Про неестественный отбор

      Вот, был такой человек, Чарльз Дарвин, ученый, брат Чарльза Диккенса, писателя, и, как и этот его брат, тоже жил в Англии. А еще у них там тогда в Англии жила и всем заправляла королева Виктория, властная женщина…
      Ну да чего это я? Да вы про этого Дарвина не хуже моего знаете. Он же был сильный ученый, имел много догадок, и одна из них была такая, что мы все (и та королева в том числе) произошли от обезьян. Вот как загнул! Ну да только их там, в Англии, ничем не прошибешь, они народ холодный, сдержанный, курят сигары да поплевывают, и говорят: от обезьян, так обезьян, даже прикольно. Так что только одна королева стала против него возмущаться, и вот в каких словах:
      — Это что он себе позволяет! В наше чопорное время! Он, этот Дарвин, такой легкомысленный, как будто какой янки из Бостона!
      А у Дарвина, как на грех, была одна очень приличная фрачная пара из синего бостона, он все время в ней ходил и поэтому на эти королевины слова крепко обиделся! Но, правда, тоже сдержанно, он же тоже англичанин был, как и все другие джентльмены и его брат Диккенс. Диккенс над ним тогда, кстати, смеялся, говорил:
      — Экий ты, брат, шалопай, чего удумал! Сплошной Ливер Свист! Я про это книжку напишу.
      А Дарвин:
      — Нет, это не свист, а научная истина.
      И как он на этой истине, на этом пунктике, застрял, так уже ни в какую. От обезьян и всё! И дальше больше: стал и на всю другую живность («братьев наших меньших» по научному) смотреть другими глазами. И стал их любить! И он теперь собаку сапогом уже не пнет, как раньше пинывал, и в кошку камнем не бросит, как другие, хоть бы тот же его брат. А после совсем больше — стал каждый день ходить в зверинец и там диких зверей рассматривать. И особенно его тянуло к обезьянам, это ясно. И сперва всё было хорошо, они его не узнавали. Да и не знали они про него ничего! Откуда им было в зверинце знать про его миссию?
      А после или кто-то им газету какую подбросил, или сторож по пьяни сболтнул… Я не знаю! Но после было так: стали они знать, кто он такой. И что тут сразу началось! Он только к ним придет, нет, даже еще только вдалеке на дорожке покажется, а их старший им уже скомандует, и они все разом к решетке как кинутся! И как полезут на нее! И давай дружно орать:
      — Дарвин! Дарвин! Дядя Дарвин! — и просто визжат, кулаками себе в грудь стучат, своим детенышам его показывают!
      Одним словом, суматоха, неприличный шум. И это в чопорной Англии! Кругом лорды, леди с тросточками, а тут вдруг такой ор. Нехорошо! Ну, Дарвин в первое время от такого бардака шарахался и уходил, как будто никого не знает. А после стыдно ему стало, и, опять же, джентльменский гонор. И он стал тогда так: придет и сразу к самой клетке, из нагрудного кармана десятифунтовик (английский червонец) достанет и даст ихнему старшему, а старший даст отмашку и они сразу все молчок. А он стоит, ими любуется. А они им. А после он уйдет. А они на тот червонец (через сторожа) пива, чипсов наберут и гулеванят. И всем хорошо.
      Но так было недолго. Потому что уже примерно так через неделю он к ним приходит и дает червонец, а их старший его не берет, да еще говорит:
      — Не давай. Все равно сторож, собака, заберет и сам пропьет. — И сразу дальше: — Дядя Дарвин, забери нас отсюда! Нет мочи больше здесь сидеть, дядя Дарвин! Мы же люди! Почему нас без суда в тюряге держат?!
      Вот что он ему тогда сказал! И еще много другого всякого. И вся их толпа за него, и все тоже:
      — Дядя Дарвин! Забери! Дядя Дарвин, нет сил! Дядя Дарвин, мы твоя родня!
      И опять такой ор, хай подняли, что куда ему было деваться, засудили бы его за шум, по страховым конторам затаскали бы. И он взял кэб, дал сторожу, собаке этому, еще на лапу, и их всех в кэб, и сам туда же, и поехали они к нему домой. И там прописались. Вечером пришел к нему его брат Диккенс проведать его, посмотрел на это дело, засмеялся и сказал:
      — Ну, брат, у тебя теперь не дом, а прямо какой-то Пиквикский клуб! Так прямо в роман и просится!
      И ему что? Он посмеялся и ушел. А его брат Чарльз Дарвин остался. И с ним все эти. А они народ горячий, южный, ух, они там пошли отрываться! Шум, гам, конечно, просто аццкий. Ну, и соседи-джентльмены этого терпеть не стали, а сразу одно письмо в полицию, второе в мэрию, а третье совсем королеве! И в нем так мол и так, любезная монархиня, пока ты морями правишь, ты посмотри что у тебя в престольном граде Лондоне творится! Чернь лютует, обезьяны власть берут! А заводчиком у них некто Чарльз Дарвин, отщепенец, бывший джентльмен, а в настоящее время их родственник. Ну а королева что? Она такого только и ждала! И сразу дает ход этой бумаге — в парламент ее! А парламент, конечно, обиделся, почему это, говорят, мы должны про обезьян решать, мы что, обезьяний парламент, нет, мы английский, и отправили бумагу вза… Ну, переслали в мэрию. А в мэрии уже была одна бумага. А тут еще одна. Лорд-мэр разгневался и говорит:
      — Да сколько это этих обезьян! Откуда понаехали? И почему все ко мне? Пускай полиция с ними разбирается, и у кого не визы, депортировать!
      И два этих письма спихнул в полицию, к третьему. Ну а там инспектор Лейстред сразу сует магнум в задний карман и тоже сразу выезжает к Дарвину. А там с тротуара уже видно, что там просто крышу срывает! Ну, сорок обезьян в простом особняке, не шутка, согласитесь. Но Лейстред закаленный малый, не сробел, туда заходит и прямо с порога говорит: так  мол и так, любезный сэр, нам был сигнал, мы реагируем, а это у вас кто, если это звери, тогда я их сейчас обратно в зоопарк, а если люди, тогда где их визы. Дарвин пык, мык. Потому что это не наука же, а это жизнь, а он в ней слаб. Но Лейстред ему:
      — Да вы не беспокойтесь, сэр, вы же английский подданный, к вам визовый режим не применяется. А вот их, — говорит, — высылаем. Сегодня же! Извольте расписаться здесь и здесь.
      И подает бумагу. Дарвин думал, думал, после говорит:
      — Я тогда тоже с ними.
      Лейстред:
      — Зачем?!
      А Дарвин:
      — Как зачем? Буду вести среди них миссионерскую деятельность.
      А, ну тут всё! Лейстред сразу заткнулся. Бремя белого человека, а как же, для англичан это святое! И не стал он ему препятствовать. И Дарвин быстро собрался, и обезьян своих собрал, и в тот же вечер они в порт, сели там на чайный клипер (или уже на пароход, не помню) и вышли в море. Так что когда Диккенс вечером пришел туда, в тот бывший братов дом брата проведать, а того уже и след простыл. Диккенс только и сказал:
      — Как Копперфильд! — и пошел с горя писать новый роман. Но так его и не дописал.
      И Дарвин, кстати, тоже как куда канул. После, правда, говорили, будто видали его в Африке и что тамошний здоровый климат и подвижный образ жизни на него очень благотворно подействовали, он там помолодел, женился, был у него сын… или он сам им был, звали Тарзан, не знаю… Но то, что он обратно ехать не хотел, это известно точно, потому что не вернулся же и в визовый отдел не обращался, это факт. А факт — это главный инструмент любой теории.