочешь быть…  добрым мальчиком… Да, уж, заботливый сын… На, вот, читай. (Протягивает листы Александру. Тот берет, с волнением вчитывается в написанное на листе бумаги). Читай. Сам всё поймёшь.

АЛЕКСАНДР (читает письмо). Нет, этого быть не может! Это какой-то… Почему я этого не знал?! Ну, почему?! Почему она написала тебе, а не мне?!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Она пыталась тебя разыскать. А ты был за границей. И тогда она написала мне.

АЛЕКСАНДР. Это правда?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Правда. 

АЛЕКСАНДР. Если бы она смогла…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Найти такие деньги? Да, она бы осталась жить. Такие операции умеют делать. Умеют. Только это дорого стоит. Слишком дорого для провинциальной учительницы.

АЛЕКСАНДР. И ты даже не попытался ей помочь? Почему меня не разыскал?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Где бы я взял твой лондонский адрес?

АЛЕКСАНДР. Надо было узнать! Боже мой! Мама, как же так!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  А у меня – какие деньги! Откуда! Я старался, как мог. Метался, просил, клянчил… Астму заработал… Но всё – впустую… Ты был её единственной надеждой. Только ты.

АЛЕКСАНДР (потрясенный). Но я же ничего не знал. Ничего этого я не знал! Она… перед моим отъездом… написала мне. Но ни слова! Ни слова о деньгах, о болезни, об операции! Просто «приезжай, скучаю». Я тоже скучал, но Лондон… Это казалось в то время важнее всего. Думал, ещё успею. Свидимся… Но я же приезжал в Заозёрск! Уже после… После того, как мама… И мне никто ничего… Почему?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А кто мог тебе об этом сказать? Она жила одна. Её ученики, соседи? – Так они ж тебя почти не знали. Ты уехал… Столько лет прошло! И потом, они могли быть не в курсе её проблем. Ты же знаешь маму! Она никогда никому не жаловалась… Наверное, я не должен был… Прости. Я сорвался. Я не должен был. Ты меня… Словом, прости. Мне надо  идти. Прощай.

АЛЕКСАНДР. Не уходи. Всё правильно. Это моя мать. И я должен знать всё.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Вот ты всё и узнал.

АЛЕКСАНДР (Гуле). Водки принеси! Гюльчатай, где ты там? Слышь? Водки нам принеси. Пулей! 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я всё-таки пойду, извини.

АЛЕКСАНДР. Нет. Останься. Сядь. Садись. Помянем маму.

Владимир Петрович остается с сыном. Гуля приносит графин водки. Александр берет его в свои руки.

АЛЕКСАНДР (Гуле). Иди. Свободна пока.  (Наливает водку; обращается к отцу).  Помню ли я нашу просеку? Помню, конечно. Сосны высокие, как мачты… стволы рыжие… снег белый-белый… И мы – с тобой и с мамой, в санях. На тройке! Лошади бегут, фыркают, пар из ноздрей…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты очень любил лошадей.

АЛЕКСАНДР. Любил? Я грезил лошадьми! Плакал во сне, когда мне лошади снились. Теперь уже не так.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Не так? Почему?

АЛЕКСАНДР. Перегорело… Ну, давай, не чокаясь. Мама, прости своего сына! (Мужчины выпивают по рюмке водки. Александр – профессору). Я вспылил, был груб с тобой – должен и у тебя просить прощения. Должен, но не могу. Не хочу. Сам виноват. Зачем ты мне врал?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я не хотел тебя обманывать!

АЛЕКСАНДР. Опять врёшь! Ну, зачем ты опять врёшь? Вот уж, реально, детский сад: «Я не хотел. Я больше не буду». Ты деньги должен, старик.  Взрослым людям взрослые деньги! И здесь «прошупрощения» мало… Ладно, будем думать. Порешаем твою проблему, порешаем.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я знаю, я для тебя – чужой человек. Ты, действительно, не обязан…

АЛЕКСАНДР. Да, вот именно, не обязан.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я бросил тебя…

АЛЕКСАНДР. Ты бросил меня, когда мне было двенадцать лет. Собрал вещички и – в Москву. В Москву-у-у! 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Теперь-то ты понимаешь, почему я это сделал?

АЛЕКСАНДР. Понимаю. Ясен пень!  Не сидеть же в Заозёрске – клопов давить! Ты карьеры захотел.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я виноват перед тобой.

АЛЕКСАНДР. Прощения ждёшь? Не дождёшься! Не в том ты виноват, что уехал, бросил меня и маму… Всё гораздо хуже! Карьеры ты ведь так и не сделал. Не-а! Всё поставил на карту – семью, доброе имя, сына своего единственного… Рванул, как на Эверест! А в результате? – Пшик! Профессор, конечно, не дворник-забулдыга. Но и немногим лучше. Ты не научился жить в этом мире.   Засел в какой-то своей скорлупе убогой, в раковине – и выглядываешь: «Ку-ку». Морепродукт! Смотришь на свет белый и не понимаешь ни черта! Академия экономического развития – звучит гордо! Но что за этим громким именем? – Пустота. Теоретики, вашу… с вами!  Тебе ведь нечего мне сказать. Ты ничему не можешь меня научить. Я тобой не горжусь. Вы прос… просадили наше национальное богатство… Не увидели дальше носа своего! И когда вас всех тряхнуло… Так, вместо того, чтобы думать о деле, о будущем, закладывать реальный фундамент… вы стали болтать языком. Вы истощились в речах! И теперь вы требуете к себе уважения? А его не будет. Уважают всегда за что-то. Вас – не за что! Вы оставили нам в наследство помойку. Мы её разгребаем, а вы сидите поодаль, носы морщите, да ещё советы даёте. Не туда, дескать, гребёте, дети.  Надо не под себя, а от себя. Гребём, как умеем! И вас уже не спросим. 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Вас – это кого?

АЛЕКСАНДР. Старшее поколение… Тебя в том числе.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Допустим. Нас, меня, ты не уважаешь. Но что ты, что вы оставите новому поколению?

АЛЕКСАНДР. Это какому ещё?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Хотя бы вот этой девочке, которую ты презрительно называешь Гюльчатай!

АЛЕКСАНДР. А, Гюльчатай! Почему «презрительно»? Любя, любя… Ей –  ничего не оставлю! Сама возьмёт. Всё, что захочет. Я тут её мала-мала поучил, чтобы людей разбирала. Она головку опустила, а сама глазёнками зырк, зубёнками – хрусть! Ей бы в руки биту бейсбольную, да безнаказанность – она бы вышибла мне мозги! Ей-Богу!.. Ладно, оставим грустную тему. Я ничего не обещаю, но попробую помочь. Сколько ты им должен? (Профессор что-то пишет на бумажной салфетке, протягивает её Александру). Ух, ё-моё! Ты каким местом думал…?  Ладно. Будем решать… Ещё по одной? (Наливает водку, выпивает). Да, нам самим пришлось выгребать… Всё делали сами. И будем делать! Вот я, например. Поднялся… Был мальчик на побегушках… А теперь я – босс! А скоро буду «Большой босс». Ты понял? Вот. 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Тебя повышают по службе? Поздравляю.

АЛЕКСАНДР (передразнивает). Да, меня повышают по службе. Повышают. Конкретно. Сейчас подо мной одна компания. Большая, но одна. А будет весь регион (смотрит на часы). Да, вот прямо сейчас всё и происходит. Заседает Совет директоров. Сейчас там шумно: «бла-бла-бла, бу-бу-бу». Но всё будет «Окей» и «вери гуд».

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты уверен?

АЛЕКСАНДР. На девяносто девять процентов!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Почему не на все сто?

АЛЕКСАНДР. Есть у меня конкурентишка. Какой-то «левый» грузин. (Повторяет иронично, на южнорусский манер) Грузин.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что значит «левый»?

АЛЕКСАНДР. Левый – значит, чужой. Не наш. Не знаю, кто за ним стоит. Моя «крыша» зуб даёт, что грузин этот – так, вошь с «макинтошем», не проходной вариант. Так что скоро будем пить шампанское.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А почему ты не там, а здесь? Решается твоя судьба!

АЛЕКСАНДР. Да всё уже решено. Просто надо соблюсти… ну, ты понимаешь. Мне умные люди сказали: «Уйди, не маячь». И это сейчас правильно. Что, ещё по двадцать капель?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Тебе же, в любом случае, идти. Туда. К твоему руководству. Представляться.

АЛЕКСАНДР. Проставляться?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я говорю о вступлении в должность.  Ты выступишь перед Советом директоров. Как там у вас принято? Зачем же ты пьёшь?

АЛЕКСАНДР. О себе беспокойся. О себе. Я никогда не теряю форму – это привычка. Годами отработанная привычка. Вы поняли, профессор? – Тогда пей!  (Выпивает рюмку водки).

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да, я вижу. Ты вырос. Взрослый, зрелый мужчина. Хозяин жизни.   

АЛЕКСАНДР. Верно. Я – хозяин жизни.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Одно меня беспокоит…

АЛЕКСАНДР. Что же тебя беспокоит?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Твоя агрессивность. Ты – весь на нервах. На всех кидаешься, рычишь… Я сейчас не о себе… Ты очень жёстко и цинично рассуждаешь… обо всём.

АЛЕКСАНДР. Да, я умею рычать. Умею принуждать и властвовать. Отнимать, если нужно. Наказывать. Это признак силы. Разве нет?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Мне показалось, что это – другое. Это... какой-то глубокий скепсис. Ты не веришь в перспективу… достойной человеческой жизни. Все у тебя – враги, воры, взяточники, подлецы. И ты среди них, над ними – эдакий Царь Иудейский!

АЛЕКСАНДР. Иудейский? Почему «иудейский».  Мы, что, евреи?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Это образ. Из Достоевского.

АЛЕКСАНДР (неопределенно). А…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Боюсь, что это даже не скепсис. Это – депрессия. Когда всё вокруг черно – это называется «депрессия».

АЛЕКСАНДР. А я думал – миграционная политика.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Видишь, даже твой юмор… с оттенком… злобы и безнадёжности.

АЛЕКСАНДР. Нет, ты не прав. Это не депрессия, не скепсис. Трезвый взгляд на мир, на порядок вещей. Только и всего! В мире одна правда – правда силы. Жестокой, беспощадной силы. Каждый нормальный человек стремится быть сильным и побеждать слабаков. Это закон природы! Победил –  тогда плодись и размножайся! Но не раньше. Раньше права не имеешь… Ну, чему ты улыбаешься?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я вспомнил одну свою давнюю лекцию в Санкт-Петербурге. Я уже тогда говорил: надо сотрудничать, а не воевать. Сильные должны помогать слабым. Умелые – неумелым. Те, кто нашёл свою дорогу, – тем, кто растерялся, впал в уныние…

АЛЕКСАНДР.  Короче, проповедовал…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Можно и так сказать. Я объяснял: сотрудничество лучше конкуренции, разумнее. Меня прервал некий старичок. Он сидел рядом с молоденькой спутницей… Я давно видел: его так и подмывает возразить мне. И он, таки, возразил. Почти твоими словами. «Вы», – говорит, – «отрицаете главную движущую силу эволюции – естественный отбор. Это – нонсенс! Чепуха! Выживать должны сильнейшие. Своё право на жизнь надо ещё доказать. В борьбе доказать!» А сам весь седенький, морщинистый, трясётся, красными пятнышками пошёл… Я вдруг представил: выйдем мы сейчас, после лекции, во двор, подойду я к нему – тресну разок по плешивой головушке, а спутницу его… поимею. Прямо на его глазах. Как в дикой природе. Вот и будет ему торжество силы – в действии!

АЛЕКСАНДР. И  почему ж  не поимел?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Я против «торжества силы». В столь убогом понимании. 

АЛЕКСАНДР. А хотелось? Ну, признайся, хотелось ведь? Проснулись инстинкты, когда глаза таращил на юную полногрудую деву?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Люди не живут инстинктами. Обществом правит разум, сознание.

АЛЕКСАНДР. Неужели! Да, ну? И что же нам велит делать этот наш разум? Любить всех подряд? В христианском смысле, в христианском смысле…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Вот ты смеёшься над святыми заповедями…

АЛЕКСАНДР. Как можно!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. …А между тем, все религии твердят людям одно и то же: живи интересами ближнего, и мир отплатит тебе за это добром. Сторицей отплатит!

АЛЕКСАНДР. Всенепременно!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. И это – не пустое заклинание, не миф. Это закон общественных отношений. И закон этот работает, как… как закон всемирного тяготения. Не хочешь его признавать – милости прошу, шажок… с десятого этажа… И будет - мокрое место. Я поражаюсь мудрости древних! Всё, что нужно знать для счастья, они нам сообщили. Одна беда – мы им не поверили! Я думаю: мудрецы, не слишком-то надеясь на нас, простых смертных, изложили законы бытия в виде сказок. Потом, дескать, поймёте. Оцените. Время придёт. А пока – слушайте, читайте, мотайте на ус. А мы решили, что это всё – сказки. Сказки! И не поверили.

АЛЕКСАНДР.  Во что верить-то, что следует понять? Я не вполне разобрал.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Вот ты… с какой-то брезгливостью даже… сказал: «Любить всех подряд». Да, разве об этом речь! Нельзя любить тех, кто любви недостоин. Кто гадит вокруг себя, разрушает… Делает свою работу плохо, подводит других, обманывает…

АЛЕКСАНДР. Ну?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Но человеческая природа не производит брака. Не рождает она неполноценных, бракованных людей! Тот, кто поступает в данный момент неправильно, просто не знает, что значит «правильно поступать». Не умеет, не владеет инструментами, если хочешь, созидательного поведения… Неумелый человек реализует себя в разрушении, умелый – в созидании. Значит, неумелого, слабого… Я называю слабыми всех, кто плохо приспособлен к жизни, независимо от индивидуальных качеств… Так вот, слабого надо сделать сильным. Умелым, знающим. Помочь ему найти достойное место в жизни.

АЛЕКСАНДР. И кто же должен слабого сделать сильным?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Тот, кто уже сегодня силен. Только у сильных есть такая возможность. Слабый сам себя за волосы из болота не вытянет. Если сильный откажет слабому в помощи – слабый погибнет.

АЛЕКСАНДР. Туда и дорога.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А не слишком ли ты… разбрасываешься людьми?

АЛЕКСАНДР. А что их жалеть? Количество двуногих тварей на Земле превысило все мыслимые пределы. Это доказано.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Кем доказано? Теми, кто и представления не имеют о рациональном управлении обществом? Лишние люди! Это же надо додуматься! Лишним всегда объявляют то, чем не умеют управлять. Для кого лишние?! Для тебя, придурок? Так отдай штурвал тому, кто умеет править – он найдет способ развивать потенциал человечества. И не будет лишних!

АЛЕКСАНДР. Это кто здесь «придурок»? Я? Но сильный здесь, сейчас именно я. По твоей же классификации. Я – самый приспособленный, самый умелый. Как минимум – среди нас двоих. От меня зависит – поднимется некто слабый с колен или нет. Или ему перо воткнут в бок, несмотря на его гуманистические воззрения. Прямо в воззрения и засадят. С хрустом… Сильный здесь – я! И я утверждаю, что только сильные, собравшись вместе, пойдут уверенно в будущее. А слабые – останутся на обочине, в прошлом. И так будет всегда.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Слабость, как явление, должна остаться в прошлом. Слабость, а не слабые. Слабых надо делать сильными. В этом смысл общественных отношений. Взаимодействие…

АЛЕКСАНДР. Чушь! Сильные всегда будут жить за счёт слабых. Слабые – это наша кормовая база.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Это философия неудачников.

АЛЕКСАНДР. Неужели? 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ.  Точнее, такая философия приводит человека к обязательной неудаче. Ломает его. Кто так рассуждает… кто ведёт себя так… от него люди отворачиваются.  Он умирает в одиночестве.

АЛЕКСАНДР.  Все умирают в одиночестве. Я, кстати, не тороплюсь. Я собираюсь жить, и жить хорошо! В последние годы я следовал прямым и  реальным путем. Я подходил ко всем на первый взгляд неразрешимым проблемам с твёрдым намерением найти выход – даже тогда, когда существовала опасность, что придётся отказаться от более или менее серьёзных выгод. Я был солдатом бизнеса, воевал на передовой и знаю, какая тяжёлая штука война… Теперь моя компания вышколена и отмобилизована мной. Могу сказать: я собрал свои войска и теперь потребую жертв от всех, кто рядом со мной. Если понадобится – любых жертв! Я имею на это полное право, потому что сегодня я тоже абсолютно готов, равно как и прежде, на любые жертвы со своей стороны… Я вступаю в эту борьбу без колебаний. И вы знаете, профессор, есть только одно слово, которого я так и не выучил: «капитуляция».

Речь Александра прерывает телефонный звонок.

Конец второго действия.




Действие третье.

АЛЕКСАНДР (достает телефон, смотрит на дисплей). Ну, вот. Свершилось! Принимаю поздравления (подносит трубку к уху). Да, на проводе.

Некоторое время Александр слушает молча, напряженно улыбаясь. Затем улыбка сползает с его лица. Владимир Петрович внимательно смотрит на сына, пытаясь понять, что происходит. Александр молчит, не отнимая трубки от уха.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что? Что случилось? (Александр продолжает молчать с каменным лицом). Что он говорит?

АЛЕКСАНДР (после паузы).  Уже ничего.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что случилось? Ты можешь мне сказать?

АЛЕКСАНДР. Ничего. Ровным счётом.

Александр прячет телефонную трубку, двигаясь, как сомнамбула. Садится ровно, расправляет плечи. Смотрит прямо перед собой. Затем начинает истерически хохотать.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что произошло, чёрт побери? Саша!

АЛЕКСАНДР (справившись с приступом смеха). Я же говорю – ни-че-го. Мечты развеялись как дым! Вы не знаете, профессор, как из букв «ж», «о», «п», «а» составить слово «счастье»? Есть варианты? У меня уже нет. 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Кто это звонил?

АЛЕКСАНДР (с горькой иронией). Мой небесный покровитель.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что он сказал?

АЛЕКСАНДР. Сказал… Чёрт, мне срочно надо туда! (Начинает суетиться, собираться, но останавливается). Впрочем, нет. Зачем? Они уже нажали на слив… Вместо меня будет тот… грузин. Как его?  А (машет рукой), всё катится… 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты успокойся, пожалуйста.

АЛЕКСАНДР. Я спокоен. (Берет сигарету, чиркает несколько раз зажигалкой, но безуспешно).

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Хочешь, вообще не будем об этом говорить?

АЛЕКСАНДР. Почему? Я эту ситуацию воспринял вполне рационально, трезво. Поверь. Поверь… Абсолютно трезво. Выпьешь водки?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Нет. Не хочу.

АЛЕКСАНДР. И я не буду. Всё это – не случайно. Слишком рано я…  вот и поймал… бабочку! А ребята не зевали. Молодцы, сукины дети! Молодцы!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты же говорил, конкурентов у тебя нет? 

АЛЕКСАНДР. Значит, есть. Были, теперь-то что уж… Среди акционеров есть чёрные – кавказцы. Но я думал, они – так… особой роли не играют. Выходит, я ошибся. Они поставили на своего и победили…  Это – заговор, профессор! 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что ты намерен делать?

АЛЕКСАНДР. Не знаю. Теперь они меня вышвырнут. Пойду наниматься в курьеры.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. А как же «не знаю слова капитуляция»?

АЛЕКСАНДР. Издеваешься? Решил, теперь можно? Пора? Надо брать реванш? Ну-ну.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Перестань. Я хочу помочь.

АЛЕКСАНДР. Чем ты можешь мне помочь? Не смеши… Хотя… (Внезапно оживляется). Слушай! Как же я… упустил… А, ну, посмотри-ка сюда. (Бросается к портфелю, открывает, достаёт оттуда папку с документами, бормочет). Я, конечно, многое про них знаю… Но этим нельзя воспользоваться… Задавят! А вот это может сработать. Вот, взгляни. 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что это?

АЛЕКСАНДР. О! Это дорогого стоит! Я подавал это на конкурс. Видишь? Вот. Это новая структура холдинга. Охвачен весь регион. Видишь, всё расписано. Должности, люди, деньги. Задачи. Цели и средства. По сути – это стратегия управления в условиях кризиса. Ну, теперь ты понял?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ (изучает документы). Пока – нет.

АЛЕКСАНДР. Ты изучай, изучай… Оцени, теоретик. Я знаю, копии у них нет. Только один экземпляр. Вот этот. И теперь я могу с ними торговаться.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Не думаю.

АЛЕКСАНДР. Что? Почему?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Этот проект слабоват. Много ошибок.

АЛЕКСАНДР. Не болтай ерунды! Какие ошибки?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ну, посуди сам. Твоя основная идея: сокращать расходы.

АЛЕКСАНДР. Да. И что? Во время шторма сбрасывают балласт.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Балласт?! Ты уверен, что это – балласт? А я думаю, ты лишаешь компанию будущего. Что тут у тебя с кадрами? Тотальное сокращение? И кого под нож? – Аналитиков, разработчиков новых тем, отделы по связям с общественностью…

АЛЕКСАНДР. Не до жиру…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Вот этим (трясёт в воздухе проектом) ты создаёшь замкнутую, ограниченную систему. Нет почвы для развития. Ты сокращаешь затраты – а этого мало! И вовсе не обязательно. Это какое-то примитивное понимание…  Ты полагаешь – это всё лишнее? Опять «лишнее»! (Берет один из документов). Кризис на дворе. Запросы людей меняются. Условия меняется. Кровь из носа – всё это надо изучать! А ты сокращаешь аналитиков. (Отрывает клок бумаги, бросает). Нужны радикально новые предложения – а ты убираешь разработчиков. (Отрывает еще клок). Нужно открываться миру, объяснять доходчиво, зачем и для кого ты существуешь – а ты обрываешь связи с общественностью… (Отрывает третий клок, бросает, держит в руке жалкий бумажный огрызок).  Надеешься, от сокращения компания выиграет – а она может крупно проиграть. Да и те, кого ты решил оставить… Им ведь придется работать «за себя и за того парня», и они скоро выдохнутся. Перестанут справляться с работой. Потом возненавидят тебя. (Бросает остаток  документа на пол). Они воровать у тебя начнут! Это – азбука управления, мой друг. Чему ж ты учился-то в Лондоне? Или ты думал: «лапотная экономика» не потребует настоящих знаний? Ошибка это, ошибка.

АЛЕКСАНДР. Ты всё-таки решил отомстить. Обиделся.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да, нет же, нет! Я стараюсь быть объективным.

АЛЕКСАНДР. Можешь не стараться. Всё, что ты сказал – чушь! Теория. На практике всё иначе. Сейчас надо сбрасывать балласт. Это не обсуждается!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Да откуда же «балласт» у тебя взялся? Как это у тебя – руководителя! – балласт образовался из людей? Ты, что, копил никому не нужных работников, кормил, оплачивал их бесцельное пребывание в компании? А теперь – на улицу, когда петух клюнул? Где же твой профессионализм? Скажи, до кризиса ты хорошо знал, кто и чем у тебя занимается? Умеют ли дело-то своё делать? Не верю! Не знал ты. Была традиция – хорошая? дурная? – никто из вас толком не задумывался. Вы тупо её поддерживали. За неимением лучшего. А ситуация изменилась.  И вы растерялись – не готовы!  Кончилась сладкая жизнь. Теперь кричите: «Кризис! Кризис! Стихийное бедствие!» «Горе»-управленцы – вот настоящее стихийное бедствие.

АЛЕКСАНДР. Всё у тебя?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Всё. Ты спросил – я ответил.

АЛЕКСАНДР. И вот это ты собирался продавать реальному бизнесу? Это – образец твоего хвалёного консалтинга? – Марсианин! Ничтожество! В сторону отойди – зашибу!  У меня  нет другого выхода, кроме как отныне и впредь силе противопоставить силу… Им не удастся измотать меня! Я не намерен сворачивать с избранного пути. У меня достанет ясности ума, чтобы представить вероятный ход событий... В качестве убойного аргумента я со всей скромностью должен назвать собственную личность – я  незаменим! Ни одна личность не смогла бы меня заменить… Я убежден в силе своего разума и в своей решимости... Никто не сделал того, что сделал я... Я поднял компанию на реально большую высоту... Её  судьба теперь зависит лишь от меня. И я намерен действовать. Действовать! В ближайшее время  я выберу благоприятный момент и нападу. И никто не посмеет упрекнуть меня в выборе низких средств, когда я добьюсь победы! Я трудился всю жизнь, выворачивался наизнанку. Мало? Этого мало?! Судьба потребовала большего? Ничего! Я справлюсь. Пока я жив, я буду думать только о моей победе. Я ни перед чем не остановлюсь и уничтожу каждого, кто против меня!.. Эй, Гюльчатай, а ну, поди сюда! Бегом, вприпрыжку!

К столу подходит Гуля. Она не торопится. В её поведении что-то явно изменилось. Она выглядит уверенной и злой.

ГУЛЯ (с ядом в голосе). Я здесь, мой господин. Готова к услугам, мой господин. Не хотите ли вина, мой господин? (Берет со стола бутылку с вином и выливает содержимое на Александра). Ой, вы, кажется, обмочились, мой господин! Ничего, вам так больше идёт.

АЛЕКСАНДР. Что ты делаешь, дрянь?!

ГУЛЯ. Мой господи-и-н!

АЛЕКСАНДР (бросается на Гулю). Да я ж тебя…

ГУЛЯ (прячется за спину профессора). Что? Что ты меня? Может, я тебя! Так это ты – Сашка-дурашка? А я-то слушаю – ушам не верю! Ты это, ты. «Лев», «тигр»… курица ты мокрая! (Александр сжимается, теряет кураж). И ты на что-то надеялся? «Большой босс»? «Девяносто девять процентов»? Да у тебя и одного процента не было. Неудачник!

АЛЕКСАНДР. Замолчи!

ГУЛЯ. Слушаюсь и повинуюсь. Да от тебя не знали, как избавиться, чудо!   

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Гуля, вы о чём? Вы, что, знакомы?

ГУЛЯ. Заочно. Имела сомнительную честь. (Александру). Тот «грузин», что тебя обошёл – Нодар Васадзе. Муж моей сестры, Зулы. Он был главным претендентом, а не ты. С самого начала – он. И теперь он стал «Большим боссом». Надо позвонить ему, поздравить. А ты, мой господин, собирай манатки! Теперь ты – «пошёл вон»! Нодар слово дал – тебя он уволит первым. Ступай за выходным пособием.

Гуля  гордо удаляется. Владимир Петрович и Александр стоят, растерянные.

АЛЕКСАНДР. Испортила костюм. Как это теперь отмыть? Боже, как стыдно!  (Берет со стола салфетку, затыкает её за брючный ремень, устраивая нечто, вроде фартучка). Вот ведь… Вот ведь мерзавка! А пойду-ка я прямо к директору. Где директор?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Зачем он тебе? На работу устраиваться?

Александр оглядывает себя и видит, что похож на «полового» из трактира.

АЛЕКСАНДР. «Вот стою у ресторана – замуж поздно, сдохнуть рано».

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. В ресторане.

АЛЕКСАНДР. Что? А, ну да. В ресторане… И что же теперь делать?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Вероятно, пора делать выводы.

АЛЕКСАНДР. Какие?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Во-первых, ты должен понять – это не случайное поражение.

АЛЕКСАНДР. А я тебе что сказал? Я же сам тебе об этом сказал!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты говорил о другом – всё у тебя какой-то «заговор»? А дело не в этом. Этот Васадзе… Видишь ли, я его хорошо знаю.

АЛЕКСАНДР.  И ты тоже его родственник? – Обложили! Со всех сторон!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Нодар учился у меня. Лет пять назад. Он – мой дипломник. Очень способный человек. Я понимаю, тебе неприятно это слышать…

АЛЕКСАНДР. Нет, отчего же? Я кайфую.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Но объективность требует… Словом, Васадзе – очень достойный… Он – звезда рынка! Странно, что ты этого не знаешь… Взгляни на ситуацию с другой стороны.

АЛЕКСАНДР. С какой?! Как ни верчусь, лицом не поворачивается. Куда ни целую, везде…

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Понимаю, это не легко, но всё же… Если ваша компания позволила себе нанять такого менеджера – значит, впереди серьезный рывок. Это – вызов! И Нодар людьми разбрасываться не будет…

АЛЕКСАНДР. Меня он вышвырнет сразу.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Эта девочка? Ты просто её обидел. Ты и её успел обидеть… Если ты правильно себя поведёшь, не полезешь в бутылку – вы с Нодаром сработаетесь. Ты не потеряешь темпа, будешь развиваться… Это раз. И, потом, поработать с самим Васадзе – это престижно! Это поднимет твою цену на рынке, если что…   

АЛЕКСАНДР. Ты о чём? Какой «рывок»? Какая «цена на рынке»? Цена…  пакетика говна! Чёрные в очередной раз опустили наших русских губошлёпов, прибрали компанию к рукам. Вот и всё! Какие, к дьяволу, ценные кадры! Они обыграли нас вчистую – вот что произошло. Я поражаюсь – ты сумел прожить жизнь, не снимая розовых очков! У тебя мощный ангел-хранитель. Поздравляю!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты уязвлен, расстроен. Я понимаю. Но я-то смотрю со стороны… И вот что я вижу… Крупная разветвлённая компания. Своё производство, система сбыта, транспорт, складское хозяйство… И сейчас компания решает, кто сможет реализовать её планы. Тем более, кризис. Нужно нечто особенное. Новое… Правление изучает две  кандидатуры. Тебя и Нодара. Ты – молодой, энергичный, европейски образованный, умный, честолюбивый… Всё это в плюс. Но ты же никогда не руководил производством. Или я не прав? 

АЛЕКСАНДР. Я прекрасно знаю, что такое производство.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Теоретик! Сам же говоришь, этого мало… И есть второй кандидат – яркий, успешный, не менее образованный… И при этом – блестящий топ-менеджер компании полного цикла.  Всё, что есть у вас, он знает, как свои пять пальцев. И потом… тебя знают внутри компании, а его знают все, весь рынок. И это немаловажно. Для тех, кто захочет вложить свои деньги, это – серьезный аргумент «за». Да, что я тебе объясняю! Ты же сам всё понимаешь!

АЛЕКСАНДР. Жаль, ты не всё понимаешь. Наивность на грани идиотизма!  Реальный бизнес не живёт по твоим учебникам – сколько раз нужно это повторять! Никто не заглядывает далеко в будущее. Все хотят жить сейчас. А для этого надо драться. Вынь из горла у соседа – и запихни в своё. Вот девиз!  Это – война! И мы – русские – проиграли этот бой. Но война не закончена. Не закончена!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Знал бы ты, как это неприятно слушать!

АЛЕКСАНДР. Не слушай.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Ты всё время твердишь: «Чёрные, заговор, наши, не наши, война до победного конца»… Это же не по-русски! Помнишь, что сказал классик?  «Стать настоящим русским, значит стремиться  внести  примирение, указать исход мировой тоске в своей русской  душе,  всечеловечной  и  воссоединяющей,  вместить  в  неё  с братскою любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и  изречь окончательное  слово  великой,  общей  гармонии,  братского   окончательного согласия всех племен»… Истинно русское – это братство всех племён! А ты всё бубнишь о каком-то заговоре.

АЛЕКСАНДР. Где ты откапываешь… эти цитаты?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Там, куда и тебе не лишним было бы заглянуть… Ты – сторонник конкуренции: «Побеждает сильнейший!» Ты призываешь к изоляции: «Все, кто не русские, – враги. От них нужно избавляться!» Ты призываешь «своих» к войне против «чужих».

АЛЕКСАНДР. И что?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Это фашизм. Недаром в твоих речах я узнавал знакомые фразы. Фюрер! Так говорил Адольф Гитлер.

АЛЕКСАНДР. И что теперь? Донос на меня напишешь?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Нет, не напишу. Написал бы, да некуда.

АЛЕКСАНДР. Адольф Гитлер был умный человек. Умный и решительный!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Он был бесноватый! И его судьба закономерна.

АЛЕКСАНДР. Если на человека ополчился весь мир, и он вынужден был защищаться, а потом – уступить  силе, он бесноватый?   

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. И, похоже, слегка дурковатый. Впрочем, дело прошлое. Ты не будь дураком, сын… Ладно, не злись. Послушай, что я тебе расскажу.  Однажды, много лет назад, на Ленинском проспекте, напротив Первой Градской больницы, стоял сотрудник ГАИ. Он там обосновался: водители всё норовили повернуть, где не положено. А он их с восторгом штрафовал. Особенно одного – тот каждый день нарушал. И вдруг у гаишника, прямо на посту, случился приступ аппендицита. Примчалась «скорая», отвезли бедолагу в Первую Градскую. Лежит он, мучается от нестерпимой боли в животе. Подходит хирург – в халате, в шапочке. Но пока ещё без маски. Как ты думаешь, кого он узнаёт в этом хирурге? Того самого злостного нарушителя! Оказалось, этот врач не просто так путь срезал – к больным торопился, к операционному столу… Гаишник увидал его – чуть не… Но всё обошлось. Тот парень, хирург, резал его хорошо. С любовью!

АЛЕКСАНДР. В чём же мораль сей басни?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. После операции мужик проходу врачу не давал. Встретит в коридоре – и ну прощения просить! Извини, брат, не знал, что ты – хирург! – А если б знал? – Знал бы, я бы тебе зелёную улицу обеспечил. Честь бы тебе отдавал! Я ведь там не для мебели стою… Вот такой был случай. В чём мораль, говоришь? Люди мы. Люди! А люди только вместе могут выжить. Когда каждый помогает каждому. И тогда жить легко. А если мешать, зажимать друг друга, отнимать кусок – всем крышка!  И сильным, и слабым.  А ведь мешаем-то другим только потому, что их не знаем! Как в песне: «Мы не узнанные друг другом, задевая друг друга, идём». Не знаем: можно кому доверять, нельзя?  На всякий случай не доверяем никому. И тянем одеяло на себя. Соревнуемся: кто сильнее, кто слабее? А слабый тот, кто другим не верит, кто одному себе хочет служить… Сегодня в ходу слово «корпорация»: «корпоративный дух», «корпоративное мышление», «корпоративные интересы». А ведь корпорация нежизнеспособна! Корпорация – это те, кто делят мир на «своих» и «чужих».  «Своим» – безусловный приоритет, а «чужих» можно и обобрать, если так карта ляжет.   Мир не выносит корпораций, мир борется с ними! Корпорация либо умирает, либо превращается в коллектив. Вот это слово, жаль, сейчас не в моде. А напрасно! Коллектив открыт миру, он хорошо осознает, что его роль – создавать общественное благо. Коллектив работает в интересах всех.

АЛЕКСАНДР.  Я устал. К чему эта лекция?

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Лекция? Пусть так. Извини, всё собираюсь выразить свои мысли в частушках, в анекдотах, чтобы и до таких интеллектуалов, как ты, дошло. Да всё времени нет. Так что, прости, пока только лекция… Но какая разница, чем вправлять человеку мозги? А тебе нужно их вправить. Ох, нужно! И не тебе одному. Недавно по телевизору творческая дама закатывала истерику: «Общества нет, на Земле живут только индивидуальности! Люди – это ангелы, упавшие с небес на Землю!» Я слушал и думал: «Ты – точно упала! И, падая, ударилась копчиком. И мозги вылетели из ушей»… Да общество, милая моя, пронизывает тебя. Всю твою индивидуальность! Это оно дало тебе разум. Всё, что ты умеешь делать – это общество! Всё, что на тебе надето, что у тебя в желудке, на чём покоится твой тощий зад – всё предоставило тебе общество! В обмен на твои полезные усилия, разумеется. И если общество тебя оттолкнет, ты станешь не ангелом, а зверем. Точнее – зверьком, который жрёт падаль и спаривается с собственными детьми.

АЛЕКСАНДР. Слушай, может хватит! Что ты теперь: «Однажды, много лет назад…»? Раньше надо было сказки рассказывать. Раньше. Сейчас уже поздно.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Нет, не поздно. И не сказки это!  Выживание – наша общая цель. Никто не выживает в одиночку. Вот так – просто и  драматично! Мы рождены для сотрудничества, а не для конфронтации. Мы воюем тогда только, когда не понимаем, как и в чём могли бы взаимодействовать. А это уже вопрос управления, согласись. Знал бы гаишник, что не хулигана он штрафует, а врача, который торопится кому-то жизнь спасти – со стыда бы сгорел! Остановил бы поток машин и дал человеку проехать. И гордился бы своим поступком!

АЛЕКСАНДР. Я всё понял. Довольно!

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Мы – разные люди, но у нас один общий – великий! – интерес. Мы хотим жить на этой планете! То, что мы разные, делает нас сильнее. Странно, что ты не понимаешь элементарного! Нам нужно лишь распределить между разными людьми разные общественные роли. И тем самым обеспечить единый процесс, имя которому – производство общественных благ. Объединить разных людей во имя единой цели – это и есть «управление». Эх, ты, управленец! Учесть возможности каждого – его природные склонности, умения, знания, пристрастия – вот задача управленца! Ведь если человек обретает ту роль, в которой он лучше всего себя реализует, да при этом ещё и нужен другим – он обретает счастье. Счастье – это соучастие! Со-частие! Сопричастность общему делу! Это когда другим нужно от тебя то, что ты сам делаешь с превеликим удовольствием! Вот за что отвечает управленец. За счастье – ни больше, ни меньше!

АЛЕКСАНДР. Да пошёл ты! 

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Корпоративное сознание – это вера в то, что можно стать счастливым за счёт других, «чужих».  А коллективизм – это нацеленность на развитие общества, на широкое сотрудничество. Ты это понимаешь?   

АЛЕКСАНДР. Добром это не кончится.

ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. «Стремитесь же опередить друг друга в добрых делах», – это сказал Пророк Мухаммед… Кстати, вот тебе пример коллективизма. Я знаю человека, он владеет компанией… Водку производит. Водку, водку! Зелье, дурман, зелёного змия – называй, как хочешь. Но он – хозяин! –  делает всё, чтобы его водка была чиста от вредоносных примесей – от сивухи, эфирных масел,  чего-то там ещё… И стоит это огромных денег, которые он мог бы не тратить, приберечь для семьи, пустить на другое выгодное дело. Я его как-то спросил: «А почему вы так печётесь о качестве вашей водки? Не проще производить, как другие, стандартный продукт дёшево и быстро?». Знаешь, что он мне ответил? «Я», – говорит, – «хочу свой бизнес внукам передать. И если люди в России пьют, и я не могу этому помешать, то я могу хотя бы сделать так, чтобы они не пили всякую гадость. И я уверен, люди это оценят. Они отдадут мне предпочтение, а я свой бизнес – внукам». Простая формула! Видишь, работает даже в производстве водки. Что же говорить о домах, лекарствах, одежде!  Умные люди давно это поняли. Взять хотя бы Васадзе! О, с ним пришлось хорошенько повозиться! Въедливый, недоверчивый, пораженный вирусом корпоративности… Он не принимал ни одной мысли без боя. «А если мой подчиненный нерадивый, неумелый, да ещё и хамит мне при всех, я, что, обязан с ним сотрудничать? Не проще ли выгнать его, к чертям, на улицу?» – Так он спрашивал. А я ему: «Уважаемый Нодар, если работник неумелый и нерадивый – это ваша вина. Вы – управленец. Задайтесь вопросом: «Почему этот человек, который ценит себя и свою жизнь не меньше чем я – свою, плохо работает? Может, ему не созданы условия? Может, он сам не создан для этой работы, и ему надо поручить что-то другое?» В обоих случаях это – ваша забота. Каждого – буквально! – можно сделать не врагом, а помощником. Полезным членом экипажа. Нужно только понять, в каком направлении человек мог бы развиваться. Управление – это развитие! Управляешь производством – развиваешь общество. Управляешь людьми – развиваешь людей. Что тут сложного? Нодар, я помню, переживал, спорил. Но однажды подошёл и попросил стать его научным руководителем. Отличную работу он тогда написал! Превосходную! Так что никакие это не «розовые очки», мой милый. Это – мышление коллективиста. Мышление победителя! А те, кто живут корпоративным сознанием – обречены на проигрыш. Вот ты цитируешь Гитлера. И это закономерно. Фашизм – типичный вариант корпоративности. И плох он даже не тем, что заранее намерен жертвовать людьми. Жизненные блага стоят дорого. И коллектив тоже готов идти на жертвы. Но жертвовать собой, а не другими. Первое – благородно, второе – мерзко! Фашизм обрекает на заклание тех, кого считает «слабаками» или «чужаками».  Так не выйдет, братцы! Да можете хоть уписаться от восторга, горланя бодрые гимны, тряся своими факелами и прославляя ублюдка-вождя – конец  для вас один. Печальный… Нодар был слаб, когда был в шорах корпоративного сознания, а стал силён. Стал силён – и победил тебя, вас всех. Чему удивляться, у него рычаг – весь мир! На него он готов опереться, потому что научился доверять этому миру, видеть в людях не соперников, а партнёров. Это – высший пилотаж управления!  Представляешь, насколько он силён! А ты, твой рычаг… извини… маленький, как пенис в потном кулаке. Туда-сюда, туда-сюда… Ну, ничего. Нодар Васадзе пришёл в вашу компанию, чтобы её развивать. И тебе он поможет. Научит работать, как следует… Вот увидишь… И я смогу тебе помочь… Мы ещё таких дел натворим! Прости, что-то мне… (Начинает задыхаться, достает ингалятор) Сейчас, одну минуту…

АЛЕКСАНДР. Да пошли вы оба, куда подальше…

Александр берет пистолет, снимает с предохранителя и стреляет в отца. Владимир Петрович падает замертво. Вбегает взволнованная Гуля. На её глазах Александр  вкладывает пистолет в руку отца, имитируя самоубийство.

ГУЛЯ. Ты убил его?!

АЛЕКСАНДР. Он застрелился. Сам. У него был тяжёлый день. И ещё:  у него были долги. Очень большие долги (берет бумажную салфетку, на которой профессор написал сумму долга и протягивает Гуле). И, вообще, он жил неправильно.

ГУЛЯ. Но я всё видела!

АЛЕКСАНДР. Ты ничего не докажешь. Не сможешь доказать. Я тебя оскорбил, ты – меня. Мы с тобой враги. А какой из врага свидетель! (Обращается к публике). Он столько всего наговорил. Не знаю, как у вас, у меня голова разболелась. И, главное, несёт какую-то чушь! Сотрудничество! Счастье! Коллективизм! Сильные помогают слабым, те на глазах растут, набираются сил, и все – рука об руку, счастливые – грядут в светлое завтра! Это когда же сильные заботились о слабых? Вот вы, господа, заботились когда-нибудь о слабых? Да не смешите меня! Всегда люди будут стремиться побеждать и не стать побеждёнными. Всегда! Любой ценой! Так было, так будет. И новый Петр построит на костях свою столицу «на зло надменному соседу». И новый Калигула потратит казённые миллионы на корабль с золотой крышей и мраморным полом. И сотни рабов будут работать вёслами, а сотни рабынь – губами, грудями и задницами, чтобы доставить удовольствие своему императору. И при этом будут ненавидеть его, и в сладких грёзах будут резать его на куски, до одури мечтая занять его место!  И новый хитроумный Иаков купит право первородства у недалёкого Исава за чечевичную похлебку. А ведь он брат его, родной брат… Всё будет именно так. И человечество не вымрет, что самое забавное. И в этой грязи, и в крови все мы как-то умудряемся выживать. Всегда! Правда, запах всё время какой-то… Вы чувствуете? Везде!

Пока Александр говорит, Гуля заново сервирует стол. Владимир Петрович встает. Александр возвращается к столу. Пьеса закончена. Актёры обретают свои реальные лица.

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Ну, и зачем ты меня «убил», Дима?

«АЛЕКСАНДР». Это не я. Тут так написано: «стреляет в отца». Наверное, это в переносном смысле. Метафора. Дескать, у меня своя голова на плечах, а ты – рот закрой.  Доверия, понимаешь, не заслужил.

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Всё равно. Мог бы и не стрелять.

«АЛЕКСАНДР». Не мог, «папа», не мог.  «Интеллигентный человек…», – один мудрый прапор говорил на военных сборах, – «Интеллигентный человек должен стрелять туда, куда ему укажут». Вот.

«ГУЛЯ». Мужчины, садитесь за стол. Сейчас нас будут кормить. В контракте так сказано… Димочка, я тебя не сильно облила? Это – вода, высохнет.

«АЛЕКСАНДР». Уже подсыхает.

«ГУЛЯ». Ну, и хорошо. Да не переживай ты – будет и у тебя хорошая работа. Будет!

«АЛЕКСАНДР». Играть идиотов за тарелку супа?

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Нет, мой друг. Идиот здесь всё-таки я. Современный князь Мышкин! И почему на Руси добрый, открытый человек – всегда идиот?

«ГУЛЯ». Только на Руси?

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Не знаю. Языками не владею. Я говорю о том, что вижу каждый божий день. Вокруг себя.

«АЛЕКСАНДР». А вы не задумывались, Владимир Сергеевич, почему по народной примете встретить попа – к несчастью?

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». И почему же?

«АЛЕКСАНДР». Потому что священник проповедует то, чего на самом деле не бывает. Хорошо было бы – но не бывает! А дразнить людей несбыточным – безнравственно. Лучше уж сказать, как есть. Так, мол, и так, ребята. Жизнь будет плохая, но короткая.   Каждый сам за себя. И – поехали! По крайней мере, это честно.

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Не думаю. Мой «профессор» правильно сказал:  «Там, где люди доверяют друг другу, сотрудничают – там всё умножается. А где не доверяют, конкурируют – там делится». Если не умножать, что делить-то будем? Не останется же ничего?

«ГУЛЯ». Я знаю одно: женщины будут рожать детей от тех мужчин, которые несут всё в дом. Всё в дом! А не от тех, кто… из дома… выносит.

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Что значит «всё в дом»? А если это «всё» снято с трупа?

«ГУЛЯ». Смотря что снято, с какого трупа…

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Господи, слава тебе, что я успел жениться, детей народить, до всего этого…

«АЛЕКСАНДР». Слушайте, а может, мы всё-таки поедим? Хватит разговоров? А то мне ещё на радио.

«ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ». Согласен. И у меня есть дела… (Официантке ресторана) Девушка, можно вас?

Подходит настоящая официантка, актеры делают заказ, начинается ужин.

Конец.