Ничтоже сумнявшись гл 8 Философы
- Да, Боря, философ ты, Спиноза, Оуэн и Сен-Симон. Тебе бы в Верховном совете дебаты вести, а ты со мной здесь чай пьешь.
- Дебаты в Верховном совете вести – круглым дураком быть надо. Они там советуются, головы ломают, съедают друг друга, подсиживают. А времечко пришло и бац! Кого на понижение, кого на пенсию, кого в тюрьму. Или генсек вызовет, к примеру, на ковер, пропесочит мозги, даст последнее предупреждение, и все: инфаркт и похороны с почестями. На Алтае земля зерно не взродит – виноват министр сельского хозяйства. А если уж на Кубани засуха или наводнение в Поволжье, то тут на ковер идет заведующий отделом ЦК по сельскому хозяйству и получает по полной программе. Вот он, то самый, что ни на есть, главный кандидат на красный гроб с последующей кремацией. Или, к примеру, возьми вас шахтеров. Загуляли вы, скажем на свадьбе у своего коллеги, на работу неделю не показывались, план по выработке и добыче, столь необходимого стране, угля сорван. На ковер идет министр угольной промышленности. Вы похмелились и дальше работать, а у него вся голова поседела.
- Да, ты прав Борис, на сто процентов прав, но ведь и у нас тоже здесь не ахти как: сахар у меня, к примеру, кончился. Там бы я в ларек сгонял и купил его, а здесь колючка вокруг. Это как рассуждать будем?
- Старик, ты на Бога надейся и уповай только на Его милость. И если ты чист перед Ним, и в твоем мозгу нет дурных мыслей насчет того, чтобы украсть, или подляну какую заделать, то Бог даст задание Ангелам и у тебя будет и сахар, и колбаса, и шоколад, и все остальное, что твоя душа пожелает.
В это время в дверях цеха появилась фигура зэка, двумя руками прижимающая к груди тряпичный сверток, с торчащими из него какими-то промасленными железками.
- Да никак это Саид, вглядываясь в вошедшую в цех фигуру, - промолвил Митрич, - что ему здесь надо?
- Какой еще Саид, - спросил старика Борис, - нам Саида только не хватает, он случайно не кладун, Митрич?
- Бесконвойник, дизелист, я с ним в следственном изоляторе во время суда был. Свой, не кладун, не бойся, я его знаю, - успокаивал, начавшего ерзать Бориса, Митрич.
Саид стоял на середине цеха, выискивая глазами кого-то, и завидев отдыхающих в закутке Митрича и Бориса, смело двинул к ним.
- Ассаляму алейкум, - подойдя к закутку, приветствовал Саид сидящих там зэков.
- Салям, салям, - привстав с места отвечал Митрич, жестами приглашая того войти в закуток, - какими судьбами к нам, Саиджан, что нового на свободе?
- Жена приезжала, семья приезжала, тебе привет и немного кушать передали, вытаскивая из карманов гостинцы, - заговорил бесконвойник. На столе появились шоколадные конфеты и сахар рафинад.
- Вот еще сигареты, возьми Митрич, - вытаскивая из пазухи три пачки «Примы», суетился Саид.
- Рахмат Саиджан, рахмат, а то у меня, как раз сахар кончился. А сигареты отдай Борисака, я курю самосад. Что какие-то проблемы? Вижу у тебя механизм какой-то.
- Эх, хозяин ругает, закрою говорит, пускач от дизеля совсем не работает, не заводится. Что делать не знаю, поэтому к тебе пришел. Помоги, брат, посмотри, может быть отремонтировать можно? Спасибо дорогой.
- Спасибо потом скажешь, - вмешался в разговор Борис, вертя в руках железяку и внимательно рассматривая ее, - здесь мы с Митричем не бельмеса, нужно Камилю показать. Но тому сейчас не до механизмов, к дембелю готовится, значит, надо будет к Ильясу обратиться. Но у того сахару полно, вот если колбасы какой занесешь, тогда дело пойдет, он до колбаски дюже охочь.
- Вай, акалар, какой может быть гап, все будет и колбаса будет, и сгущенка будет, все, кроме водки и анаши. Когда пускач будет готов?
- Зайди через день, думаю, с помощью Ильяса мы отремонтируем тебе механизм, так говорю, Митрич?
- Да, да, к послезавтра успеем. Точно успеем, если Ильяс подключится и вторая смена не подведет, все будет в ажуре, не беспокойся, Саид.
- Рахмат акалар, послезавтра зайду. И Саид на радостях, вприпрыжку, выбежал из цеха. Было от чего радоваться дизелисту, и радость та была не притворной - в инструментальном цехе у него за ремонт этого пускача запросили три бутылки водки и двести рублей денег.
- Хорошие ребята в ОГМе, не жмоты, не рвачи, как в инструментальном цехе. А здесь - колбаска, сгущенка, тьфу мелочи, занесу им побольше, наверняка еще не раз обращаться придется, - думал Саид, выходя за пределы зоны.
После поспешного ухода благодетеля Саида из ОГМа, Борис выточил новую втулку от запускающего дизель механизма - старая дюже износилась. Митрич попросил – молодого слесаря, афериста, получившего в свое время, пять лет отсидки, просверлить в этой втулке два отверстия и нарезать в них необходимую резьбу. Так что через полчаса механизм запуска двигателя дизельной установки работал как новые швейцарские часы.
- Что я тебе говорил? Услышал твои стенания Всевышний – вот тебе сахар, вот шоколад, - продолжил, прерванный приходом Саида, разговор Борис, - мы предполагаем, а Бог располагает и не только обстоятельствами, но и всей текучкой нашего бренного мира. И вообще, Митрич, время-это понятие филосовское, и меркантильными раскладами человеческого разума его не расшифруешь.
Возмем, к примеру, гения физики – Эйнштейна. Он подобрался было, собака, к разгадке тайны мироздания, а что в итоге получил - полный тупик. Он своими формулами вывел такое, что у нормального человека, если тот вздумает разобраться в этом без литра водки, волосы дыбом встанут. Представь себе, старина, что этот гений говорит: если материальное тело будет двигаться со скоростью света, а это предел скорости движения материальной частицы, то течение времени в этой самой частице остановиться, то есть самого времени не станет, оно будет равно нулю. Но если время равно нулю, получается, что его нет. А если времени нет, следовательно, нет и пространства, и материи, ибо и пространство и материя вне времени существовать не могут. Вот так вот гений и вошел в созданный им же тупик.
Ладно, ему можно простить, он тоже человек и имеет право на ошибку. Но, что прикажешь делать со всем прогрессивным человечеством, которое, не смотря на этот явный промах Альберта Эйнштейна, пошло без оглядки за ним, и до сих пор находится в этом, построенном им капкане. Я тебе, шахтер так скажу:
- Человечество никогда не выйдет за рамки пространственно – временного заключения, ибо сам разум человеческий рожден в этих рамках. А раз существуют какие- либо рамки, значит пределы познания ограниченны этими рамками и само познание - конечно. А время, как понятие, состоит лишь из двух составляющих: прошлое и будущее.
- Ну, это ты, Борька, загнул, внезапно встрепенулся, покорно слушавший оратора, Митрич.
– Как же так, а настоящее время куда подевалось? По твоим соображениям настоящего времени нет? Ну, давай-ка растолкуй мне, только подробнее, без всяких там твоих философских коленцев, так по- человечески. Я очень рад, что ты разоблачил этого Энштейна в пух и прах. Действительно, напортачил гений тот, так, что - будь здоров. Честно говоря, я и сам его до конца не понимал, и не нравился он мне никогда – лохматый какой-то, некрасивый.
- И опять - таки, все на него валить нельзя, причем здесь лохматый и не красивый? Разве мало красивых дурней на свете? Здесь другие ученые мужи более, чем Эйнштейн виноваты. Они же видели, что человек ошибается, почему же тогда языки свои в задницы позатыкали, почему вовремя, не обратили внимание на его роковую ошибку? А знаешь, сколько их - академиков, докторов, кандидатов и членов- корреспондентов во всем мире? Да только в нашей стране – их целая уйма. А по всему миру – не счесть. Они, то куда глядели, почему не помогли старику разобраться? Поэтому ты, Митрич, особо на, мною уважаемого Эйнштейна, бочку не кати.
Митрич от возбуждения из-за несправедливости по отношению к гению физики со стороны ученых, аж привстал со своего места и нервно сжал кулаки. Эх, попадись ему сейчас под его горячую руку какой-нибудь кандидат или профессор, увидели бы, сволочи, что с ними сделал бы старый шахтер.
- Академики, члены разные, за что им только деньги государство платит: один по ошибке замутил, а другие куда смотрели? Возмущению шахтера, болеющего за фундаментальную науку, не было предела. Во время этой научно – правовой дискуссии между токарем и бригадиром монтажников, рабочие цеха, побросав все дела, стали незаметно собираться вокруг Митрича и Бориса. Приходивший к Точкину и Ильясу за приводными ремнями механик второго цеха, возвращаясь на свое рабочее место, остановился возле закутка Митрича и, прислушиваясь к разговору, уже не торопился уходить оттуда. Но вмешиваться, на правах старого друга Митрича и Бориса, в их дискуссию пока не торопился.
Оглянувшись по сторонам и глядя на все расширяющуюся аудиторию слушателей, Борис с повадками мэтра философии, понизив голос до интимного шепота, продолжил:
- К твоему сведению, Митрич, горячих голов, как у тебя, в науке очень много. Оппонентов у Эйнштейна тоже было много. Я не буду сейчас называть их имена, так как они недостаточно известны широким народным массам, но в узких кругах философов и физиков имеют немалую популярность. Столкнувшись вплотную с парадоксом постоянного времени, то есть со временем, которое не течет и, следовательно, которого нет, двое из них рехнулись, а один застрелился. Сей печальный факт заставляет меня задуматься, прежде, чем начать посвящать тебя во все тайны мироздания. Вот если ты, при свидетелях скажешь, что я не буду нести ответственности за последствия, которые могут возникнуть в твоем разуме после этого посвящения в тайны мироздания, тогда другое дело - я расскажу тебе все, что знаю, к чему пришел через многие тернии сомнений и пьянок.
- Прав я, ребята? – обратился Борис уже к толпе.
- Конечно, прав, зачем тебе отвечать за Митрича. Давай клятву, старик, что Борька за тебя отвечать не будет, - требовала толпа, - не то он ничего рассказывать не хочет, боится. Шестым чувством Митрич понимал, что он становится главным действующим лицом, стихийно разыгрываемого комедийного спектакля, которым так ловко режиссировал Борис, но выхода из создавшегося положения не находил. Все вокруг были чрезвычайно серьезны, ко всему прочему, ему самому страсть как хотелось познать тайну, которым обладал хитрый Борька, его страшно заинтриговал вопрос времени, которое могло не течь. Вот он, набрав воздуху в легкие, хотел было, как пионер на сборе, присягнуть толпе, как раздавшийся из окна главного механика громкий окрик, остановил действо. Это орал Ильяс:
- Митрич, к Михаилу Аркадьевичу, срочно. Старик помчался к начальнику. В кабинете на полу красовалась большая куча ржавых кривых гвоздей. Два старых деревянных ящика, из которых были высыпаны эти гвозди, сиротливо валялись в углу комнаты. Главный механик и его помощница Люция Бонифациевна – единственная женщина, изредка приходившая в ОГМ, а так же фрезеровщик Алишер, который видимо и притащил откуда-то эти ящики с гвоздями, с озадаченными лицами внимательно рассматривали ржавую кучу.
- Зачем вам эти кривые гвозди, Михаил Аркадьевич, - наивно интересовалась женщина, - это же не гвозди, а мусор, вонючий металл и пыль? Ведь от них и никакого толка.
- Это ты у нас богатая, иди и купи мне новые, - огрызнулся Михаил Аркадьевич, - полы перекрываю, вот зачем. По величине кучи и по тону главного механика, Митрич понял, что ближайшую неделю он с пацанами будет заниматься очищением и выправлением гвоздей, предназначенных для перестилки полов в квартире шефа. Вернувшийся из четвертого цеха Висеров, просунул голову в кабинет начальника и, весело оглядев присутствующих своими хитрыми монгольскими глазами, не задавая никаких вопросов, равернулся и мигом сбежал обратно вниз.
- Вообщем ты, Митрич понял меня? Собери все эти гвозди обратно в ящики, и с завтрашнего дня начинайте. И чтобы через неделю все было готово, ферштейн?
- Яволь, майн женераль – фельдмаршаль, - вытянувшись во фрунт, и выкинув в фашистком приветствии руку, проорал Митрич. Довольная выходкой отставного шахтера, публика захохотала. Михаил Аркадьевич, человек широкой души и доброго сердца, каждый год производил всевозможные ремонты - квартиры, машины, или гаража. Автомобиль у него был старый, сталинского образца « Москвич», который, как божился Михаил Аркадьевич, мог самостоятельно передвигаться. Время от времени над этим раритетом колдовало не одно поколение зэков. Из уст в уста передавалась легенда об этом автомобиле, из рук в руки переходили его, требующие ремонта, узлы и запчасти. На проточке и шлифовке всевозможных валов автомобиля познавали тайны токарного ремесла, вновь прибывающие в ОГМ зэки. Отшлифовал свое мастерство в нарезке зубьев шестерен бывший чабан, а ныне фрезеровщик Тухтабазаров Алишер, и другие не менее способные осужденные. А школу покраски кузова «Москвича» проходил сам Керосинов Леонид Петрович, бывший цеховик и будущий главный свинарь зоновской скотобазы.
Когда пришло время для перевода его на бесконвойку он, посдавав дела Висерову, перешел на круглосуточное дежурство в свинарник, где был счастлив среди многочисленных хрюшек. В зону заходил только для того, чтобы поточить ножи, чтобы потом острыми уже тесаками спокойно и непринужденно резать невинных свиней.
Тем временем, в четвертом цехе работы, связанные с изготовлением авиационных бомб, набирали необходимые обороты. В сторону колонии непрерывным потоком шли вагоны с оборудованием, материалами и комплектующими деталями. В диаметрально противоположном направлении уходили вагоны с готовыми авиационными изделиями. Началось переоборудование второго цеха, в котором намечалось изготавливать какую-то гермотару, предназначенную, как и бомбы нести справедливый ужас на головы наших потенциальных противников. Старое оборудование, стоящее во втором цехе, списывалось и выбрасывалось. Монтажная бригада под руководством Митрича, с рулетками и деревянными колышками постоянно сновала по территории второго цеха, делая необходимые разметки для котлованов под оборудование, которое вот-вот должно было начать поступать в зону.
В героическое время изготовления авиационных бомб, на фоне новых станков и нового оборудования, куча ржавых и кривых гвоздей несколько омрачила энтузиазм монтажной бригады, можно сказать, вернула ее из-за облачной выси на грешную землю. Но делать нечего Михаил Аркадьевич начальник - значит ему и карты в руки. Через неделю довольный механик благополучно вытащил из зоны выправленные гвозди и немедленно приступил к ремонту полов. Подгоняя доску к доске, чтобы между ними не осталось и малейшей щелочки, он вогнал в полы все выправленные монтажной бригадой гвозди. Потом прошел процесс шпатлевки и покраски полов, о которых Михаил Аркадьевич, в мельчайших подробностях поведал Ильясу. А тот, заварив крепкий чай, принесенный на радостях шефом, полулежа на стуле, с волнительным вниманием на лице, мог часами прослушивать бытовые эпосы своего начальника. Мало того, зная слабость Михаила Аркадьевича к всевозможным ремонтам и переделкам Ильяс, от нечего делать, давал тому, на первый взгляд, толковые советы.
- Пока вы здесь работаете главным механиком и у вас в подчинении лучшие специалисты завода, вам необходимо, Михаил Аркадьевич, с максимальной для вас пользой, использовать это положение. Не окажитесь, в конце концов, как у нас говорят, абсолютным лохом. Вот, к примеру, есть у вас на кухне вешалка для полотенец или нет? А я вот, не видя вашу кухню, чувствую, что такой вешалки у вас нет. Так почему бы вам, гражданин главный механик, не изготовить ее здесь и в ближайшее время? Сами вы ее, конечно же, изготавливать не будете, но только дайте команду, и все будет исполнено в срок, и с наилучшим качеством. И первую команду должен от вас получить я. Необходим небольшой, скажем так, проектик, затем я разработаю технологический процессик, намечу исполнителей, и все будет абгемахт.
- Молодец Ильясик, а то я как-то все о государственных делах забочусь, а о себе совсем забываю. Еще раз молодец, сказано-сделано, давай рисуй чертежик и, мы с тобой сразу дадим ему ход, а то ведь ребятки совсем разленились без дела.
- Вы, Михаил Аркадьевич, человек горячий и справедливый, и любите с места в карьер. А я бы посоветовал вам сразу определить набор работ: коробку передач для машины нужно ремонтировать? Нужно. Далее: в гараже, давеча вы жаловались - крыша протекает, кровлю переделать надо? Наверняка и в других местах проблем хватает? Так что – за работу, но без особой торопливости. Давайте еще раз с вами все хорошо продумаем, взвесим все «за» и «против», и потом уже, со спокойной совестью, приступим к исполнению наших задумок, все в наших руках.
- Ты прав Ильясик, сто раз прав. И проблемы мои знаешь не хуже меня, поэтому сам составь план действий, я все заранее одобряю.
Вскоре уже Ильяс, сидя за столом главного механика, сосредоточенно, будто выполнял срочный государственный, особой важности, заказ, составлял чертежи на две вешалки, ибо, как выяснилось позже в квартире у Михаила Аркадьевича, нашлось еще одно место, необеспеченное вешалкой для полотенец. Этим местом была ванная комната. Как так – ванная комната, а вешалки нет? С этим мириться было нельзя. После невероятных умственных затрат, Ильяс все же составил чертежи на эти самые вешалки. Прежде, чем приступить к следующей стадии создания ванно-кухонного шедевра, Михаил Аркадьевич, выслушав основательные, не лишенные оригинальности, доводы своего подчиненного, решил посадить обе вешалки на одни штыри - благо кухня и ванная комната имели одну общую капитальную стену. Он дал задание Ильясу заказать в кузне пробойники и уже ими долбить стену для штырей. Кузнецы второго цеха пробойники изготовили из стали высшей марки, и после хорошей закалки, торжественно вручили их главному механику. Тот, взяв в руки прекрасно сработанные изделия, молвил:
- Умеют же когда захотят, ну спасибочки вам, ребята, с меня чай и конфеты. Конфеты и чай Михаил Аркадьевич принести ребятам забыл. Субботние и воскресные дни, по совету того же Ильяса, замерив расстояния от пола до будущих сквозных отверстий, как со стороны кухни, так и со стороны ванной комнаты, Михаил Аркадьевич, поплевав на руки и прошептав нечто вроде молитвы, приступил к пробитию сквозных отверстий в капитально сработанной стене.
Работа шла медленно, ибо - при первых же возникающих в душе механика сомнениях, он тут же останавливал ее, и не приступал к ней, без предварительной консультации со специалистом по пробитию отверстий, Ильясом. И лишь после длительных бурных совещаний, с подключением к дебатам не менее ответственного работника - Камиля, работа по разрушению стены возобновлялась. Опасаясь пробивать стену только с одной стороны, дабы не повредить кафельной кладке, Михаил Аркадьевич, по совету друзей, начал долбить ее и с другой стороны. Этот метростроевский метод проходки сквозь стену, был чреват лишь одним моментом - если механик неправильно рассчитает точку стыковки двух, идущих на встречу друг другу тоннелей, тогда вся работа могла бы пойти насмарку. Конечно же, механик, всю свою жизнь имевший дело только с разного рода железками, столкнувшись со строительными расчетами, мог ошибиться. Через неделю старательных усилий, опасения заговорщиков оправдались - пробойник, шедший со стороны ванной комнаты, неожиданно уперся в трубу с горячей водой. Разгоряченный трудами главный механик, встретив сопротивление стены, решил преодолеть его более существенными, и более решительными ударами кувалды по пробойнику. Пробойникам что – они изготавливались на совесть, да и металл был – будь здоров! Не чета металлу, из которого много лет назад труженики металлургического комбината накатали стране дешевые трубы. До конца не прочувствовав приближение беды, беспечный Михаил Аркадьевич, что есть силы, вдарил молотом по пробойнику. Дырочка в трубе от стального закаленного зуба пробойника вначале была столь малой, что горячая вода не ударила из стены гейзером, а засочилась, как из вновь зарожденного родничка - слабенько, но постоянно. Когда из пробиваемого тоннеля нежная струйка тепленькой водички явилась на свет пред очи Михаила Аркадьевича, тот поначалу чуть было не сошел с ума. А когда поток воды стал увеличиваться он, наоборот, весь собрался и мужественно готовился к встрече с наводнением. Он бросился к соседу – бывшему сантехнику, нынешнему пенсионеру и сборщику макулатуры, Григорию Анатольевичу Авербаху, который к счастью Михаила Аркадьевича, только-только распечатал вторую бутылку «Портвейна». Почему к счастью, спросит читатель. Да потому к счастью, что если бы Григорий Анатольевич успел сделать хоть один глоток из второй бутылки, то никакая сила на земле не смогла бы оторвать его от стола. Держась за твердую руку Михаила Аркадьевича, Авербах дополз до квартиры механика и, глядя на бежавшую из стены воду, засмеялся:
- Ты, Мишка со своим «Москвичем» совсем чокнулся. Какой же это потоп, водичка даже полы еще не залила, до коридора не дотекла, а ты жлобная душа хай поднял на всю вселенную. Ты бы видел, как у второго секретаря райкома в спальне с потолка лилось, то на эту беду и внимания не обратил бы.
- Гришка, ты голову мне не морочь. Что делать скажи, а второй секретарь переживет, - завопил Михаил Аркадьевич, - давай, не молчи.
- Тащи тряпку и алебастру давай, щас мы этот водопад заглушим.
Через полчаса тоннель, так долго пробиваемый механиком, был навечно законопачен пенсионером Григорием Анатольевичем Авербахом.
Проходка со стороны ванной комнаты закончилась, по не досмотру главного механика, решившего пробивать стену с двух сторон. О чем ему поведал Авербах, после того как Михаил Аркадьевич, поставил тому бутылку вина. Он прямо так и сказал:
- И кто это тебя Аркадьич, надоумил пробивать стену с двух сторон – никогда дырки не совпадут. Ты вроде человек умный – техникум закончил. Какой ты техникум закончил, а? Индустриальный, да? И после этого такую глупость сотворил. Стенку рушить придется, кафельную кладку разбирать со стороны кухни. Труба-то гнилая, вода все равно сочиться будет, а потом пробьет и тогда - пиши пропало. После такой лекции бывшего сантехника на душе у хозяина квартиры заскребли кошки. Проводив совершенно опьяневшего соседа, механик стал лихорадочно соображать:
- Когда вода может пробиться наружу? А если это произойдет в мое отсутствие и все будет залито? А там, подо мной живут богатеи, ремонт недавно сделали. И попаду я в такой переплет, на такие деньги сам себя накажу – подумать страшно. На следующий день он, чуть не плача от переживаний, рассказывал про свою беду Ильясу. Тот как умел, старался утешить шефа:
- Пустое, не расстраивайтесь, все наладится, Михаил Аркадьевич. Вы туда алебастра много затолкали? Если много, то не пробьет – законопатил алебастр вашу трубу, конечно цементом было бы надежней, но, я думаю - и так сойдет. Там давление в трубе небольшое – алебастр выдержит.
Но видимо в этот день злоключениям механика не должно было закончиться переживаниями связанными с пробитой трубой. Прознав про то, что механик закончил перестилать полы, Камиль Тахирович, с ящиком новых, в масле гвоздей, и с нарочитой заботой в голосе, вошел в кабинет к шефу:
- Вот, Михалркадьич, нашел, все-таки, я для ваших полов гвозди, если этого не хватит, у меня еще один есть. С этими словами Камиль, через несколько минут, припер еще один ящик с новыми гвоздями.
- Думаю, вам хватит двух ящиков, Михаил Аркадьевич, а то я еще достану, - смеялся Висеров. У онемевшего от такой напасти шефа не осталось сил стоять, и он рухнул на стул. Да так неудачно, что центр тяжести его тела оказался при падении несколько в стороне от стула, и механик на глазах изумленной, Люциферы Бонифациевны, с криком ударился лицом об старые зэковские ботинки Ильяса, поцарапал об них нос и разбил очки.
– Да, что это сегодня происходит со мной? - поднимаясь с пола и потирая ушибленный нос, громко бормотал механик– вот, очки поломал, руку зашиб, нос разбил. А этот еще Висеров принес два ящика с абсолютно новыми гвоздями, когда я ремонт уже закончил. Что не мог раньше достать, а, Камиль? Тебя же спрашиваю.
- Вы мне, между прочем, ничего на счет гвоздей не говорили, откуда же я мог знать, Михаил Аркадьевич? А когда узнал, тут же нашел и принес. Для вас принес, не кому-то другому, - обиженно проговорил Висеров, и сокрушенно покачав головой и махнув рукой, не забирая ящики, вышел из кабинета.
- Не расстраивайтесь Михаил Аркадьевич, засуетился Ильяс, - ящики с гвоздями я сейчас спрячу на складе, потом как освободитесь, вы их заберете домой, сохраните в гараже, или какое- либо им там применение найдете.
- Не морочь мне голову, Ильяс. Какое применение можно найти в гараже гвоздям?
- Да вы их на шпатлевку, или на краску обменяете, хорошие гвозди всем нужны.
- Хватит о гвоздях! Противно слушать и говорить про них. Ты мне лучше скажи, что с дырами и с горячей трубой делать?
- А я вас предупреждал, Михаил Аркадьевич, что надо с одной только стороны пробивать, вы меня не послушали. Навстречу, навстречу, как в метро. Вот и получилось как в метро: везде капает, а стыковки нет. Но и это поправимо: нарисуйте мне, как можно точнее, план вашей кухни и ванной комнаты. Я намечу вам место точной стыковки, только на сей раз, не попутайте, пожалуйста, рамсы.
- Рамсы, рамсы, тебя бы сейчас на мое место - не только рамсы попутаешь, чокнешься.
Спустя некоторое время, начальник со своим помощником спустились в цех и, подозвав к себе токарей и слесарей, выдали тем задания, которые, по мнению консилиума, должны были коренным образом поменять сложившуюся неблагоприятную ситуацию на кухне и в ванной шефа. Окончательно успокоенный, оригинальным решением кухонно-ванной проблемы, подсказанный Ильясом, главный механик пошел вместе с ним осматривать поля будущих трудовых сражений.
Они обошли территории второго и третьего цехов, составили приблизительный план действий на случай завозки оборудования, определили последовательность монтажных работ, и рассмотрели множество, менее важных на сегодняшний день, моментов.
- Дал мне Бог этого Ильяса. Чтобы без него делал? Чертежи шлепает грамотно, формулы просчитывает верно, письма составляет – зачитаешься, а главное ничего особого для себя не требует, ну сигарет хороших, колбасы копченой, конфет шоколадных. Любит, сволочь, колбасу, и все тут. А с другой стороны посмотреть: кто ее не любит? Так, что и здесь он прав. А как он, прохиндей, вывернул ситуацию на кухне и в ванной – просто прелесть.
Уже через три дня новые, только что покрашенные в синюю краску, добытой неутомимым Висеровым, вешалки для полотенец, красовались в квартире Михаила Аркадьевича. То, что для этого пришлось тащить электросварочный аппарат, добиться отключения на время горячей воды, уговорить начальника колонии о выделении для работ связанных со сваркой, бесконвойника со стройки, можно списать на издержки производства и, по большому счету, не обращать на них никакого внимания. Самое главное дело сделано: раздолбанная отбойным молотком капитальная стена, между кухней и ванной комнатой, после ремонта трубы с горячей водой, аккуратно заделана, в отверстия вложены штыри с нарезанной по обе стороны резьбой, и на них со стороны кухни и ванной комнаты закреплены красивые вешалки для полотенец.
Следующей ремонтной эпопеей должен был стать гараж Михаила Аркадьевича. Но до начала этой вакханалии было еще время. Пока же не станем возвращаться к прерванному разговору Митрича и Бориса, столь не кстати, прерванному, гвоздевыми проблемами главного механика завода. Просмотрим события, которые развивались так - после замеров и отметок во втором цехе, Митрич вернулся к себе в закуток и застал там дремлющего Бориса. Не желая тревожить друга, он вошел в раздевалку и, завалившись на лавку, заснул. Рядом с ним мирно почивали его пацаны. Перед тем как уснуть Митрич, глядя на своих орлов, думал:
- Вот, горазды - клопа давить. Молодые, а хилые, чуть, что - дрыхнуть заваливаются, где энергия, где молодой задор? Я вроде бы таким не был, - и он мысленно перенесся в далекие молодые годы. Митрича разбудила не понятная возня двух молодых зэков, которые после отдыха затеяли матч по вольной борьбе прямо возле своего бригадира. И судя, по сопровождавшим эту возню возгласам, надо было ожидать, что эта борьба скоро перейдет в драку, со всеми вытекающими из нее последствиями. Митрич кликнул Бориса, и они вдвоем кое-как утихомирили пацанов, выводя и заталкивая их по одному под холодный душ.
- Надо же, чего не поделили? – ворчал старик, поправляя куртку и штаны, - нельзя им спать давать. Молодых надо нагружать физической работой, чтобы сил для драк не оставалось. Мне на воле один мой сосед рассказывал, что у него, его дети всегда загружены им всякой работой. Он для этой цели привез во двор две большие машины кирпичей и велел детям сложить их возле забора. И как только заметит, что кто-то слоняется без дела, тут же заставляет его, или их, если бездельников более одного, перетаскивать сложенные кирпичи к противоположному забору, и так же аккуратно складывать их там. Так, что все дети всегда при делах.
- Мудрый у тебя сосед, - согласился с Митричем Борис, после того, как они утихомирили драчунов и остались одни в закутке. Затем Митрич, вскипятив в банке воду, заварил чай, и во время чаепития попросил Бориса докончить, начатую ранее, тему о прошлом, настоящем и будущем времени.
- Разжуй мне, Боря, почему нет настоящего времени, а только прошлое и будущее время? Дюже эта тема меня заинтересовала, аж страшно стало.
- Слушай Митрич, вот мы говорим: настоящий час или настоящая минута. Но ведь у этого часа или минуты есть начало и конец, правильно? И пока приходит конец этой, скажем так – минуты, ее начало уже находится в прошлом. Если даже возьмем секунду, то и ее промежуток можно разделить на сколь угодно мелкие части, и у каждой это части есть начало и конец, так пока приходит конец, то начало уже в прошлом. Между началом и концом сколь угодно малого промежутка времени величина, приближающаяся к нулю, а ноль – это ничто. Отсюда можно смело сделать вывод, что настоящее время равно нулю и значит его, как такового нет. Но существует мир, в котором нет течения времени, это духовный мир. Значит там нет ни начала, ни конца, и только он может родить, как некое частное, то что имеет и начало и конец. Конечное не может родить бесконечное, и наоборот бесконечное может родить конечное. Поэтому все умозаключения ученых и философов, придерживающихся материалистического воззрения на устройство мироздания, не выдерживают никакой критики, они заведомо ложны и вредны.
Марксистко-ленинское учение, которое построено на материалистичном восприятии мира, переложило свое ложное воззрение на практическую основу политической жизни народов. И этим ввело народные массы в хаос пролетарских революций. Отвергнув духовную составляющую жизни народов, постреляв священников и инакомыслящих, это ложное учение раздавило множество людей в братоубийственной мясорубке, пролило столько невинной крови, что стоящие у истоков этого учения люди, в страшных муках будут искупать каждую каплю пролитой крови, слезы вдов и голодные желудки детей.
Ибо высший мир, создавший мир видимый, который из-за ложного учения, весь погряз в грехах, не допустит несправедливости и беззакония, творимые людьми на земле. Каждый ответит за свои поступки перед Создателем.
- Значит, мир, в котором мы существуем, не единственный мир?- внезапно прервал разглагольствования Бориса Митрич.
- В том то и дело, Митрич - наш материальный мир, который не может существовать без течения времени, есть самый настоящий примитив, имеющий как начало, так и конец. Посмотри на себя со стороны нематериального мира: нам надо каждый день что-то жрать, вталкивать в себя всякую примитивную пищу, затем переваривать ее, потом избавляться от говна. И еще заметь, шахтер, что от этого грязного процесса не избавлены ни принцессы, ни кинозвезды, ни секретари обкомов, и даже ЦК.
Вот и получается, что человек в независимости от социального, экономического положения, партийной принадлежности, расового различия, ума и воспитания, находится в прямой зависимости от еды и его освобождения из организма. Если ты, Митрич, несколько знаком с анатомией человека, то не будешь отрицать того факта, что внутренность его состоит из одной кишки с прилепленными к ней печенью, почками, селезенкой и другими органами способствующими перевариванию примитивной, с точки зрения духовности, пищи. По своей материальной сути человек ничем не отличается от любого животного. А отличает его от животного мира, только возможность иметь духовную составляющую жизни, то есть довольствоваться не только материальными благами, но и общением с себе подобными, на не материальной основе.
Если не так, то самого грязного кабана можно признать венцом материального творения, ибо он в этом плане ничем не отличается от нас. . Однако мы, называя себя разумными людьми, ведем худший, по сравнению с кабаном, образ жизни: убиваем себе подобных, захватываем их имущество, и грабим тех, кто слабее нас. Разве нам разум дан для этого? И этим ли разумом может хвалиться человечество?
Прогресс в науке и технике привел мир на грань катастрофы, широкомасштабные войны заменяются локальными войнами, ежесекундно проливается, чья-то кровь. Во имя чего? До какого еще предела беззакония должно дойти человечество, чтобы Высший мир, создавший нас, прекратил это ненужное существование? Нематериальный мир, создавший нас – есть абсолют гармонии и справедливости, он бесконечен, не зависит ни от материи, ни от течения времени, и я называю этот мир Богом. Он не нуждается в доказательстве Его существования. В Него можно только верить или не верить. Вот такие, брат, пироги.
- Ну, ты, Борька, даешь. Я в своей жизни такой лекции нигде не слушал, - глядя с восхищением на товарища, сказал Митрич. Давай по такому случаю чифирнем. Обрадовал ты меня, Борька, ох как обрадовал.
- Чифирнем, так чифирнем, и Витька пригласим, - предложил Борька-философ. Я надысь сахарком разжился, и у тебя, старик, наверняка есть чем поживиться? Гулять, так гулять. Вскоре три зэка, три товарища по несчастью, с наслаждением пили крепкий чай с конфетами, которые принес Витек.
- Витька, а ты в Бога веришь? – неожиданно спросил Митрич, - вот Борис верит, хоть человека убил, а верит.
- Я человека не убивал, а просто спасал человечество от Люцифера. Вы эту бабу не видели, не знали ее, с ней не жили. Так как же вы можете судить о том, чего не видели, и чего не испытали? Я себя не оправдываю, и прекрасно понимаю, что поступил неправильно. Но все это я понял сидя в тюрьме, когда Бог, по милости своей, открыл мне глаза. И чтобы вы сейчас не думали про меня, после того, как прочитаете мою делюгу, поймете, что моя вина в смерти этой бабы минимальная. Я всего лишь рука Провидения, карающий жезл, и исполнитель воли небес. Борис отошел к своему токарному станку, долго ковырялся в железных ящиках, и наконец, вернулся к друзьям, неся в руках бумажный сверток. Развернув его, Борис дал какие-то листы Витьку:
- На, читай, вот отсюда, - и ткнув пальцем в нужное место листа, токарь уселся на лавке возле Митрича. Нет нужды цитировать официальный язык приговора, осветим лишь ту часть трагедии Бориса, где сказано, что высокого роста, сухощавый как скандинав, с мощными руками, спокойный и нелюдимый человек, превращает голову женщины, своей жены в кровавое месиво, за, что и получает пятнадцать лет колонии. Но не это мрачное сообщение поразило друзей а, то обстоятельство дела, где мать жертвы сказала суду:
- Его не наказывать, а благодарить надо. Орденом, Бориса наградить надо за то, что он освободил землю от этой сволочи, этой гадины, и проститутки. Если родная мать так могла отозваться о своей дочери, тогда, что претерпел от нее Борис, можно было только догадываться.
- Да эта баба кем тебе приходилась? Не уж-то женой? – не унимался Витек. Митрич, не отрывая взгляда с седой головы Бориса, сидел молча. Борис, обхватив голову руками, беззвучно зарыдал. Лишь редкие, тихие всхлипы, и пробегавшая по спине дрожь, выдавали его душевное состояние. За всю отсидку Бориса, увидеть его плачущим, привелось только Митричу и Витьку.
- Я ее больше жизни любил, стерву этакую, и до сих пор люблю, - размазывая слезы по лицу, и с трудом выдавливая из себя слова, - скорбел зэк.
Собеседники закурили: Витек «Приму», а старик скрутил великую самокрутку, что он делал крайне редко, только находясь в состоянии возбуждения, или скорби. Все трое молчали. И это молчание зэков, давно переваливших за сорокапятилетний рубеж их жизни, было красноречивее, многих красивых, но бесполезных слов. Неуловимая духовная сила, приведшая к покаянию, лишенные теплоты души, объединяла их в одном несчастье, в одной зоне, нежной рукой прощения согревая, никому уже не нужные, сердца.
Момент покаяния – момент истины, небесная панацея, исцеляющая души, дающая надежду, наделяющая чистотой и благородством человеческое сердце. Великая сила любви, рожденная в момент покаяния, еще долго живет в нем, не давая тому опуститься на дно чревоугодия и алчности.
Покаяние – единственный способ духовного очищения человека. Без покаяния жизнь человека превращается в пустое времяпровождение, не приносящее плода любви, а значит и жизни. И сама жизнь становится серой, нудной и бесполезной.
Но оставим на время святую троицу, и перенесемся в кабинет главного механика, где Михаил Аркадьевич вместе с Ильясом разрабатывают план коренной переделки кровли гаража шефа.
- А стены у гаража прочные, а то не ровен час, рухнут под такой-то тяжестью, - вопрошал Ильяс.
- Не боись, стены мощные, в полтора кирпича, сам строил, не рухнут, - успокаивал зэка начальник, - да к тому же и тяжесть будет не запредельная – бетонные плиты, и балка двутавровая. Сколько все это может весить?
- Если так, то все равно балку придется в двух местах резать: не повезете же вы ее на МАЗе, хозяину тут же доложат. И лишится ваш гараж кровли. Он сам, говорят, дачу строит, вот и приспособит куда-нибудь вашу балочку. Душ из не сработает, или конуру для пса соорудит.
- Да, с него станет, все, что хочешь выкинуть может. Что же делать? Ладно, порежем, как ты советуешь балку, затем вывезу ее под мусором. А дальше, что? Как потом я ее соединять буду? Что, прикажешь опять сварку тащить? Ну, уж нет. Хватит с меня вешалки на кухне, твоя идея, между прочем.
- Вот опять я виноват - моя идея. Я, чтобы у человека на кухне и ванной вешалки были старался, и получил теперь за это. Конечно же - очень плохая идея, я понимаю: человек, помыв посуду, с чистыми и сухими руками телевизор идет смотреть. Или в ванной комнате, вместо того, чтобы после купания, скажем, с грязного пола чистое полотенце поднимать, и им вытираться, курва Ильяс, дал идею - это полотенце не с пола, а с вешалки снимать. За эту крамольную идею его надобно, по крайней мере, повесить или расстрелять.
- Ну вот, уже и обиделся. Слово лишнего сказать нельзя. Хватит дуться, Ильяс Анварович, а не то колбасы не занесу.
- Вот с колбаски и надо было разговор затевать, гражданин начальник, а то вешалка, видите ли, ему не понравилась, - переходя на шутливую тональность, замурлыкал зэк, - а насчет сварки я вам вот, что скажу: плюньте вы на нее слюной и разотрите. Я, для соединения вашей балки, уже в уме пластины сочинил – лучше всякой сварки держать будет. Но официально предупреждаю: не будет колбасы - ветчины рубленной, не будет и пластины.
- Заметано. Прикинь в чертежах это соединение и подключай к работе кого угодно – полный, тебе картбланш выдаю.
- Ну, картбланш в руках держать хорошо, а колбасу лучше.
- Слушай, Ильяс, - уже серьезно заговорил начальник,- я как-то, от нечего делать, подсчитал, что ты за время твоей отсидки сожрал столько колбасы, сколько я за свою жизнь не скушал. Куда в тебя столько лезет? Это, я уже не говорю за конфеты, печенье, пряники, сахар. Вот тебе, твоя мама, одних только курей передала - цельный птичник, а колбасу, так ее мерить можно километрами. И это все называется – сидеть в тюрьме. Что же вы, маслокрады, тогда на воле делали? Или возьмем Висерова: целый год только и варит с утра до ночи, то борщи из кислой капусты, то пловы разных сортов, о кашах я уже не говорю. Вот недавно где-то надыбал кучу рыбы, я такой рыбы сроду не видел, а он в тюрьме ее кушает, поджарит на сливочном масле и ест. И съедает ее всю вчистую. А если пьет, то только армянский коньяк. Или вот недавно: зашел я как-то в каптерку к механику третьего цеха, а он вместе с Меньхильсоном из второго, литровую банку от меня прячут.
- Давай, - говорю тому, - показывай, что там у тебя, водка, наверное? Не бойся, не вложу, просто интересно, что там за продукт. Они банку вытащили и хохочут, на мол, Михаил Аркадьевич, угощайся. Я в банку глянул, и обомлел: красная икра. А они столовые ложки приготовили – ее жрать. Эту красную икру я и на свадьбах то не часто видел, а они в зоне ее столовыми ложками хавают.
- Зато вы нами командуете, и на волю спать ходите, - пытался было успокоить разволновавшегося шефа Ильяс.
Только и радость – на воле спать, а здесь хожу и облизываюсь.
- А вы, Михаил Аркадьевич, грабаните банк, денежки спрячьте, или доверьте надежным корешам, а сами в прокуратуру с повинной явочкой заявитесь, мол, осознал, каюсь, больше так делать не буду. Суд вам срок не большой, учитывая чистосердечное раскаяние, лет эдак, в двенадцать, определит. Сядете с нами, закайфуете. Друзья вам икорку черную передавать будут – кушайте, сколько влезет, там глядишь и коньячком подогреют - пейте на доброе здоровье. И чего жалуетесь? Все в ваших руках. Но очень сомневаюсь я, что вы на такой вариант подпишитесь. А жить по принципу: и рыбку съесть и на что-то не сесть - не у всех получается. За все надо платить. И в этом есть великая справедливость. А, вот на счет справедливости, Михаил Аркадьевич, у нас Борис настоящий дока. Вы с ним на эту тему побеседуйте – он вам такое наговорит, потом мне спасибо скажете.
- Ну, ладно за жизнь балакать. Ты, когда балкой займешься, кого озадачишь?
- Кроме Митрича, доверить эту работу некому. Вы бы ему немного чаю занесли, любит, старик чаек.
- Да старик. Он гири поднимает сто килограммовые, не видел что ли?
Ильяс не только видел, как старик упражняется, но и сам вместе с ним занимался поднятием гантелей и гирь.
На следующий день слесари из второго цеха, на электрокаре привезли в ОГМ огромную двутавровую балку, оставшуюся без дела после демонтажа списанного оборудования. Митрич вместе со своей бригадой, по чертежам Ильяса разрезали ее на механической пиле. Этот процесс занял ровно две недели, так как балка была настолько твердая, что слесари только и успевали менять полотна на этой самой механической пиле.
В это время, бригада, под чутким руководством Ильяса и Митрича, выпиливала из стального листа, толщиной в десять миллиметров, четыре соединительных элемента. Затем в них были просверлены отверстия под соединительные шестнадцати миллиметровые болты. По задумкам Ильяса, это сооружение должно было выдержать напор любого цунами, или десятибальное землетрясение. В двутавровой балке, после ее распила, так же были просверлены отверстия. Некоторое время заняла подгонка отверстий балки с отверстиями соединительных листов, так как Митрич несколько сбил прицел при сверлении. Но это не беда - круглый напильник и усердие команды монтажников свели на нет все шероховатости производственного процесса. Пришел час триумфа: собранная балка, покрашенная в яркий красный цвет /другой краски в зоне не нашлось/ заблестела в цехе ОГМа. После того, как все работники, и сам Михаил Аркадьевич, достаточно налюбовались балкой, ее разобрали для тайного вывоза за пределы колонии. И очень скоро, под кучей строительного мусора, она была вывезена из зоны, и выгружена возле гаража Михаила Аркадьевича. Там она, по замыслам механика и Ильяса, должна была водрузиться на определенное теми место. Впоследствии, Михаил Аркадьевич и его вольные друзья, с помощью подъемного крана, установили вновь собранную балку, на стены гаража.
На этом строительная эпопея могла бы закончиться, если бы не сам главный механик. При замерах, опасаясь, чтобы балка не провалилась между стенами помещения, он дал в ее размеры припуск, и видимо маленько промахнулся. В результате чего балка оказалась слишком длинной и уперлась в крышу соседнего гаража. Да так уперлась, что на некоторое время, пришлось снимать несколько листов шифера с соседской крыши. На счастье Михаила Аркадьевича, сосед, чей гараж был построен рядом, милостиво разрешил произвести неприятную для него операцию. Главный механик клятвенно заверял того, что после того, как он укоротит балку, все восстановит в лучшем виде.
- Я все сделаю, как было, не сомневайся, - уверял Михаил Аркадьевич, соседа.
- А куда ты денешься? – с неприязнью глядя в лицо механика,процедил сквозь зубы сосед и, сплюнув удалился прочь.
- Не сделаю, прибьет он меня, - решил про себя механик, - ничего, расскажу все Ильясу, тот что-нибудь придумает.
И как всегда, Михаил Аркадьевич, оказался прав: Ильяс все придумал. С этого дня главный механик вместе со своим старым другом, каждый вечер, вооружившись полотном от мехпилы, и удобно устроившись на крыше, словно лесорубы на лесоповале, принимались с усердием отпиливать лишний кусок двутавровой балки. Работа по отпиливанию куска балки, с перерывом на ужин и выпивкой, продолжалась не одну неделю. Были дни, когда хмурый сосед Михаила Аркадьевича, за обещанный ему ужин и обильное возлияние, нет-нет соглашался помогать механику отпиливать проклятый кусок балки.
Через два месяца каторжных трудов, аккурат к годовщине Октябрьской революции, работа по устранению лишнего куска балки была завершена. Листы шифера от соседской крыши заняли свое прежнее место. По такому случаю, Михаил Аркадьевич, в обычном своем состоянии, прижимистый человек, закатил настоящий пир, куда пригласил всех участников ремонта крыши, включая и хмурого соседа. Пьянствовали неделю. В это время в стране произошло событие, которое остановило все работы – на своем посту главы партии и государства скончался Леонид Ильич Брежнев, верный ленинец и дорогой всем человек. Зона стояла на ушах. Тут же поползли слухи, что неминуемо грянет мощная амнистия, которая всех зэков погонит взашей из колонии на свободу.
Осужденные постарше собирались на посиделки, и с утра до ночи, с перерывом на просчеты и обед, обсуждали важные вопросы, связанные со скорым освобождением. На чаепития пошли, все хранящиеся на черный день, заначки. Молодые зэки играли в шешбеш, в просторечии: нарды. Администрация колонии и войска, ее охранявшие, были приведены в состояние боевой готовности. Шли дни, а амнистией не пахло. Уже давно, с гудками и салютами, прошли похороны генсека, уже состоялся неминуемый пленум ЦК родной партии, который избрал на место Брежнева, не менее любимого Андропова, уже давно зэками были съедены все неприкосновенные запасы, а амнистия не торопилась освобождать осужденных бедолаг. Уже через месяц никто не вспоминал о похоронах, но дух амнистии, рожденный ими, захватывая, склонные к творчеству и мечтаниям, умы, все ходил по зоне, точно так же, как, в свое время, над романтической Европой витал призрак коммунизма.
Говорили, что Андропов дорабатывает амнистию, расширяя ее полномочия, поэтому происходит небольшая заминка с ее принятием. Другие озвучивали следующую версию: будто бы Андропов, ночами не спит, и, подключив все политбюро, обдумывает единственный вопрос - как и куда, устроить на работу такое большое количество вскоре освобождающихся людей. Но, то ли он, что-то не доработал, то ли политбюро дало слабину, но амнистии как не было, так и нет. Поэтому каждый мало-мальски развитый зэк, считал своим долгом сочинить собственную байку насчет амнистии, умело запустить ее в оборот, затем, заполучив свое произведение в несколько искаженном виде от других зэков, самому поверить в нее.
Свидетельство о публикации №209041200163