Самый редкий плод

– Значит, ни языки соседних стран, ни наречия диких кочевников тебя не интересуют, - сказал Сторож, поглаживая ствол молодой яблоньки.
– Нет, нет, нет! – Я готова была потерять терпение. – Этого полно в других Садах, но мне это ничем не поможет. Мне нужно что-то более древнее. И гораздо более редкое.
– Редкое… - Сторож задумчиво огляделся, а потом подвел меня к другому дереву. – Возьми вот это, госпожа. – Он указал на крупное золотистое яблоко, немного вытянутое с боков, как айва. – Это язык древних племен севера, тех самых, что умели вызывать дух ветра.
Я молча покачала головой.
Сторож пожал плечами, и мы прошли к следующей яблоне, с крепкими раскидистыми ветвями.
– Тогда, быть может, - сказал он, тронув гладкий ярко-зеленый плод, - тайный язык купцов из Алой пустыни?
– Нет. Нет. Нет. Всё это уже было. Было. Было! – Еле сдержав слезы, я уставилась в стену. С усталостью и страхом я как-то справлялась, но когда к ним примешалось раздражение… На стене передо мной плел узоры розовато-белый лишайник: сейчас, в сумерках, он испускал нежное сияние, а под полуденным солнцем, наверное, поет о чем-то своем, далеком и грустном, и лучи нежно гладят завитки пушистых лапок... – Просто покажи мне  самые редкие плоды, ладно? - попросила я наконец. – Самые-самые.
– Наш Сад этим и славится, госпожа, - редкими плодами. Вон в том, к примеру, - язык горных орлов. В том, что чуть дальше – видишь розоватый бочок? - песни глубоководных рыб. А в желтом на соседней ветке - шепот зреющей пшеницы. – Посмотрев на меня, он снова пожал плечами. - Я хотел бы помочь, госпожа. Но ты  ведь не говоришь, что именно ищешь.
– Я ищу язык, - сказала я раздельно и четко, - который позволил бы мне понимать все остальные языки, сколько бы их ни было. Самый общий и самый древний. И мне ни к чему тайны мертвых купцов, а тем более серенады моря.
– А, так ты из Лероев? Проклятие хочешь снять?
– Да! – Как же надоели мне расспросы и любопытные взгляды!
Но Сторож не стал любопытничать – напротив, вдруг утратил ко мне интерес, отошел от яблонь и присел в теплой тени инжира.
– Раз так, госпожа, тебе придется выбирать самой.
Примерно так же мне отвечали в остальных пяти Садах. Вероятно, все Сторожа получили указания от Фелиция.
– А в последнем Саду – там много яблонь?
– Достаточно. Но, думается мне, зря ты ушла далеко от дома.
Я развернулась и зашагала прочь. Хорошо ему тут сидеть под инжиром, в тишине и покое! “Зря ты ушла далеко от дома”...  Ради дома, ради мужа и сына я пустилась в дорогу и обошла уже шесть Садов. Я искала весь конец лета и начало осени. Еще немного, и яблоки начнут осыпаться - тогда они потеряют силу, а от моей семьи ничего не останется, и что в этом могут понимать сторожа?

И опять змеилась дорога, убегая от моих башмаков, и дождь поджидал над полями, чтобы сразить стальными стрелами, и вечерний холод, помощник осени, пробирался под одежду и щекотал холодными пальцами, а я куталась в плащ и пыталась отогнать тревожные мысли.
И опять босоногие мальчишки показывали на меня пальцами, а их матери, предлагая мне ночлег, шептались у меня за спиной: “Из тех самых Лероев. Слыхали о проклятии?” А я, завернувшись в одеяло, старалась как можно быстрее спастись от расспросов - во сне… Но в снах приходил Фелиций и качал головой: “Даже если ты покинешь эту семью, проклятие останется с тобой”.    
В проклятие верили все: и родня моего жениха, и другие жители Тирцы – древнего города под синей горой. И сам город, казалось, хранил его бережно, как драгоценное воспоминание молодости. Один из предков моего мужа обидел возлюбленную, бросив ее из страха перед родителями. Мурана была уже не так молода и к тому же магиня. Именно ей принадлежал самый большой Сад, в котором удалось вырастить сразу несколько чудо-яблонь. Именно к его стенам косяками тянулись поклонники, чтобы только взглянуть на ясноглазую статную хозяйку. Думаю, она сама была как волшебное яблоко, налитое изнутри солнечным светом. Думаю, не влюбиться в нее было нельзя – как раз поэтому старшие Лерои побоялись впускать ее в род, поставив сына перед выбором: либо эта перезрелая ведьма, либо вся остальная семья. Конечно, он испугался - потомственный аристократ, которого всю его недолгую жизнь учили почитать предков. Но Мурана не стала слушать. Мурана вспыхнула: пускай же твоим потомкам выбирают невест родители, а тот, кто пойдет им наперекор, никогда не сможет понять любимую, и первый, с кем это случится - ты! И юный Лерой вскоре расстался с женой – чтобы всю оставшуюся жизнь расставаться с теми женщинами, которых он выбрал сам… Древнее предание витало над трепетными цветами магнолий, ныряло под мраморные арки, пряталось в тени статуй на главной площади - мне же, чужестранке, оно казалась напыщенным до нелепости.
К седьмому Саду я вышла в последний день первого месяца осени.
Он таился за глухой оградой из синеватого камня - самый старый из Садов Филиция и самый далекий от дома… Моего дома, в котором давно уже один не понимал другого.
У ворот Сторож, широкоплечий крепыш с простым лицом, беседовал с девушкой в пышной серой юбке. Бледная остроносенькая девчушка нервно прижимала к груди кошелек. Мое появление словно подстегнуло ее –судорожно вздохнув, она почти кинула кошелек Сторожу. Тот взвесил его в руке - целое состояние. Копила, должно быть, несколько лет, а скорее всего, собрала по родственникам.
– Правила знаешь, - сказал он ей равнодушно. – Чужого не трогай. Ну, иди, что ли. Не заставляй ждать.   
Девчушка выстрелила в меня взглядом и бегом бросилась в сад. Серая юбка разлеталась и хлопала ее по ногам, длинная, с традиционным узором – остроконечные листья сплетаются в треугольники, треугольники – в колючие звезды. Символ местного божества, покровителя тех, кто ищет Главное. Такие знаки тут были повсюду: на стенах домов, на придорожных камнях, на воротах Сада… Даже у меня на руке – на браслете, который дал мне старый Фелиций. “Только женщина может снять любовное проклятие, наложенное другой женщиной”…
Сторож глянул на меня, и я показала браслет.
– Значит, ты от хозяина, - кивнул он. – Подождешь, пока вернется она… или не вернется. Войдешь. Возьмешь только то, что тебе нужно. Если отыщешь.
– Да. – Это “если вернется” прозвучало зловеще, но я не могла отступать. То, что должно было спасти мою семью, могло быть только здесь.
“Я дам тебе пропуск, но выбор ты должна сделать сама. Я могу подарить тебе только один плод - не ошибись!” Понять бы только, что имел он в виду - Филиций, прямой потомок той самой Мураны. Ах, Мурана! Ты знала, что делала...
Сторож спрятал за пазуху кошелек и неспешно побрел по своим делам. А я смотрела ему вслед и думала о Керне. Как он там один, без меня? Справляется ли с маленьким Тими? Как все-таки странно: твой сын лепечет первые слова – а ты ни одного не можешь узнать… Как странно: твой любимый просит о чем-то, а ты совсем ничего не понимаешь, и твои слова для него - бессвязная тарабарщина. Твоя мать пытается утешить тебя, а ты слышишь совсем чужие звуки. Ты никому не можешь объяснить, что именно тебе нужно. Не можешь растолковать, почему старинная ваза не должна стоять в правом углу от входа. Не можешь доказать, что картофель детям нужно есть с утра, а не за ужином...   
Мы учились в одном из Лицеев столицы. Керна я заприметила сразу – высокий ясноглазый аристократ. Из всех студентов он единственный умел носить одежду так, как мне нравилось, и разговаривать так, что хотелось слушать. Я знала, что родом он из легендарного городка, в котором еще сохранилась древняя магия. Мне очень нравился Керн, а в магию я верила не слишком, хотя часто слышала о поющем лишайнике (его привозили иногда из тех краев, но он нигде больше не хотел приживаться), а уж о чудесных яблоках ходили легенды. Кто из нас хотя бы раз в жизни не мечтал съесть особый плод, чтобы наутро заговорить на чужом языке? Яблонь было несколько десятков, все они принадлежали одной семье, а яблоки стоили ровно столько, чтобы невозможно было проверить, насколько это всё правда… Как бы то ни было, а Керн отпросился с работы и отправился навестить родных – порадовать их предстоящей помолвкой...
Я подняла глаза: солнце клонилось к закату. Девушки с острым носиком не было уже несколько часов. Что же она ищет? Язык речных ткачей-шелкопрядов? А может, обольстительниц Приозерья? А что ищу я? Ах, Фелиций… За чем же ты отправил меня так далеко? “Тебе не нужно знать все языки – найди главный!” Самый главный язык – чтобы вновь понять Керна…
Вернулся он из дома другим: прятал глаза, бормоча о брачном проклятии Лероев. Родственники взбунтовались против нарушения традиции и уже начали искать ему невесту… Каково было слышать это в городе, который гордился своими научными обществами! Я подняла Керна на смех, и мы поженились. И все было так, как хотелось мне: и жемчужно-бирюзовое платье, и старинная карета с парой вороных, и современные танцы под столичную музыку… Но наутро после свадьбы муж принес мне завтрак, я улыбнулась и сказала: “Доброе утро, любимый!” – а он уронил вилку… Ах, Мурана!
За оградой раздался крик. Потом еще и еще… Я нерешительно шагнула вперед, но с противоположной стороны по тропинке уже бежал Сторож… Он исчез за воротами – и вновь потянулись томительные минуты. Крики прекратились, но я уже не могла сидеть и мерила шагами площадку перед Садом...
  Конечно, мы испробовали все, что могли. Но ни у городских медиков, ни у сельских знахарей не нашлось ни пилюль, ни трав, ни понимания. Фелиций был последней надеждой – соломинкой, за которую мне не очень-то хотелось цепляться. Но я уступила Керну – впервые, кажется, - и мы пошли в старый дом у самого склона синей горы. К тому времени не только мы с Керном говорили на разных языках – его родители перестали понимать друг друга. У нас не осталось денег, и Фелиций вовсе не обязан был нам помогать. Но что-то заставило его – жалость, а может, чувство вины: ведь это его прабабка наслала проклятие. Он разрешил мне выбрать плод…
Сторож вынес из Сада девушку. Она была в сознании, но глаза сделались почти бесцветными и смотрели безумно. Сторож бесцеремонно сбросил ее прямо на землю и присел рядом. 
– Не уверена – не бери. Схитрить решила?  - бормотал он, хлопая ее по щекам. – Яблок шесть надкусила, не меньше. Ну, и чего добилась-то? Только плоды испортила.
– Я пойду? – Ждать больше не имело смысла, а смотреть на девушку было страшно.
Он, не глядя, кивнул…
Внутри никого не было. Что ж, в каждом Саду свои правила. Здешний Сторож не сопровождает покупателей.
Прямо у входа свежо зеленело деревце, усыпанное плодами неправильной формы. Точно под таким я оставила Сторожа в предыдущем Саду, и в остальных они росли в изобилии, изящные и ничем не примечательные. Но дальше… дальше… Мне захотелось протереть глаза. Два ряда яблонь! Раскинув мощные ветви, они уходили вдаль, и неприступные скалы стен освещались нежным розовым пламенем… Сотни, а может тысячи яблок – крутобоких, маняще-спелых… Такие, должно быть, оставила Мурана в корзине на крыльце старого дома… чтобы Лероям захотелось попробовать… чтобы Лерои перестали слышать друг друга…
Я ходила по дорожкам, не решаясь остановиться (почему-то казалось, что от этого я проснусь и никогда уже не смогу сделать правильный выбор), пока не поняла, что с каждым шагам становится все тяжелее дышать. Казалось, каждое дерево зовет к себе. Привычный комок подкатывал к горлу всякий раз, как в голове всплывало: выбор, выбор, выбор… И – сотни, тысячи яблок! В первом саду их было всего три штуки. Во втором – с десяток. Третий сад считался довольно большим – целых четыре плодоносящих дерева…
В конце концов у меня закружилась голова, и пришлось-таки остановиться. Мне не показалось: деревья что-то нашептывали. Каждое дерево пело, и хором! Каждое яблоко пыталось передать свою мысль – на своем языке… Весь мир хотел говорить со мной через эти пугающие плоды - а мне было нужно отыскать Главное. Один язык – самый древний, редкий и ценный… Который же? Танец… – шелестело с ветки. Молчание – неслось с другой… Язык танца? Язык молчания? А может, смелости или успеха? Голоса стучались мне в виски, щекотали затылок, давили на лоб, и я почти перестала понимать, что в моей голове свое, а что чужое. Да, отсюда можно не вернуться.   
Опустошенная, я едва добрела до ворот. Прислонившись к прохладной стене, закрыла глаза. И как наяву увидела Тими. Рыжеволосый малыш играет с зеркалом, и солнечные зайчики прыгают по его лицу… Проклятие не остановится на нем! Оно перейдет на всех, кого он полюбит – так же, как перешло от меня на моих родителей.  Горло у меня свело от напряжения. Пожалуй, мне никогда еще не было так страшно, и этот страх разрывал меня на части. Я боялась уйти - и ровно так же боялась остаться. Уйти означало отказаться от Главного - и никогда больше не понять ни мать, ни свекровь, ни мужа, ни сына. Остаться значило сойти с ума. 
Я обхватила голову руками, сжала изо всех сил... Стало чуть легче. И только теперь я обратила внимание на чистые, невесомые переливы, что доносились уже несколько минут. Пел лишайник. Пушистые полоски на камне в тени инжира… Воздушные звуки успокаивали, дарили поддержку и силу. В моих краях лишайник – символ стойкости, здесь – чуткости. Говорят, он не приживается в чужих землях именно потому, что тоскует по родным камням. Сейчас он словно призывал меня вспомнить о чем-то... И, словно откликаясь на этот зов, память развернула передо мной картины детства: мать заплетает мне косы, отец мастерит куклу, брат приносит пирожное… Звуки странной песни усилились. Я открыла глаза – чтобы увидеть, как поющие лапки складываются в нежно светящуюся звезду. Путеводный знак того, кто ищет Главное…  Так что же я ищу?!
Перед глазами у меня качалась ветка со свежими зелеными плодами. В забытьи я протянула руку и взяла один в ладонь. Инжир. Вкусные, сладкие ягоды. Хотя мне всегда нравились более темные, и я уже решила, что мы с Керном посадим такие перед домом... Я мигнула и замерла. Плод в моей руке как будто потемнел. Лишайник запел громче – яблони, напротив, утихли… Пальцами другой руки я нежно погладила коричневатую кожицу. Наверное, показалось. А круглые ягоды все же вкуснее… Инжир послушно изменил форму: бочок округлился и затвердел...
Лишайник светился и пел - о чем-то близком и нежном. Сад молчал. Невысокое деревце инжира ворковало чуть слышно, словно голубь, а я во все глаза смотрела на чудо в своей руке, не в силах понять – почему? Почему все это время я искала яблоко?! Ведь Фелиций сказал просто – плод. И уж точно ничего не говорил о том, что этот плод самый редкий…

Девушка в пышной юбке сидела на земле, обхватив колени и раскачиваясь. По закону, принятому в Садах, она должна будет отработать стоимость испорченных яблок. Вероятно, на это уйдут ее лучшие годы. Но я вдруг почувствовала: это как раз для нее. В Саду ей будет интересно и хорошо, и она все-таки найдет свое Главное.   
Сторож мельком глянул на меня:
– Нашла?
Я протянула руку с волшебным плодом.
Сторож кивнул:
– Самый главный. Ну, ешь, что же ты?
Я еще раз глянула на ладонь и медленно-медленно надкусила ягоду. На вкус - обычная сладкватая мякоть инжара... Конечно, должно пройти хоть немного времени. Сразу на другом языке не заговоришь. Особенно если это Самый Главный язык, в котором не так уж важны слова. Язык любви. Но уже сейчас я не понимала, зачем так упорно доказывала, что вазу надо поставить у окна, хотя она полвека стояла у двери? Зачем настаивала, чтобы красные нарциссы посадили именно у беседки (ведь так красивее!), хотя Керну нравились синие? Почему так упрямилась, отказываясь навещать его скучных старых тетушек, и спорила, какой цвет больше идет Тими? Любить – значит быть готовым изменить свою форму.
Проходя мимо храма Того, Кто Ищет Главное, я погладила поющий лишайник. Если у меня будет дочка, я назову её Мураной.