Занавес

 Он стоял спиной к занавесу, втянув голову в плечи и сцепив руки за спиной.
 Он ждал. Ждал того особенного гула, который предшествует любому спектаклю. Так небо перед грозой собирает случайные облака в единую тучу. Неторопливо, будто нехотя, возникают то там, то сям отдельные голоса, покашливания, восклицания, и вот уже сотни вчера еще незнакомых людей, вливают свои голоса в единою симфонию, желанную для уха любого артиста - симфонию зрителя.
  Она гудит, наливается силой, наплывает волной, но, лишь заслышав шуршание занавеса, обрывается на самой высокой ноте, замирает, чтобы через короткий, но очень плотный промежуток времени, взорваться аплодисментами и криками ,,браво,, , или свистом и топотом ног ... - по обстоятельствам.
  Мысль о том , что он способен управлять этим многоголовым и коварным зверем, всегда пьянила.
  Как любил он раньше, в те дни промелькнувшей совсем рядом молодости, встать вот так , у закрытого занавеса, минут за десять до спектакля, вдыхая сухую терпкую пыль его тяжелых складок, и слушать, слушать мерный гул зала, забывая и род и племя, и год и имя, преображаясь в своих любимых героев на долгие мгновения спектакля.
  Он никогда не боялся зрителя, хотя и не любил его. Это было вечное, изматывающее желание что - то доказать, рассказать, объяснить... И получалось.
  Сегодня все было по - другому. И дело не в том, что он давно, целых семь лет не выступал, ведь настоящее мастерство - не забывается и не утрачивается с годами; великолепный чтец, он был уверен, что откатает свою новую программу на ,,ура ,,
И не в том , что сердце пошаливает, а в последнее время даже слишком, и , даже не в Сашеньке....
  Что - то случилось. Конечно он не рассчитывал, что зрители будут толкаться у входа, тщетно высматривая свободные места, может быть даже сзади несколько мест остануться пустыми...Хорошо, что он не послушал Л Л. с его сумасбродными идеями:
   - Что - нибудь по - современнее, по - раскрепощеннее, с присвистом, понимаешь ?
  Особенно раздражало это непонятное - ,,с присвистом,, А он сделал ставку на традиционную классику, и не ошибся . Классика - это ностальгия, классика - это вечно.Стоит только начать, зритель - эммигрант - самый благодарный зритель, хотя,конечно, с молодежью сложнее, но со временем у него будет ,, своя ,, публика - , ,, свой ,, репертуар, а присвисты - это не для него.
   
  Да , семь лет - большой срок.
  Сейчас уже не вспомнить - с чего все началось - какая рюмка и на чьей даче была решающей, но та последняя , безобразно - неопрятная весна решила все безвозвратно. В один из таких тревожно - промозглых дней, неожиданно для самого себя, он оказался у израильского посольства, прошелся мимо лотков с однообразной литературой, рекламируемой мальчиками с цепкими глазами и неопределенной национальностью. В тот раз он ничего не решил, а в следующий раз пришел вдвоем с Сашенькой - сдаваться - как это было названо ими уже потом.
   
  Организационные вопросы, как всегда, не были приняты всерьез, и поэтому оставили после себя лишь смутное воспоминание. Хождение в овир не было унизительным, наоборот, чиновники решительно подписывали необходимые бумаги и молча завидовали вслед . Ставшая наконец такой ходовой, робкая пятая графа, расправила плечи и даже попробовала победно оглянуться - Эх, семь бед - один ответ, уезжать, так с музыкой! И потянулись - семьями, улицами, кафедрами....
  Они быстро и выгодно по тем временам совершили натуральный обмен - небольшую квартиру на Соколе - на переносной телевизор, пылесос и малознакомую микроволновую печь, все было спешно погружено в багаж , который потом долго и нехотя добирался морем до жарких чужих берегов, и где - то в пути был вскрыт, равнодушно распотрошен и вновь нашпигован , теперь уже чужими обломками быта.
  Эти обломки так и остались в Хайфском порту, а короткая тяжба о возмещении ущерба закончилась ничем по причине неявки истца.В действительности, еще не умея в то время читать на иврите, они попросту выбросили повестку, как все непохожие на обязательные счета бумаги.
  Чужая страна, разрекламированная откормленными гладкими мальчиками из сохнута, оставалась чужой еще долгих несколько лет. Даже море, такое знакомое и желанное по прошлой жизни, - было настроено враждебно, постоянно выбрасывая черный флаг на всех спасательных вышках.
  Но это все - лирические отступления, необходимые для того , чтобы наконец набраться духа и признаться , что в первой эмиграции он потерпел полное фиаско в творческом отношении, а на его профессиональной карьере был поставлен жирный крест. И сташно было не то что не сложилось, а то , что и не пытался....
  Собственно , и так было весело. Гомерический хохот вызывало все - от заунывных, утробных, далеко разносящихся по округлой плоской местности молитв из соседней мечети (с четырех утра), до хлюпающих мусорных мешочков , плавно пикирующих из окна второго этажа в доме напротив и приземляющихся на солидную , разворошенную дикими котами недельную мусорную кучу. Неожиданно к месту вспоминался трогательный эпизод прощания с непросыхающим соседом дядей Сережей за несколько дней до отъезда в обетованные дали.
  -Ты, смотри, это, мешки с мусором завязывай тщательней , тщательней, - кричал он , разгоряченный водкой и событием, - Чтоб никто не подумал, что ты тля необразованная...
  Никто и не думал... Было жарко...
  Интересная деталь - через пару месяцев в пустующую квартиру на третьем этаже въехала интелигентного вида пара из Москвы ( - Знаете, тот дом на Калининском, четвертый от ресторана? - тяжеловесная своей ненужностью географическая подробность проговаривалась заученно небрежно - а в остальном - люди как люди...) Они привезли с собой огромную овчарку, специально натасканную на людей ПО ПРИЧИНЕ ТРЕВОЖНОГО ВРЕМЕНИ. Каждый раз, когда в подъезде хлопала входная дверь, животное зверело , и с первого этажа были слышны глухие удары тренированного тела о хлипкую дверь.По причине нервности, собаку выгуливали исключительно на крыше, откуда она бросала вниз на прохожих взгляды испепеляющей ненависти. Круговорот веществ совершался здесь же , под палящим ближневосточным солнцем. Проблему уничтожения следов круговорота, московские друзья животных решили оригинально просто, взяв за образец своих ближневосточных соседей, и полетели с крыши, пикируя вниз, аккуратно завязанные шуршащие мешочки.
   
  Это неожиданно примирило его с действительностью. Так бывает, случайная шутка разряжает накаленную, готовую взорваться атмосферу . Постепенно менялись люди вокруг, менялся и он, начиная понимать, разделять и составлять в слова и фразы отдельные гортанные звуки , проникаясь мучительной любовью к этой непонятной стране.
   Вот толстый волосатый сосед, который совсем недавно завидя его на улице , плотоядно усмехался и, тыча почти в лицо крепким пальцем, выкрикивал то ли с осуждением, то ли с восхищением :
  -Руси! Руси! Водка! Сибирь! - сегодня рыдает у него на плече, о том, что любимый сын никогда не вернется домой , безумная необъявленная война продолжает свою жатву.
  Вот они с Сашенькой на бар мицве у сына давних друзей - веселом празднике 13 - летия . И ломающийся юношеский голос проговаривает  такие понятные слова древних молитв , веря и обещая, что все еще будет хорошо.
  Вот тихий вечер на исходе субботы - все соседи садятся за деревянный стол во дворе, и потягивая слабое вино цвета замерзшей рябины, думают каждый о своем, провожая еще одну долгую неделю.
   
  На это ушли годы , и иногда он думал, что выстраданная любовь к маленькой стране была в его жизни важнее , чем незавершенная театральная карьера и все классики вместе взятые. Он не тосковал и не комплексовал, работал охранником в школе и был тихо счастлив.    Сашенька уже не теребила его, а потихоньку собирала документы и справки - и , когда через 7 лет жизни - обычной, размеренной,безжалостной, она сообщила ему, что они должны уехать в Канаду потому что оставаться здесь БЕС - ПЕР - СПЕК -ТИВНО - он наотрез отказался.
   
  Они уехали через полгода. Молча, безрадостно, ни с кем не простясь.
   
  В эти полгода заболела Сашенька. Заболела как - то внезапно и некстати. Да и когда это бывает - кстати? Конечно, ничего серьезного, и откуда может быть серьезное - она, профессиональная балерина, всю жизнь себя так берегла, ни съест никогда лишнего, ни выпьет, всегда в форме...Врач сам сказал - вовремя захватили , операция, потом лечение специальное. Тяжелое. Как волосы стали выпадать , она таблетки выбросила потихоньку, ему ничего не сказала, а он боится спросить, может и зря боится...
  Впервые он чувствовал себя предателем, он, несостоявшийся космополит.
  Встретив в Торонто на удивление многих знакомых и малознакомых, на вялые вопросы со скрытым еще непонятным подвохом :
  - Начнете, конечно , с концертов, или сразу - в массовку?- Он неожиданно - уверенно пробасил :
  -С концертов - И сам загорелся, размечтался, изголодавшись по настоящей работе, живому слову.
  Что читать - выбирал долго, бросаясь из крайности в крайность. На Шекспира Сашенька - вечный критик - не согласилась - не сезон - и , пожалуй, верно....
  С трудом сошлись на Чехове , он выбрал несколько воздушных рассказов - миниатюр ,с подтекстом, с сумасшедшинкой. Оповестил всех и вся - вход бесплатный, сахар свой.
  В ночь перед концертом долго и бессонно прохаживался вокруг дома, оглядываясь на прошлое, удовлетворенно кивая, что все не так уж плохо, и мы еще ... Спать пошел умиротворенно, в предпраздничном настроении.
  И вот теперь он стоит как раньше, скрытый таким родным, хоть и незнакомым занавесом, стоит прислушиваясь к настороженной тишине, напрасно силясь понять - что же не так?
  Но время идет, и ему уже не до сомнений - его выход... .
   
   
   
   Занавес дрогнул. Тяжелая ткань схлынула плавной волной. И в тот же миг, когда он был готов сделать первый шаг навстречу залу, невероятная боль вспыхнула в груди,охватила все его существо, заслонила - и свет, и Сашеньку, и зрительный зал...и тут же, через мгновение, отпустила - уже за ненадобностью.
  ..Крупное тело лежало на боку, неловко подогнув одну руку и выбросив другую вперед , будто указывая на на что - то невидимое за кулисами. На лице - удивление. Тяжелые веки неподвижны.
   Сашенька, совсем прозрачная в своем лиловом платье, вдруг все поняла, кинулась, неуклюже рассыпав вокруг себя прохладные лилии, и вдруг остановилась, закрыла лицо руками, чтобы дольше не верить, и не помнить его таким.
  А Занавес, не успев раскрыться до конца, уже спешил обратно, шурша и отдуваясь натужно, заботливо торопясь воздвигнуть хрупкую стену между Артистом и совершенно пустым залом.