Портрет композитора 5 глава

Петербург, XIX век
Яркий, ослепительно-синий до белизны мартовский день. Посреди больничной палаты, залитой до потолка солнцем, возвышается на кресле Мусоргский в темно-зеленом халате с малиновым отворотом и с торчащими во все стороны всклокоченными волосами. Рядом стоит Илья Репин и, расстелив холст на конторке, наскоро сделав прорисовку, пишет маслом портрет. Времени в обрез, но надо успеть и неподатливый холст скользит, дрожит под напористой рукой
мастера.   
- Долго еще мне так сидеть, Илья? Спина затекла, - нарушил молчание Мусоргский.
- Потерпи, Мусорянин. Как солнце зайдет, так и закончим, - отозвался Репин, не прекращая работы. - Эх, какой день сегодня! Таких дней в году десяток только и наберется. Только пиши…
- Сон мне давеча приснился. Престранный. Да погоди ты кистью махать! – Мусоргский распрямил могучую спину, потянулся, зевнул. - Слушай. Будто я в Москве очутился перед самым стрелецким бунтом. И своими глазами подглядел, как Софью Нарышкины хотели извести, людей разбойных подослали, - композитор перевел дух, задумался. - Не сходится. По сну выходит, будто не Софья бунт учинила, а Нарышкины смуту затеяли. У Соловьева не так. А Крекшин с Желябужским в рот воды набрали, молчат, будто стрельцы все сами устроили. Не сходится. Никак не сходится. Посмотреть бы надо “Хованщину”, переделать.
- Ничего не надо переделывать. Отдыхать надо, сил набираться. Слыхал про покушение на государя? – спросил Репин.
- Это в который раз?
- То ли в пятый, то ли в седьмой. Но на сей раз в последний. Погиб государь, на бомбе подорвался. Прими, Господи, душу его.
- Туда ему и дорога, тирану, – Мусоргский второпях перекрестился. – Прости меня, Господи! 
- Грех так о мертвом говорить, - пожурил друга художник. – Тем  более о государе. Ну, как услышат?
- Сейчас не Петрово время. За слова не сажают.
- Все равно, осторожность не помешает. Ну-ка, выпрямись, чего скособочился? Мусорянин, прими натурную позу. 
- Тиран он и есть тиран, - Мусоргский все не мог успокоиться. - Все правители хороши, когда в земле лежат.
- Ну, какой Александр – тиран? Что ты несешь? Крестьян освободил, рефор-мы вводит, - возмутился Репин. - Совсем со своей “Хованщиной” разум потерял? Да, кстати, по твоей теме новый художник высказался. 
- Кто таков? 
- Суриков Василий, живописец из Красноярска. Молодой, необстрелянный, но бойкий. “Утро стрелецкой казни” – его картина.
- Вот бы посмотреть на сотоварища! – глаза Мусоргского загорелись.
- Посмотришь, когда из больницы выберешься. Не кривляйся, сиди смирно.
Мусоргский крякнул и застыл в обозначенной художником позе.