Тротиловый эквивалент

                Тротиловый эквивалент


          Для России не так страшны матерые террористы с поясами шахидов  начиненных  тротиловым патронташем,  как бутылки, наполненные этиловым спиртом. Именно поэтому столько несчастных случаев происходит после банального «возлияния». На войне это приняло глобальные масштабы, потому что употребляют это зелье как в красочно разукрашенной упаковке, так и без таковой,  все: от генералов до солдат. Чечня не исключение, а скорее диагноз,  там этот зеленый змий производится и разливается повсюду:  в Осетии, Грузии, Кабардино-Балкарии, самой Чечне, и имеет до смешного низкую цену.  Поэтому употреблять этот «эликсир от страха» не только не накладно, но и дело престижа, иначе трезвый солдат  -  не солдат.
            В Читинской  области, в центре переподготовки «Даурия», куда Жгута угораздило попасть, находились офицеры из самых разных родов войск и частей. Для ведения боевых действий все части необходимы, да и взаимодействие между ними тоже вещь немаловажная.
            Объединение войск и скрепление частей произошло в каптерке одной  из  казарм на следующий день после принятия на грудь китайского спирта (который продавали местные жители в полиэтиленовых пакетах из-под капельниц по  сходной  цене. Если  денег  не  было -  предлагался  нехитрый  бартер на  солдатское  барахлишко).
            Как обычно десантники начали ломать табуреты о свои и чужие головы, наглядно  демонстрируя  свое  мастерство, саперы, размахивая гранатами, кричать что щас подорвут тут все к едреней Фене, а наиболее  остроумные  показывать, как  из Ф-1 делают  табакерку, и тому подобное.  Жгута же привлек молодой старлей – командир минометного взвода. Потом они  еще не раз сталкивались по  службе. Звали его Костя со странной фамилией Семиречье.
       Маленького роста, почти с женскими чертами лица и такими же руками с тонкими  пальцами. Казалось, что форма не его, и он сам здесь просто как зритель.
           Но совершенно  невыносимый  характер  просто не давал покоя. Ни офицерам с солдатами, ни ему самому. Он постоянно лез на рожон, крутил перед глазами своими  маленькими  кулачками, вечно спорил, доказывая с пеной у рта свою  правоту, в конце концов,  получал по кумполу и все начиналось сначала.
          Когда все улеглось, закончились местные маневры, про Костю рассказал Жгуту его сослуживец Евгений. Они вместе с ним учились в военном училище, в Твери. У Кости из  родственников никого нет, он из детского дома, кто были его родители и где появился на  свет - не знает.  Фамилию  дали  ему воспитатели из  приюта  по названию местности, где его нашли – Семиречье.
          После  военного училища по распределению попал в Читу, а теперь прямая дорога ему в Грозный. При  распределении в Чечню каждый  хотел попасть в  самый эпицентр войны, чем чалиться в горах, вылавливая  духов.
       Семиречье отличался от всех задиристым характером, гонором и неизменным чувством притягивать к себе весь  отрицательный  негатив. У него, как и у большинства офицеров всей России был неизлечимый недуг, который не числится ни в одном медицинском справочнике – стойкое отвращение к физическому труду.  Он  мог на  пустом  месте раздуть конфликт, получить за это по голове, но на этом не успокоиться, а, затаив злобу, ходить где-нибудь  неподалеку громко матерясь.  Потом  при удобном  случае напасть  со  спины и  поразить обидчика запрещенным  приемом.
          Это все с пьяных  глаз. А трезвый добрый, никому слова поперек не скажет, и глаза смотрят  на  тебя такие честные-честные. Но стоит принять ему «огненной  воды»  и начинаются старые песни на новый лад.
       Незаметно пролетело время в центре, и вот первая партия защитников отправилась в Грозный. В числе них был и Костя. Жгут же с третьей партией попал туда только через десять дней.
          Конечно, впечатление от  полностью разрушенного города было незабываемое. Комендатура их  части расположилась в бывшем когда-то цехе мебельной фабрики в Центральном районе. Ребята за эти дни успели там обжиться – понарыли окопов, наделали позиций – боевики обстреливали их  с завидной регулярностью.
       Изучая местность, Жгут невзначай зашел к минометчикам. На  первый  взгляд у них уже было довольно уютно: натянута маскировочная сеть, сделана нехитрая мебель из ящиков, в строгом порядке разложены мины, гранаты,  стоял  АГС,  и … лежал слегка  пожухлый венок из полевых цветов. Рядом стоял стакан с прозрачной жидкостью накрытый  куском хлеба, и оплавленная свеча. Сомнений нет – кто-то погиб. Минометчик, сидящий недалеко на рации уловил  взгляд Жгута, и довольно обычным тоном буркнул: «Это Семиречье. Завтра девять дней будет».
           Было  заметно, что цветы почти завяли, водка из стакана испарилась, хлеб засох и скорчился.  «Он на второй день как сюда  приехали, подорвался на мине, - продолжал солдат, - да не один. Нажрался до  поросячьего  визга и пошел со своим замом проверять близлежащие цеха, (территория мебельной фабрики была огромная, много цехов, между ними зеленая зона) хотя  отлично   знал, что все тут, даже  каждый  куст заминирован. Вот и нарвались на  растяжку: его сразу порвало, а сержант,  который  был с ним еще  жил, пока в госпиталь не увезли.  Там  он  и  представился».
        Несколько минут Жгут пытался по памяти вспомнить лицо  Кости Семиречья, его голубые, с  прищуром глаза, белобрысую голову,  чуть  оттопыренные  уши  и наглую усмешку в уголках тонких  губ. Таким он  и запомнился Андрею. Маленький, дерзкий, наглый.
        И  вечно пьяный.