Вили

Второй день в Москве стояла прекрасная погода, и Вили, пользуясь наступлением воскресенья и ,одновременно, Дня Космонавтики вперемешку со входом Господнем в Иерусалим, решил спуститься с седьмого этажа своего хмурого общежития с тускло-зелеными стенами и раствориться в прекрасной апрельской действительности. Вили не верилось, что каких-то три дня назад было холодно и грязно, шел то снег в виде снегопада, то дождь в виде ливня.
Он помнил, как неделю назад утром он опаздывал на встречу, и ему пришлось бежать по московским улицам, сопротивляясь снегопаду и сильному ветру. Вили еще тогда подумал, что снова наступила зима, что весна никогда не придет, и придется весь год носить пальто вместо футболки и шапку вместо кепки. Но прошло каких-то два-три часа, и погода наладилась, весна дала о себе знать сомневающимся вроде Вили, и они больше уже не сомневались, что скоро придет тепло и зима снова умрет, как это было каждый год.
Сейчас у Вили было просто хорошее настроение: оно было таким всегда, когда он только собирался на прогулку, только выходил на улицу. Но стоило первому лучу солнца коснуться его глаз и лица, или ветру, или дождю, как ему становилось одиноко, и грусть потихоньку начинала разъедать его душу. Это случалось всякий раз, когда он гулял по Москве. Он не любил этот большой суетный город, с миллионами людей, стремящихся к своим целям. Всякий раз ему было физически больно смотреть в глаза идущих ему навстречу людей, будто он  сделал им что-то плохое. Он знал, что ничего плохого он им никогда не делал, и знал, что ему нечего бояться, но чувство тревоги с каждым шагом только усиливалось, и тогда Вили опускал голову вниз, разглядывая трещины на пыльном асфальте, или вглядывался в московскую даль с ее высотными постройками, позолоченными куполами церквей и дымящимися трубами.
Вили любил метро только за то, что иногда там можно просто спать, сидя или лежа, пока полумеханический голос мужчины или женщины не объявит станцию Вили. Он помнил, как, будучи шестнадцатилетним мальчишкой, впервые прокатился на первом в его жизни вагоне метро от станции Парк Культуры до Университета. Это было весной: Вили приехал поступать в МГУ, он совсем не знал Москвы, и ему помогали родители. Они возили его на старенькой «шестерке» писать весеннее тестирование в МГУ, хотя сами чуть несколько раз не заблудились, путаясь в развязках МКАДа, они показали ему Красную площадь, отвели в первый в его жизни Макдоналдс, купили два, как тогда казалось, божественно вкусных гамбургера, колу и мороженое. Жизнь казалась прекрасной – она всегда прекрасна в шестнадцать лет. Вили помнил, насколько самоуверенным он был: но он не мог определиться, чего именно он хотел получить в этой жизни. Когда не знаешь, чего ты хочешь, ты обречен плыть по течению жизни, будучи не капитаном корабля своей жизни, а всего лишь обычным матросом, подчиненным, юнгой… Вили сейчас это хорошо понимал, но годами растущие робость и трусость не давали ему возможности собраться с силами и, стать, пусть не капитаном, но хотя бы не юнгой этого корабля. Ему надоело быть собой, ему надоели его страх, его трусость, его комплексы. Хотелось освободиться, переродиться, измениться. Вили не поступил в МГУ на юридический, не добрав всего одного бала. Но он остался в Москве – учиться в одном из ведущих технических вузов России, куда он поступал параллельно с МГУ. Вот, действительно, Фигаро.