Фанерный рояль, или, как я спасал спектакль

4 июня 2007 года – 110 лет со дня рождения Дмитрия Орестовича Козловского (1897 – 1976),
выдающегося театрального мастера сцены – актера и режиссера, заслуженного артиста Российской Федерации, прослужившего в Магнитогорской драме четверть века.


из цикла «Театральные истории»

С трепетным волнением вспоминаю наш драматический конца 60-х годов, когда он переживал один из ярких периодов своего существования.
В театре тогда была сильная труппа и высокопрофессиональная режиссура, ко¬торую возглавлял Нар. артист УзССР В. Ладыгин. Среди очередных режиссеров особо выде¬лялся Д. Козловский, талантливый режиссер и актер широкого диапазона.
Приглашенный в 1950 году вместе  с женой, актрисой Т. Греминой, Д.Коз¬ловский за сравнительно небольшой период поставил ряд замечательных спектаклей, таких как: «Последняя жертва», «Машенька», «Коварство и любовь», «Под золотым орлом», в котором я дебютировал 14-летним подростком и др. Крупной удачей театра был спектакль «Беспокойная старость» в постановке Д. Козловского, в котором центральные роли удивительно тонко сыграли - сам Дмитрий Орестович (Профессор Полежаев) и Татьяна Яковлевна Гремина (Мария Львовна, жена профессора). Мне в этом спектакле была отведена весьма скромная роль студента.
Несмотря на то, что пьеса была посвящена тревожным событиям 17-го года, (а в ту пору ленинско-революционная тематика была довлеющей), спек¬такль получился ярким, по-человечески трогательным, благодаря прекрас¬ному актерскому дуэту. Особенно была запоминающей сцена дня рождения ученого. Когда, бойкотировав профессора за то, что тот «продался боль¬шевикам», никто из друзей и коллег не пришел на торжество...
Просторная гостиная, посреди которой - накрыт большой обеденный стол. Сбоку на переднем плане - старинный рояль с бронзовыми  подсвеч¬никами, за которым сидят супруги Полежаевы, накрытые большой шалью, и тихонько играют в четыре руки сентиментальную пьесу Чайковского «Романс».
В комнате  полумрак, лишь две горящие свечи освещают лица стари¬ков... Мария Львовна сбивается:
- Рука не слушается... очень озябла.
Полежаев встрепенулся, забрал ее руки в свои, поднес ко рту, старатель¬но греет своим  дыханием.
- Вот сыграем до конца, и я пойду нарублю дров...
Вдруг комната начинает наполняться светом. Не подававшийся в квар¬тиры ток зажег люстру, бра, настольную лампу... Глаза стариков засвети¬лись блеском, радостью, надеждой...
Однажды, за два часа до начала спектакля выясняется, что заболела пианистка, которая из-за кулис озвучивала сценический фанерный рояль, на котором «играли» Полежаевы. Заменить было не кем, слишком поздно. Аншлаг (все билеты проданы). Дмитрий Орестович в страшном ударе, ибо придавал этой сцене с роялем важное значение. Что делать?.. И тут вспомнили меня, играющего по слуху (нот я тогда еще не знал). Некоторые слышали, как я подбирал эту пьесу... Предстою перед Козловским.
- Выручай, брат Витюша, спасай спектакль!.. В общем, в твоем рас¬поряжении чуть более часа, действуй!
Закрывают меня в кабинете с пианино и я приступаю к «спасению» спектакля... Во время игры на спектакле мной овладел такой панический мандраж, что иногда сбивался. После спектакля ко мне в гримерку врывает¬ся Козловский (ну, думаю: пришел убивать) и стал душить меня в объяти¬ях, приговаривая:
- Ай - да молодец! Спасибо, родной!
- Но ведь я же сбивался! - попытался я оправдаться. На что он пророкотал своим бархатные басом:
- А ты когда-нибудь пробовал играть окоченевшими от холода пальцами?.. То-то и оно! Так что: вот так, таким образом и играй впредь, пока существует спектакль! - и крепко, по-отечески расцеловал меня.
С тех пор фанерный рояль в «Беспокойной старости» озвучивал я.