Сказка в рассрочку. гл2. раздел 4. чудеса в решете

РАЗДЕЛ 4.  ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ

  Когда в начале 1992 года я пересек Российско-иранскую границу, первое, что бросилось мне в глаза, были портреты аятоллы Хомейни, вождя иранской революции, скончавшегося три года назад. Почему-то все выглядело так, будто он и не умирал вовсе, а, подобно Ленину, жив и даже живее всех живых. На западе страны шли какие-то бои, и вообще происходило что-то непонятное. Мне и в голову не пришло, что Господь забросил меня именно в 1988 год, и что распад СССР был еще впереди, а тут шла ирано-иракская война. А между тем, все обстояло именно так. Аллах Акбар! Зипун и валенки в разгар жаркого персидского лета не могли не броситься в глаза ревнивым и подозрительным стражам исламской революции.  В тот же день меня схватили, и после предварительного допроса-истязания бросили с темную кутузку, так называемый зиндан. Схлопотав там по первое число, я готовился к худшему. И однажды утром четверо стражников, страшно ругаясь то ли на персидском, то ли на арабском наречии, поволокли мою персону куда-то в неизвестном направлении, накинув на голову колпак.
-Все, - подумалось мне, - кирдык! На виселицу, не иначе…
Но, как всегда, ошибся. Из машины меня втолкнули в какие-то роскошные апартаменты, сдернули с головы капюшон, и я очутился в рабочем кабинете главы государства. Хорошее начало!
Престарелый аятола Хомейни одновременно с ненавистью, укоризной, надеждой и страхом уставился на меня.
- Здравствуй, Парамоша! – на чистом русском приветствовал он автора этих строк. – Давненько не виделись, старина! А мне про вашу персону стало кое-что известно. Пусть не из прессы или донесения разведки, но будем считать эти сведения достоверными. Слушай же, несчастный!
  И поведал мне удивительную повесть.

Рассказ аятоллы

  Как-то вечером, зимним вечером, сидел я в кабинете и размышлял о своей незавидной участи.
- Призовет меня скоро Аллах, и уж точно не похвалит. Скажет, небось:
- Во что страну превратил, прощелыга? Свирепствовал, как инквизитор, как последний пират! Ты что же это так, а? Нехорошо! И об Иране теперь идет весьма дурная слава, и мое достославное имя покрыл каким-то непромокаемым… то есть, несмываемым позором! Зачем террористов финансировал? Коммунистов почто обидел? К чему столько казней и дурацких запретов?  Ты в каком веке живешь, образина? Я этого так оставить не могу. Ознакомьтесь с моим приговором: Ад, и только Ад! Пусть же сто тысяч шайтанов день и ночь клюют твою старую печень, предварительно прибив за уши к скале!
  Мне даже дурно стало. А ведь никуда не деться – грешен! Столько народу перебил… пусть даже и за дело. Но коммунистов-то, действительно, зачем обидел?! Дело пахло жареным, скверно пахло. И тут я заснул, и приснился мне удивительный сон. Будто бы сижу я в бистро на Монмартре, попиваю кофеек, а ко мне подходит какой-то клошар и говорит:
- Возвращайся в Тегеран, страна бурлит! Быть тебе у власти, но сумей вовремя отказаться от всего, а не то худо будет.  Сменишь прическу, вероисповедание и имя, не говоря уже о месте жительства. Прикинься умершим, и пусть вместо тебя какого-нибудь старого муллу или дервиша похоронят. А сам – в христианские страны, где начнешь все с начала. Я тебя сам окрещу. Мне Бог такое право дал, так-то!
   И тут мне звонят из контрразведки, и сообщают, что схвачен какой-то подозрительный оборванец, шпион, наверное! А по приметам –  точь-в-точь твой портрет, каким ты мне приснился, и каков ты наяву! Приказал я тебя поймать, высечь, и доставить сюда. Ты и в самом деле способен спасти меня от мусульманского Ада?
 - Так точно, - не моргнув глазом, соврал я, - перейдешь в христианство, и все начнешь с нуля. Сейчас мы тебя и окрестим! Имя Хомяк подойдет? Почти полная идентичность с твоим погонялом!
 Старик поморщился от подобной фамильярности, но стерпел, лишь по зубам мне двинул. Я торопливо окропил его водой, наспех перекрестил и приказал переодеваться.
- У тебя есть потайной выход из дворца? – как бы между прочим, поинтересовался ваш покорный слуга. – Лишние неприятности нам с тобой ни к чему, знаешь ли!
 Торопливо переодевающийся старик кивнул, и крикнул:
- Там у меня танк стоит, на нем и уедем! Только куда – вопрос? Янки блокировали Персидский залив своим военным флотом, в Пакистане – проамериканское правительство, в Афганистане коммунистические войска… эх, цветы эмиграции, цветы настурции! А не примет ли нас Турция? Хоть и натовская страна, а все ж таки не эти дикари пуштуны и белуджи! И, к тому же, от Стамбула до христианских просфор рукой подать. Так и поступим: к туркам – и через Босфор. Хоть они и проклятые Аллахом сунниты, но все-таки правоверные, черт бы их побрал! Пошли…
  Мы направились к секретному выходу и тут случилось страшное. Грянул гром, посыпалась штукатурка, и перед нами во всем своем восточном величии возник Аллах в красных шароварах, яркой чалме и с ятаганом на боку. Не обращая на меня никакого внимания, он обрушил свой праведный гнев на ошарашенного имама-ренегата.
- Значит, на просфоры с винцом потянуло, старик! – гремел он. – Душу продал, поганый кяфир! Изменник, дезертир! Вот я тебя сейчас… сгинь, провались к шайтану в сортир!
И мой Хомяк натурально провалился сквозь землю. Только что был, – и нет его!
- Ну, подумал я, держись! Сейчас и мне нагорит… как бы ятаганом-то не наладил!
  И у нас состоялся интересный диалог – двух глухих к чужому горю, двух абсолютно не способных к изучению чужих языков чужеземцев – один из Атлантиды, другой с восточного побережья Юго-Восточной Азии.
- Можно мне убраться ко всем чертям? – мямлил я на суржике, а Аллах ревел на чистом арабском:
- Вон отсюда! Духа чтоб твоего тут не было! Полчаса на сборы, бери шинель, и шагом марш в свой фатерлянд! Да как ты посмел  тут совращать моих любимых холуев, петь им какие-то сказки о Троице (да в мыслях у меня такого не было!), о воскресении и прочем в том же духе! В своем огороде не стерплю чужого козла!
И отвесил мне леща.
- Может быть, хоть час-то дашь на сборы, - внезапно обнаглел я, у которого и было-то лишь драный зипун да валенки с ушанкой, - управлюсь, светлейший!
- Что?! – окончательно вышел из себя мусульманский Всевышний, - а соловьиных языков на завтрак не попросите? Вон!
- До свидания, товарищ Аллах Акбар! – бросил я на ходу, устремляясь к выходу из столицы, - надеюсь, больше не встретимся!
  Вдогонку понеслись сапог и отборная брань на жуткой смеси суахили, арабского и турецкого, но я был уже далеко.
  Город мне удалось покинуть незамеченным: то ли народ спал, предаваясь сиесте, то ли меня опять Господь уберег – черт его знает. К вечеру контуры Демавенда окончательно растворились в туманной дымке, а пустыня Деште-Лут широко распахнула удушающие объятия. Как в бреду, я плелся от бархана к бархану, только что не спотыкаясь об огромных  черных скорпионов длиной почти что в фут, кобр и эф, не говоря уже про варанов и гремучих змей. А, может быть, это были обычные гюрзы, или полозы. Я же все-таки не серпентолог, не разбираюсь. Я брел туда, не знаю куда, и бормотал какую-то торопливо рифмованную чушь.

Пустыня

Да, пустыня ужасно бездарна. Только змеи, жара и тоска.
В чем-то хуже она янычар, но, тем не менее, жив я пока.

Несмотря на песчаные бури, скорпионов, фаланг и самум,
Я до цели дойду и, в натуре, побреду к небесам наобум.

Я ушел от петли и снаряда, колобком укатившись от лис,
Ощущая присутствие рядом существа, победившего гада,
На тернистом пути в Парадиз.

Но реальность отнюдь не шикарна. Нет в ней места радужным мечтам.
Все убого, уныло, бездарно. Парадиз размещается там,

Где  нет тверди, отсутствие света,  и вообще не поймешь, что к чему –
Где живет непонятное Где-то, наше Что-то ввергая во тьму.

   Неизвестно, до чего бы договорился ваш покорный слуга в быстро сгущающихся южных сумерках, но из состояния прострации и меланхолии меня вывел быстро приближающийся топот сапог.
- Выследили, мерзавцы, - смекнул я, - все-таки вздернут! Врешь, не возьмешь!
И пустился наутек так, что все местные гепарды взвыли бы от зависти, наблюдая за сумасшедшими скачками полубезумного странника. Я летел, почти не касаясь земли, вернее, песка, который вдруг стал пружинистым, как тартановая дорожка, и словно сам выталкивал мое тело в верном направлении. Кустики тамариска, песчаной акации и саксаулов проносились мимо меня на чудовищной скорости, а ночные хищники торопливо бросались врассыпную, потому что никогда ни с чем подобным не сталкивались. Пустыня наполнилась странным гулом, будто бы над ней летело полдюжины турбореактивных лайнеров, или же произошел выброс газа  из земных недр под давлением не менее пятисот атмосфер. Но и сквозь этот ужасающий рев прорывался шум приближающегося топота, словно за мною гнались все исчадия Ада. Я вильнул в сторону, тщетно пытаясь сбить с толку нехитрым маневром неведомого преследователя. Увы, прием антилоп не подействовал: цепок щупальце ухватило за плечо, и на бешеной скорости этого оказалось достаточно. Я перелетел через голову, и, гася скорость о взметнувшийся фонтанами песок, грузно шлепнулся в чахлые кустики тамариска. В ту же секунду надо мной прошелестел внешне приветливый, но крайне мерзкий старческий фальцет:
- Привет из Ада!  Не верь в плохое, старина, жизнь прекрасна!
- Как же так, - прохрипел я, - ты, попавший туда, откуда не возвращаются, говоришь со мной, как живой, Хомейни?
- Ну, во-первых, я теперь уже Хомяк… вашими, между прочим, молитвами. Во-вторых, мне, как всегда, сказочно повезло. Первым, кто встретился на пороге Тьмы, оказался мой старый знакомый – степной шайтан Тузик… да ты его должен знать, он тоже вулканы любит!
  Я пожал плечами: мало ли на свете любителей экстремального туризма, в том числе и горного! Кто там из них Тузик, кто Барбос, кто черт, кто ангел – один Бог знает.
- Так вот, - увлеченно продолжил Хомяк, - он мне и говорит:
- Двигай к выходу, старина! Если кто остановит, говори, что пока мест нет; в крайнем случае, ссылайся на меня. Но лучше всего – крести не в меру любопытных, не сгинут, так шелковыми станут. Не смею задерживать!
- Ну, я и не стал дожидаться  освобождения вакансий… никто меня не остановил, хвала Аллаху – то ли из-за сиесты (шайтаны ведь ленивы, как свиньи), то ли действительно не приемный день. В общем, улизнул под шумок. Был шанс, – почему бы им не воспользоваться?
  Бормоча все это, Хомяк неторопливо скрутил цигарку и раскурил ее, невзирая на порывы пустынного ветра. Выпустив кольцо дыма мне в лицо, он заметил:
- А теперь хорошо бы было выпутаться из сложившейся ситуации. Не дай бог, повстречаются стражи исламской революции. Это тебе не какие-нибудь ленивые и благодушные шайтаны: живьем сожрут, вздернут так, что и язык высунуть не успеешь. Бежим же к турецкой границе! Тут каких-то пятьсот верст…
- Да как жен ты пробежишь почти полтысячи километров на старческих ватных ножках? – опять усомнился я, - можешь, старик, и не выдержать!
И получил заслуженную отповедь.
- Это кто тут из нас, извините, старик? – возмутился визави. – Вспомни, как ты летел по пустыне, обгоняя джейранов с сайгаками. А кто тебя настиг – и не вспотел?
  Пришлось признать ошибку. Действительно, ведь даже дыхания не сбил, каналья! Впрочем, поему бы и нет? Ведь теперь с нами была крестная сила, поскольку неофит попался весьма необычный. Бог, несомненно, выделял таких из толпы.
   Через неделю мы переходили турецко-… не скажу, какую границу. Все равно не поверите. Но перед тем, как попасть в христианскую страну без имени, сподобился ваш слуга покорный внимать гласу божьему. И вот он что сказал мне во сне:
- Ты, Парамоша, и предположить не можешь, что же именно составляет суть всего Мироздания и причину движения материального мира, не говоря уже о духовной составляющей. Если все упростить, то это буду я плюс моя воля. Но в переводе на более человеческий язык, миром правит Разум. Он также необычайно сложен, умом его никогда не объять. В него входят Знание, Прогресс, Вдохновение и много чего еще. Сложная это вещь, Парамоша, тебе не понять, но ты все-таки попытайся. Основа всему, конечно же, Знание, тут и говорить не о чем. А без науки ему делать нечего, иначе полученные случайным путем и  никак не систематизированные крохи элементарных истин не способны к синтезу, и даже опасны, если становятся достоянием тупой толпы или какого-нибудь маньяка. Наука же способна все расставить по местам, применить открытия и изобретения по назначению во имя высших целей, на благо всему человечеству… да что там “человечеству”, - Вселенной, не меньше. Без фундаментальных знаний вообще невозможно дифференцировать и детерминировать такие категории, как Добро и Зло, плюсы и минусы. Между нами, Парамоша, они порою так похожи! Я и сам порою, грешным делом… ну, ладно, об этом – в другой раз. Ты и сам посуди: все так неустойчиво, относительно, сплошной релятивизм, и ничего больше. То, что кочевникам, например, кажется великим благом, земледельцам представляется вульгарным разбойничьим набегом. С другой стороны, заслуженны1й отпор со стороны осе5длых народов, который время от времени получают хищные кочевые племена и народы, последним представляется едва ли не личным оскорблением, ужасным злом, по сравнению с которым клятвопреступление – почти что благодеяние. А происходит это все в силу невежественности этих самых немытых и нечесаных товарищей, главная ценность бытия для которых заключена в коне да ширине степи. Будь они поумнее, сроду бы не занимались набегами, а сели бы за учебники и с изумлением узнали, что Земля не плоская, и что во Вселенной вообще множество миров, и нигде кочевников особенно не любят, ох, как не любят! А ведь жизнь воистину всего одна, и стоит задуматься, на что она уходит? И чему стоило бы ее посвятить? Чтоб ты не ломал голову, сразу же отвечаю: нет удела достойнее, чем служение Науке, ибо это есть единственно достоверный путь к Знанию. К чему я это говорю?
Бог неторопливо раскурил трубку, и продолжил:
- К тому, что кое-кому предстоит всерьез заняться научной работой. Вход в храм науки открыт, и ты попадешь туда так, что сам не поймешь, как же это произойдет. И Хомяк, между прочим, тоже. Вы сейчас проснетесь уже не на берегу Черного или Средиземного морей, а в столице некоей страны, номинальной христианской, а вообще-то не поймешь какой. И окажетесь вы, молодые люди, почтенными, можно сказать, учеными в научно-исследовательском институте Космических проблем. Наступили новые времена; теперь молитвами да постом мало чего добьешься. Учиться, батенька, учиться и еще раз учиться. Защищай кандидатскую диссертацию на какую-нибудь глобальную, лучше всего космическую тему, да заодно запишись в отряд космонавтов. У меня к тебе будет небольшая просьба: во время странствий по открытому Космосу приглядись, как следует, к новым мирам. А вдруг на одном из небесных тел ты встретишь такие условия, что хоть Рай там строй? Найдя, сразу же доложишь мне лично. Чем черт не шутит, может быть, и возникнет в глубинах Вселенной истинный Парадиз со всеми атрибутами? Там должно быть  все,  кроме Сатаны, конечно же. Пусть на этой чудесной планете  текут реки с нектаром вместо воды, на деревьях растут блины и французские булки, чтобы все было под рукою, чтобы не было ни холодно, ни жарко, а земля была пухом. Шучу, конечно же, но ты, я думаю, понял, о чем идет речь. До встречи!
Очнулся я, как и было предписано свыше, у входа в приемную заместителя директора НИИ Космических исследований академика Хомяка  с рефератом собственной диссертации в руке. Рассеяно взглянув на название своей работы, я вздрогнул: Космогеовселенский эфир как основа структуры Вселенной. Когда успел? И на что замахнулся? Велика же сила Господа! И тут сразу вспомнились последние годы, которые, строго говоря, и не были прожиты мною, а, тем не менее… и сразу же вспомнилось, что защита назначена на завтра, а послезавтра я должен был лететь на Марс впервые в истории Земли. Я решительно толкнул ногой дверь кабинета. Хомяк, совершенно неузнаваемый в добротном английском костюме, благодушно попивал кофеек.
- Все готово? – лениво спросил он, должно быть, для порядка. – Я верю в тебя, дорогой мой, все пройдет на ура. Когда улетаешь на Марс?
- Сразу же вслед за Ивиковыми журавлями, - грубо пошутил я, - или же, когда турусы на колесах приедут… а вообще-то, послезавтра. Ты подписывай, не мешкай!
    Хомяк обиделся, но виду не подал. Он, вообще-то, кажется, меня побаивался, всерьез принимая за какого-то важного уполномоченного свыше. Ну, Бог с  ним, не стоит его в этом разубеждать. Молча подписав работу к защите, он пожелал мне ни пуха, ни пера, а я по все  правилам этикета послал старика к черту.
   Зал заседаний ученого совета был переполнен. Как Юлий Цезарь, с точностью до секунды, я влетел на кафедру и, поблагодарив присутствующих за внимание (опять все перепутал, дурак), сразу же ухватил быка за рога. Сравнив свои открытия с научными достижениями таких товарищей, как Эйнштейн, Ломоносов и Лобачевский, не говоря уже о  устаревших господах вроде Леонардо Да Винчи и Коли Коперника, я вскользь заметил, что все стоящие перед человечеством проблемы должны быть незамедлительно разрешены, и что нас ожидает Золотой век – стоит лишь правильно применить мои пока что не разработанные методики. Зал недоуменно молчал. Это придало мне силы, и я поплыл по течению куда глаза глядят и не обращая внимания на то, куда несут ноги. Вследствие этого довелось пару раз загреметь с кафедры, но никто, слава богу, этого вроде бы не заметил. Ученый совет словно впал в состояние летаргического сна. Что ж, спите спокойно, дорогие товарищи.
- Поглядите на звездное небо, - бубнил я, непонятно к кому обращаясь, - и что же вы там видите?  Все, что угодно, но только не главное. Истина остается незамеченной… вернее, оставалась. Теперь же все не так, товарищи!
А затем долго и нудно излагал свои идиотские представления о том, все причинно-следственные связи наравне с материей (и антиматерией), распыленной в мировом Пространстве-Времени, не существуют и не возникают сами по себе, а как бы произрастают в некоей абсолютной среде, который здесь и в дальнейшем для краткости будет называться Космогеовселенским эфиром.
- Не только звездообразование, взрывы Сверхновых и таинственный свет квазаров обязаны своим существованием нашему Эфиру, - вдохновенно разглагольствовал я, -  но также и канва исторических процессов вырисовывается в этом же Континууме. Так что ничего удивительного во всех известных парадоксах истории нет: во все виноват, конечно же, Космогеовселенский эфир.
 Затем наступила очередь доказательной базы. В ход пошло все: система уравнений Птолемея, формулы Кеплера и Ньютона, Лобачевского и Дирака, цитаты великих философов и даже основоположников мировых религиозных учений. Причудливо перемешанные, взаимоисключающие, они каким-то совершенно непонятным образом сходились в одной точке и становились каким-то заклинанием, знание которого позволяло бы управлять Мирозданием. Когда собравшиеся начали, наконец, просыпаться, я уже торопливо читал положительные отзывы оппонентов и содержание справки о внедрении результатов в народные хозяйство государства. Они, похоже, только и расслышали, что постановка исследований получила одобрения сразу же в трех министерствах, что лично президент Академии наук заинтересован в скорейшем внедрении новых методик диагностирования физических, в том числе, и астрофизических, процессов, в народное хозяйство, и что он же порекомендовал присвоить мне степень  член-доктора естественных и неестественных наук.  Непонятно, зачем, как и почему, все единодушно и единогласно признали защиту состоявшейся.
На банкете подвыпивший председатель порывался заключить меня в объятия, беспрестанно повторяя:
- Что, на Марс летим? Возникли финансовые затруднения, не так ли?
   А я всякий раз уверял старика в том, что согласился на участие в этом рискованнейшем эксперименте лишь в силу своей постоянной готовности пойти на любые жертвы ради постижения Истины.
- Я готов сложить голову хоть на Венере, хоть на Сатурне, -  без конца повторял я заученные фразы. – Прогресс не остановить, и авангард его должен быть готов к любым испытаниям. Деньги здесь не при чем, хотя по природе ваш покорный слуга вовсе не бескорыстен и отнюдь не альтруист. И так далее, и в том же духе.
- Правильно, - заключил старик, падая лицом в миску салата “Оливье”. На том все и закончилось. А наутро взревели двигатели “Орлана-Белохвоста”, и космический корабль уверенно взял курс на Красную планету с промежуточной посадкой на Фобосе. И не знал я того, что в это же время  с одной из полностью вымороченных обитаемых миров созвездия Лиры  в ту же самую точку бодро устремился корабль Пришельцев с четко сформулированными, но не особенно приятными для меня целями.
  Когда красный шар приблизился настолько, что можно было невооруженным взглядом разглядеть на нем гигантские вулканы и исполинский  тектонический разлом Маринер, ракета начала маневрировать для захода на орбиту Фобоса. Серый, в отличие от планеты, похожий на огромную каменную картофелину спутник вынырнул из тьмы Космоса настолько внезапно, что только чудом удалось избежать столкновения. Но ничего, обошлось и в этот раз. Тормозные двигатели натужно взревели, и произошла подозрительно мягкая посадка на этот странный объект.
- И действительно, ужас, - пробормотал я, выдираясь наружу из люка, - в другой раз может так не повезти…
   Первые же шаги по поверхности чертова астероида, лишь по недоразумению считающегося спутником Марса, напомнили мне о забытых ощущениях во время той самой погони в иранской пустыне. Я мог прыгнуть сразу на сотню метров, подлететь на высоту десятиэтажного дома – и ничего, без всяких последствий. Увлекшись ужимками и прыжками, и не заметил, как впереди вспыхнула новая звездочка, и через секунду НЛО шлепнулся прямо передо мной – метрах в пятидесяти. Грунт Фобоса ощутимо спружинил и, вероятно, загудел бы, будь там атмосфера. Я замер, в ужасе наблюдая, как из тарелки наружу выбираются две небритые и, скорее всего, немытые личности с волосатыми ручищами и крайне недобрыми взглядами из-под косматых бровей. Самое жуткое заключалось в том, что на Пришельцах не было никаких скафандров, и начхать им было на холод и  вакуум. Виду они были самого угрожающего; на ручищах просто ходуном ходили жуткие мускулы, а маленькие злые глазки метали молнии – явно в мою сторону.
- Эй ты, пророк, - грубо проревел первый из них, - подойди-ка сюда.
  Предчувствуя недоброе, я замер на месте и даже скосил глаза в сторону своего “Орлана”.
- Об этом можешь даже и не мечтать, - ухмыльнулся второй Пришелец, - все равно догнали бы.
- От судьбы и подзатыльников, брат, не уйдешь, - философски заметил старший Пришелец. -  Давай, двигай в нашу сторону, а то хуже будет.
  Я не шелохнулся. И тогда две зловещие фигуры стали медленно, но неотвратимо приближаться ко мне.
- А ведь мы не просто так, Парамоша, - продолжал ближайший ко мне преследователь, - мы с Букой просто извелись от желания лично дать кое-кому по морде. Имеются кое-какие вопросы по содержанию вашей диссертации, коллега!
   И тут до меня дошло, что тут не зал заседаний Ученого совета, и оппоненты совсем иного рода – не склонные к сентиментальности и снисходительности. Держись, Парамон!
- Что ты там наплел!?  -   Одновременно и страшно завопили две держиморды. – Да это провокация, а не диссертация! И тебе ли, фальшивый пророк и святоша, бормотать  всякого рода несуразности о каких-то  физических полях, неведомых субстанциях – первоосновах материи, когда каждому ослу должно быть известно: все, что в Космосе, да и вообще в мире – от Бога! Ты что же, Господа надуть решил? Как бы самого не вздули!
 И на меня обрушился жестокий град пинков и затрещин.
- Мы тебе сейчас устроим такую среду, - кричали они, пиная меня сапогами куда попало, - что твой “Эфир” раем покажется! Не желаете ли провести пару лет на Венере без скафандра?
И потащили в свою чертову тарелку, вопя и чертыхаясь, как два бывалых палача, или боцмана. Тут до меня начала доходить вся серьезность обстановки.
- С ума сошли? – кричал я, тщетно пытаясь вырваться из цепких лап (а тарелка, между тем, уже стартовала). -  Там же пятьсот градусов, девяносто атмосфер! Там олово плавится! Да и сама тема диссертации была продиктована не кем-нибудь, а самим Господом, так что не черта тут!
Тарелка, казалось, застыла на месте. Пришельцы, как будто, задумались.
- Слушай, Бяка, - вскользь, и как бы, между прочим, заметил старший, - а ведь это можно проверить. Время  у нас есть, залетим-ка к Богу в терем. Идет?
- Идет, Бука, - легко согласился второй, - сейчас же туда и направимся.
 И НЛО “Пегас”, сверкая всеми  цветами радуги, устремился прочь от Солнца.        Через минуту мы уже были вблизи сияющих колец шестой от нашего светила планеты, мрачного газового гиганта Сатурна, у которого, как я слышал, и тверди-то нет. Оказалось, что что-то в этом роде все-таки имеется. “Пегас”, прорвавшись сквозь ужасные вихри верхних слоев атмосферы, понесся над бескрайне заснеженной равниной и внезапно плюхнулся в сугроб перед величественным сооружением в стиле русских боярских теремов. На крыльце дворца величественно восседала несокрушимая и легендарная фигура Господа в позе роденовского мыслителя. Бог курил, выпуская кольца радужного дыма из трубки, которые, стремительно расширяясь, занимали свои новые позиции в  знаменитой кольцевой системе этой таинственной планеты, открытой еще Галилеем или Кеплером – уже не помню. На нас он не обращал никакого внимания, что воодушевило тарелочников. Они выволокли меня из НЛО, и, щедро оделяя пинками да подзатыльниками, поволокли к стопам божьим. И тут случилось непредвиденное.
- Парамоша! – воскликнул Всевышний, вскакивая с крыльца. – Святой мой родимый, пропащая душа! Сколько же можно – вконец заждался! И, что характерно – живой, невредимый, и, как будто бы, прибавивший в весе! Знал бы ты, холера, каково мне здесь, можно сказать, одному! Скучал безмерно, все ждал и ждал весточки… а ты-то, ты! Почему же ты, мой Парамоша, так упорно и долго молчал?! Не писал, не звонил, не молился… я, признаться, и ждать перестал! И вдруг – полюбуйтесь на него! – свалился, можно сказать, как снег на голову, и пред светлые очи предстал… а, между прочим, после отвратительной и мрачной сатурновской ночи, ввергающей, можно сказать, в состояние комы, как приятно, когда пред светлые очи пред вами предстает старинный знакомый!
  После чего Господь резко повернулся в сторону опешивших Пришельцев. Лик его был мрачен, и Бука с Бякой явственно ощутили жесткое соприкосновение с дланью Верховного Существа со своими затылками.
- Так, - процедил Бог, - поручил, значит, дуракам кое-кому молиться! И что же мы имеем в итоге? То, что имеем, и не цента больше: две совершенно утратившие человеческий облик личности… а  вы, случайно, не забыли, по чьему образу и духу я кое-кого создавал? Так это что же получается,  оскорбление величия? Видеть ваши садистские морды больше не могу! Да как это можно – святого, можно сказать, апостола, сапогами по морде, да еще в течение часа? Даром это вам не пройдет, и вы еще об этом пожалеете! В Ад – шагом марш!
- Господи, помилуй! – взвыли насмерть перепуганные Пришельцы. – Хоть на Фобос, хоть на Титан, согласны и на Меркурий, лишь бы только не в Пекло! Mea culpa, mea maxima culpa, Господи! Каемся, кругом виноваты!
- Ну, смотрите у меня, разбойники с блюдца, - заметил Бог, заметно смягчаясь, - моя воля порою бывает исключительно суровой, чтобы не сказать – жестокой. Еще раз подобное повторится, – раскокаю я вашу тарелочку, вот так. Перед тем, как отвезти вот этого товарища туда, куда я укажу, у меня будут кое-какие напутствия для Парамоши.  Так вот, уважаемый… нет нужды искать в Космосе какую-то мифическую площадку под Рай. Он, знаете ли, расположен совсем в иной плоскости и даже сфере. Возвращайся на Землю, потрудись на научном поприще… и вообще пора бы задумать о построении Града божьего в земных условиях. Задача ясна?
    Я на всякий случай кивнул: а вдруг Бог, как и Суворов, терпеть не может так называемых  немогузнаек?