Сказка Господня. гл2. раздел 3. смещаясь к западу

РАЗДЕЛ 3. СМЕЩАЯСЬ К ЗАПАДУ

 Объективности ради, должен отметить, что не только мне тогда пришла в голову мысль двинуться в сторону Атлантики. Еще больше этим вектором озаботился тогдашний правитель СССР, Трусливый Горби. Многие патриоты до сих пор считают его предателем, а, по-моему, он даже на коллаборациониста не тянет. Ведь те, между прочим, служат тому, кто в данный момент сильнее всех, а наш герой поступил совершенно нелогично, сдав государство, в военном отношении совершенно не уступающее проклятым янки. Не было ему нужды пресмыкаться перед практически проигравшим Западом. Но тот, не сумев победить нас в военном или еще каком-то плане, взял даже не измором, а путем разложения самого народа, в первую очередь – верхушки, так сказать, элиты. Помахав перед ее насморочными носами ароматной приманкой роскоши загнивающего капиталистического мира, он сумел околдовать неумных правителей, их друзей и родственничком этим гипнотическим смрадом, и, как крыс, повел за дудочкой в сторону пропасти. Всем им до смерти захотелось иномарок, роскошных вилл и яхт, счетов в зарубежных банках, личных футбольных клубов… в общем, заводов, газет, пароходов, как сказочному мистеру Твистеру, так ярко изображенному детским поэтом С.Я Маршаком. И они, сломя голову, побежали на запах этого жуткого смрада впереди собственного восторженного визга. Но все это будет чуть позже, я сейчас я шел в сторону запада совершенно с иными намерениями и почти что чистой совестью. Иногда мне удавалось добыть относительно свежую газету. Я жадно вчитывался в полосы, интригующие читателя своей невиданной смелостью высказываний журналистов о сути событий, и сам порою дивился, до чего же дошла так называемая гласность. Прямо как при царе Александре Втором – “Освободителе”! Модно было тогда ругать ужасы сталинизма, мрачную эпоху ежовщины, оплакивая при этом совершенно невинных и кристально честных репрессированных товарищей. Сколько при этом грязи всех сортов было вылито на одного из самых ярких диктаторов Двадцатого Столетия, сколько эмоций вложено в самую изысканную и яростную брань! Многим тогда показалось, что все, найден источник всех бед, и, разругав его на все корки, заживем, как в Раю. Но тут оказалось, что ругать можно не только Иосифа Виссарионовича, но и Владимира Ильича, и – страшно вымолвить – саму основу строя СССР, не говоря уже о коммунистической идеологии. Все так увлеклись руганью и критикой, что совершенно не заметили, как в образовывающуюся идейную и идеологическую пустоты уверенно вползают ядовитые змеи сепаратизма, коллаборационизма и вообще национального предательства. А на их, так сказать, плечах уже сидели мародеры всех сортов и уровней. Но из радостного, почти что эйфорического 1988 года ничего этого не было видно. И лишь мрачные скептики из числа государственников во все горло кричали:
- Стойте же, идиоты! Не туда заехали, поворачивайте, пока не поздно!
     Но было уже поздно. Процесс, как любил поговаривать тогдашний правитель СССР, Трусливый Горби, пошел, и остановить его можно было разве что военным переворотом и жесточайшей диктатурой. Ни на то, ни на второе руководителям страны не хватило ни ума, ни духу. И страна покатилась, как многим показалось, в сторону так называемой западной цивилизации, а вообще-то – к распаду и неминуемой гибели.
  Но я-то шел в сторону Запада совсем не затем, чтобы свою страну погубить. Нет, мне просто надо было выполнить то самое поручение, не выполнить которое было нельзя. Перемещался я примерно с такой же скоростью, с какой менялась политика государства. И в точку распада мы пришли одновременно – 19 августа 1991 года. Я оказался на трассе БАМ в районе Северо-Муйского недостроенного тоннеля, а  страна… в общем, вы, наверное, поняли где. В приличном обществе это место не принято называть вслух.
     К тому времени жить становилось все труднее и хуже. Неряшливая и нерешительная политика правительства Горби привела  к бурному расцвету спекуляции, и, как следствие, возникновению и быстрому разрастанию дефицита всего, что можно придумать – от масла до холодильников. На все-все на свете были выданы талоны без малейшей гарантии, что на них что-то удастся приобрести. Жулики уже сделали свое дело, и во всех магазинах страны наблюдалась одна и та же картина – шаром покати. Именно по этой причине в дороге пришлось пострадать, можно сказать, ни за что. Ни талонов, ни крупных сумм при мне, как всегда, не оказалось, вот и получилось так, что питался ваш покорный слуга подножным кормом – голубикой, мороженой клюквой, рыбой и так далее. От страны начали с грохотом отваливаться куски, а бывшие союзники на деньги США быстро сбросили “иго” своих коммунистических и прокоммунистических правительств, перебежав в лагерь противника. Сами понимаете, что жизнь простого обыватели по этим причинам никак не могла улучшиться. Она и не улучшилась. Мы оказались в зоне бушующего криминала, разваливающейся промышленности, гиперинфляции и “приватизации” кучкой жуликов всей промышленности СССР. Неуклюжая попытка остановить это гибельное “сползание к западу”, предпринятое группой малоизвестных стране партийных деятелей в союзе с военным министром и МВД, закончилась полным провалом. Путь к гибели был открыт.
  Дойдя до Ангараканского перевала, я остановился, и в растерянности заглянул  в физическую карту СССР.
- Черт, прошел я Удокан-то, - сообразил автор этих строк, - надо поворачивать. Как бы не опоздать!
 И бегом побежал по рельсам на восток. К черту это дурацкое движение к западу! Всегда ведь можно повернуть в нужном направлении…
   Осень изо всех сил напирала на Забайкалье. Склоны гор желтели и краснели, а по ночам на открытом воздухе иногда замерзали лужи. Поэтому я бежал все быстрее и быстрее, пока не приблизился к подножию заветного хребта. Предстояло один за другим обойти все  потухшие вулканы, торчащие на водоразделе Удокана. Начав с самого крайнего на востоке и постепенно смещаясь к западу, я с удивлением наблюдал, как говорится, ряд волшебных изменений чудного лица, которым был лик страны. Вместо пусть и фальшивого энтузиазма отовсюду вылезали бесноватые морды уныния, отчаяния и озлобления; кое-где ехидно ухмылялись рыла посланников Бездны, невиданными темпами захватывающими территорию стремительно распадающегося Союза. Но мало кто разделял их радость, потому что все только о том и думали, как бы день простоять, да ночь продержаться. Обстановка была соответствующей. Сбережения населения приказали долго жить, продовольственные запасы подъели в годы талонного распределения съестного, а тут еще и скачок цен на всё-всё-всё вначале в десятки, потом уже в сотни и тысячи раз. Да,  порочно стремление к идеалам Запада – “заживем, как в Европе”, не могло не нарваться на возмездие Рока, или чего-то в том же духе. Но вот ведь беда: стремились-то вписаться в американскую мечту далеко не все, даже не большинство населения, а влетело почему-то всем без разбора. Я даже сочинил на эту тему строфу:
 А уж если Создатель решит покарать за особенный грех, то, бывало, один согрешит, а казнят, соответственно, всех.
  Так ведь оно и выглядело, черт побери. И чем только мы Господа прогневили, а? Спросить бы у него при встрече, - ернически и еретически подумал я. – Да только, боюсь, что отвечать придется не ему, а опять же мне!
 Рассуждая так и эдак, я карабкался по склону. Честно говоря, не очень-то я верил снежному человеку. Мало ли что дикарю могло взбрести в голову! Может быть, все эти йети склонны к горячечному бреду? Или, например, употребляют галлюциногены? К тому же, этот монстр сам никакого Бога в глаза не видел, так что ценность полученной от него информации была та еще.
  Впереди открылся последний взлет к вершине небольшого вулканического конуса, торчащего на водоразделе хребта Удокан. Ну, еще чуть-чуть! Когда я перевел дух, и оглянулся, у меня мурашки пошли по коже: верхом на гигантской скале восседал сам Бог, раскуривающий трубку и читающий огромную книгу в пестром переплете. Казалось, что он так увлекся чтением, что ничего вокруг не замечает. Как бы не так! Внезапно книга полетела в сугроб, и громовой глас божий изрек:
- Итак, опаздываем, молодой человек? Явился ты в половину шестого двадцать девятого августа 1991 года, а вообще-то я тебя тут поджидаю аж с начала вашей так называемой “перестройки”. Шутка! А теперь слушай, что тебе скажу всерьез. Ваши старания, можно сказать, тщания, не остались незамеченными. Ты ведь не просто так бродил по Земле; постоянно происходил твой культурный и творческий рост, а насчет интеллекта и говорить нечего. А в итоге – прими мои поздравления в связи с присвоением звания святого! Почему не вижу восторга?
  Тут-то я вылез со своими неуместными вопросами насчет своего долга, и вообще…
- Долг, говоришь? – задумчиво вымолвил Бог. – Отдавать, говоришь, некому? Ну, так и не отдавай! Вопрос исчерпан?
  Как же просто все гениальное! Вот и ответ почти на все мои вопросы…
- Кстати, - как бы мимоходом заметил Всевышний, - ты не переживай насчет того, что зря переживал по несущественному вопросу чуть ли не два тысячелетия! За этот период ваша душа вышла из летаргической спячки, научилась страдать, и сострадать, и вообще в ней получило сильное развитие чувство долга! Но ты не старайся в плане его дальнейшего разрастания. Не стоит все время занимать в долг, когда не собираешься отдавать, – в конце концов, могут и прибить.
Господь придирчиво осмотрел мой неряшливый наряд, и негромко заметил:
- На юродивого, пожалуй, потянет. А на великомученика – никак. Впрочем, этого добра у меня и так накопилось более чем достаточно.
 А затем, обращаясь ко мне, он изрек:
- Вообще-то пророкам необходимо что-то проповедовать, другими словами, нести Истину в массы. Только вот что ты знаешь об этой самой истине, дружок? Правильно, абсолютно ничего. Истину надо открыть, найти, познать, а ты лишь в самом начале поиска. Что ж, ищи, как говорится, авось обрящется что-нибудь.  А для начала проповедуй… проповедуй…
Господь как будто бы задумался, а затем решительно произнес:
- А вот что именно – сейчас сказать не могу. Не решил пока. Зато через год-другой решение обязательно будет принято. Назначаю встречу в центре иранской пустыни Деште-Лут. Там и поговорим обо всем. Пока!
   И я остался один. Мне предстояло теперь перемещаться не просто к западу, а, скорее, на юго-запад, в страну, где порядок наводили суровые стражи исламской революции, а  конституцию и уголовный кодекс замещали Сунна и Шариат.