Все там будем

============== 1 ====

«Тьфу, блин! Опять ужасы!..» - возмутился Семён, когда довольно спокойно начавшийся фильм вдруг превратился в крутое кровавое месиво. Семён не любил смотреть на мёртвых. Даже по телевизору. Всегда боялся покойников. С детства – сколько себя помнил. Время шло, Семён закончил школу, институт, пять лет отработал на заводе, а этот страх не только не ослабел в нём, - напротив, стал ещё сильнее. Превратился в панический ужас. Шла всего лишь двадцать седьмая зима Семёна, но внутренний голос ежедневно старательно внушал, что недолго уже осталось…
Когда кто-то из работавших на заводе умирал, фотографию в траурной рамке с сообщением о смерти и словами соболезнования родным и близким вывешивали внутри проходной – на колонне прямо напротив входа. Теперь Семёну частенько представлялась собственная фотография, висящая на том месте, а люди, идущие на работу, останавливались и, разглядев снимок и прочитав текст под ним, сокрушённо качали головами и говорили: «Ведь молодой же совсем!..» Сойдя с автобуса, Семён спешил поскорее пройти мимо злосчастной колонны, не глядя на неё, но внутренний голос чётко отмечал это намерение и жёстко требовал: «Смотри!» А когда Семён повиновался, прибавлял, будто удивляясь: «Надо же, - никто не умер!..», а потом, как выстрел, звучало: «Скоро здесь будет твоя фотография!..»
В один из морозных зимних дней от сердечного приступа умер мужчина, Семён был знаком с ним: работали в одном цехе, приходилось общаться. Как ни убеждал себя Семён, что идти прощаться с покойным совершенно не обязательно, и без того народу достаточно будет (одним больше или меньше – какая разница?), но честно признавался, что игнорировать это мероприятие некрасиво. И сходил, простился.
Покойный жил в том же доме, что и Семён, в соседнем подъезде, и сцена прощания повторилась под окнами. Семён смотрел сверху на толпу людей, на гроб, стоявший у подъезда, и вновь видел себя, лежащего с мертвенно-бледным, слегка посиневшим лицом, впалыми щеками и плотно, жутко закрытыми глазами, буквально ощущая холод, исходивший ото лба и сурово сжатых поблёкших губ, - так явственно, словно это сама реальность. Он старался отогнать свои ощущения, но от этого они становились только ярче, страшнее. Потом ещё почти месяц – и днём, и ночью - в памяти Семёна во всех подробностях всплывала сцена прощания с умершим, причиняя невыразимые мучения. Представлялся гроб, установленный посреди цеха, лежащий в нём покойник, стоящие вокруг люди; и вдруг лицо усопшего менялось на лицо Семёна: это он лежал в гробу, это он умер, и это с ним прощаются сослуживцы!..
«Так больше не может продолжаться!..» - однажды мысленно воскликнул Семён и принял решение: с этим страхом надо покончить!..
Он заставил себя проходить мимо жуткой колонны в проходной не спеша, не отворачиваясь, а если на ней висела чья-то фотография в траурной рамке, решительно приближался, читал текст и некоторое время разглядывал лицо человека, недавно работавшего где-то неподалёку, а теперь представляющего из себя нечто холодное, неподвижное, безжизненное, именуемое страшным словом «покойник». Нет, мучительные мысли, видения и сопровождавшие их вспышки эмоций не оставляли Семёна – они по-прежнему были сильны и доставляли массу неприятных минут, часов. Но теперь он не старался уйти, освободиться от них, не пытался отвлечься чем-то: чтением книги, просмотром телепередач, прогулками (после нескольких километров, пройденных быстрым шагом, впечатления от неугодных мыслей и эмоций становились слабее, но полностью не исчезали). Теперь он шёл по жизни сквозь то, что думалось и представлялось ему, сквозь чувства, охватывавшие его, шёл, иногда фиксируя неприятную картинку в воображении и задерживая на ней взгляд, а в свободное время уединялся и позволял своим мучителям издеваться над ним в полную силу.
Когда встречалась похоронная процессия, Семён умышленно старался как можно более внимательно разглядеть умершего, зная при этом, что теперь долгое время не забудет этого страшного своей холодной неподвижностью лица, что оно будет являться ему в самое неподходящее время, сопровождаемое хлёсткими комментариями внутреннего голоса. Лишь когда подобные зрелища, воспоминания о них и язвительные издевательства «комментатора» стали практически безразличны Семёну, он закончил свои эксперименты и не обращал более внимания на время от времени «проплывавшие» по улицам гробы…

============== 2 ====

Прошло пять лет. Семён сильно изменился, стал спокойным, уравновешенным, рассудительным. Былые страхи оставили его. Нет, всяческие опасения по-прежнему бередили душу, но теперь не доставляли прежнего беспокойства: изменилось отношение к ним, Семён легко реагировал на собственные эмоциональные всплески, порой от души посмеиваясь над ними. Сознание стало значительно сильнее, и теперь он смотрел на жизнь безбоязненно; она радовала его, обрела значимость и приятную остроту, представлялась ярким, волнующим путешествием. И в то же время кое-что он потерял, утратил безвозвратно. Способность реагировать адекватно на боль окружающих людей. Теперь Семён не чувствовал сострадания: осознавал его, но при этом в душе оставался совершенно холоден.  И гордился этим. Храня уверенность, что сам Бог именно такой: не чувствует – осознаёт.

============== 3 ====

Умер мужчина, работавший в одном из отделов предприятия. Ещё совсем молодой - всего-то тридцать пять! Лёг спать, а утром не проснулся. Остались жена и трое детей.
«Да, - думал Семён, - не возраст главное, а состояние организма…» Они не были друзьями, просто знакомыми, но своё присутствие на этих похоронах он считал обязательным. Очень уважал покойного. К тому же жена умершего трудилась в одном отделе с Семёном, куда он перевёлся из цеха – на более спокойную, бумажную работу…
Кладбище. Красивый лакированный гроб. Неплохо загримированный усопший, укрытый белым. Щедрая россыпь алых роз сверху. Родные и близкие, стоящие полукругом. Скорбные лица, большинство – с выражением явного испуга. Семён видел горе матери, жены умершего, слышал их рыдания, мысленно соболезновал им, но в душе ничего не шелохнулось. «Отмучился, - подумалось вдруг. – Теперь он совершенно свободен». Новый всплеск материнских рыданий почти заставил слёзы выступить на его глазах, Семён механически отметил их желание прорваться наружу, сохраняя прежнее состояние души, и слёзы так и не пролились – будто мгновенно иссяк родник, призванный питать их ручейки…
В столовую завода – посидеть со всеми, помянуть ушедшего тёплым словом, выпить за упокой души – Семён не пошёл. Есть ему не хотелось, а спиртного он уже лет восемь в рот не брал, - так чего людям глаза мозолить, выглядя белой вороной?..
Направился в свой кабинет, сел за стол, вяло потеребил бумаги. Перед глазами встала картинка: гроб, покойник… Семён в очередной раз внимательно прислушался к тому, что происходило в душе, - не шевельнётся ли чего?.. Нет, не шевельнулось. Всё тихо. Вздохнул и неохотно потянул к себе клавиатуру компьютера – следовало подготовить несколько писем к завтрашнему утру…
Придя домой, Семён принял душ, с удовольствием влез в старый, но ещё крепкий, очень удобный и потому не подлежащий ликвидации махровый халат. Есть по-прежнему не хотелось. Налил в стакан кипячёной воды из графина, грустившего на столе, выпил, подумал, прислушался к себе, налил второй…
Остаток вечера пролетел бездарно: Семён лежал на диване, тупо пялился в телевизор, время от времени мигая каналами, ничего толком не видя и не слыша. В голове было пусто, в душе – тоже. Около десяти часов Семён зевнул, протянул руку к выключателю. Бра погас, затем ослеп телевизор, хозяин устроился поудобнее, натянул плед до подбородка, прикрыл глаза, снова с удовольствием зевнул. Опять припомнился гроб, мёртвый сослуживец, Семён задержал картинку в воображении, отметил восковую бледность лица, покорно сложенные на груди руки, посиневший ноготь большого пальца. «Прощай, дружище, - полусонно подумал он. – Все там будем…»