Гроб из Екатеринодара. Евгений Петропавловский

Начальствуя над екатеринодарской безопасностью, полковник Скрыбочкин считался пока обыденным человеком, и среди живых наводил ужас только на немецкую разведку. Которая спасалась от него деньгами и давно работала себе в убыток.
Но случай определил ему в недобрый час встретиться с двадцать шестым сыном верховного колдуна культа Вуду – гаитянским подданным Габриэлем Шноблю. Который трижды оставался на второй год в сельхозакадемии, чтобы не возвращаться на свою незначительную родину, а между делом оформился с преподавательницей сопромата Анной Простатюк и вместе с ней сбывал на толкучке привозимый из-за рубежа ширпотреб. Означенный ширпотреб в количестве двухсот банок пива однажды и был у него изъят Скрыбочкиным под горячую руку борьбы с грузинской мафией.
Случай цеплялся за случай, и следующим звеном в цепи совпадений явилось то, что в студенческом общежитии Шноблю проиграл в “очко” 80000 долларов своему соотечественнику Жану Мудильяру. Упомянутый Мудильяр сотрудничал с мафией и подыскивал в России убийцу для покушения на президента Гаити. Потому как тот объявил войну наркотикам и за это должен был умереть.
В счет погашения карточного долга Шноблю согласился на зимних каникулах выкрасть у своего отца вудуистский “напиток мертвых”, представляющий собой настой трав; выпивший его человек может несколько дней пролежать в могиле без признаков жизни – затем его выкапывают, чтобы использовать в нечеловеческих целях: став зомби, тот будет выполнять любые приказания своих хозяев. Что особенно удобно, если нужно кого-нибудь убить.
...Через месяц Шноблю сидел в ресторане “Центральный”, выставив на столик пузатую бутылку с обозначенной настойкой и выбирая подходящую кандидатуру для гибели... И тут к нему подсел неадекватный полковник Скрыбочкин, сопровождаемый двумя юными стюардессами. Шноблю узнал его, обрадовавшись возможности отомстить за отобранное пиво. Полковник же, напротив, никого не опознавал уже вторую декаду, начиная с новогодней ночи, хотя деньги давно закончились, и если б не женщины, дело могло бы обернуться беспробудной трезвостью.
- О, чернокожий друг! - слабозряче обрадовался Скрыбочкин. И предложил гаитянцу выпить за его счет. Шноблю с готовностью согласился, заказал два графина водки. Незаметной рукой подлил полковнику в стакан несколько капель вудуистской настойки и горячим тостом побудил выпить все до дна. После чего со спокойной совестью пригласил на танец одну из стюардесс.
Шноблю не знал, что Скрыбочкин не терпит грязную посуду: между “ламбадой” и “цыганочкой” тот допил остатки из графина и стаканов, а затем без колебаний оприходовал пузатую бутылку иностранца. Чрезмерное количество содержавшегося в ней яда оказалось непосильным для его перегруженного организма: кое-как долетев до сортира, полковник выворотился там наизнанку – и вернулся за столик с полным вакуумом в желудке.
Вскоре покончивший с танцами Шноблю уселся рядом. Он не верил глазам: уничтоженного Скрыбочкиным “напитка мертвых” хватило бы, чтобы посеять кладбище даже среди стада слонов.
- Неужели вы это сами все выпили? - воскликнул он.
- А што ж делать, когда ты с моей бабой ушел физкультурой заниматься? - всхлипнул полковник. – Прости, брат. Не сдержался.
Они заказали еще несколько графинов водки. Потом еще несколько. Шноблю ждал, когда вудуистское зелье начнет действовать. Но его собеседник оказался на удивление крепок. Только к ночи дело сдвинулось с голого места: держа в руке переполненный стакан, Скрыбочкин поднялся, сообщил подскочившему со счетом официанту:
- Отойди. Лумммумба, вон, розплотится.
И, шагнув к выходу, рухнул лицом набок.
Присутствовавший поодаль Жан Мудильяр, снял его скрытой камерой, чтобы впоследствии не перепутать покойника.
... Оставшейся в организме полковника колдовской химии оказалось недостаточно для полноценной смерти. Но все же его сердце на несколько дней почти остановилось, пульс не прощупывался.
Хоронили Скрыбочкина после обильного митинга. Опустили гроб, закидали землей и дали залп из трофейной артиллерии.
Потом пошел длительный зимний дождь, и опустилась ночь.
Спустя несколько часов к свежей могиле подкрался кладбищенский сторож по фамилии Лошадиди, считавшийся неустановленным некрофилом. Он имел при себе лопату и литровый флакон спирта для дезинфекции. Вскрыв место захоронения, Лошадиди с треском оторвал крышку гроба и, возбужденно дыша, склонился над усопшим.
Слава богу, Скрыбочкин был жив. От дождя и свежего воздуха ему полегчало. Полковник сел среди подушек и, нащупав в темноте лицо парализованного ужасом некрофила, рявкнул:
- Хто такой? Предъяви документы!
- Сссторож я, - простонал Лошадиди, ощутив внезапную мокроту в ногах. – Д-документов не ношу...
- А хде Блюмммумба с моими бабцами?!
- Н-не зн-наю.
- Знайтить! - заорал Скрыбочкин страшным голосом. – Срочно отыссать и доставить обратно – хучь в наручниках!
- Слушаюсь! - Лошадиди раненой птицей стронулся с места, сшибая надгробия. На окраине кладбища долго затихал его крик:
- Памагите, люуууди! Привидение!
Все могло кончиться по-иному. Но ударил гром, и в свете молнии полковник обозначил оставшийся на земле флакон спирта. Который он незамедлительно выпил. И, почувствовав облегчение, забылся в распахнутом гробу. Где его через пять минут и обнаружили подошедшие с фонариками Шноблю и Мудильяр.
- Этот зомби будет самым страшным из всех, кого я знал, - прошептал сын вудуистского колдуна. – Выпил целую бутылку “напитка мертвых”, а уже – видишь – пытался выбраться из гроба.
- Могилу всю разворотил, - согласился его сообщник. – Надо поторапливаться, а то и до беды недалеко.
Они накрыли гроб крышкой и понесли его к трассе, где ждал крытый брезентом “КамАЗ”.
Через час над Скрыбочкиным уже произносили вудуистские заклинания и вливали ему в горло особую настойку, чтобы запрограммировать его на убийство президента Гаити.
На следующий день, будучи проездом в Екатеринодаре, по неизвестной причине скончался гаитянский посол. Никто не знал, что после его вскрытия мафии удалось подменить покойника – и вместо означенного посла в Порт-о-Пренс экстренным рейсом вылетел заколоченный гроб, содержащий внутри ни в чем себя не подозревающего Скрыбочкина.

***

Это произошло в президентском дворце.
Президент пожелал лично присутствовать при вскрытии гроба. Когда крышка была снята, из небытия вдруг выскочил громогласный покойник и, потрясая волосатыми кулаками, бросился на присутствующих.
- Зомби! - прошелестело в президентской свите.
Сановники бросились врассыпную, увлекая прочь своего патрона. Охрана пустилась следом, теряя оружие, потому как стрелять в мертвеца все равно бесполезно.
До самого буфета преследовал Скрыбочкин этих наглых чернокожих, которые столько времени продержали его взаперти. А затем отстал по причине оборвавшихся штанов. Тогда он снял с себя траурную ленту с надписью: “Несгибаемому дзержинцу от скорбящих сотрудников” – и, подпоясавшись ею, обозрел содержимое буфета.
Содержимое буфета.
Оно Скрыбочкина удовлетворило.
И полковник решил остаться.
... Президентской выпивки хватило до утра. После чего Скрыбочкин покинул дворец и, шатаясь, среди ужаса и разбегающихся прохожих углубился в трущобы Порт-о-Пренса.
Город пришелся ему по душе. Едва он входил в какой-нибудь бар или ресторан, как все, включая хозяев, с криком: “Зомби!” – исчезали оттуда. Понятно, платы ни за что не требовали. Это не способствовало внятности мира и не могло вызвать даже малой трезвости.
Раз в него пробовали стрелять. Это случилось, когда Скрыбочкин устал закусывать ром одними сырыми бананами и захотел хотя бы жареного картофеля. Изъяв на кухне закусочной “Эль-Ранчо” обширную сковороду, он укрыл ее за пазухой и вышел на враз опустевший бульвар Жан-Жак Дессалин ловить таксомотор, чтобы добраться до базара. Но такси шарахались, и неизвестно, чем было б ехать, однако в конце концов ему удалось задержать асфальтовый каток – по причине его тихоходности и бегства водителя. На упомянутом транспортном средстве он и двигался прямиком сквозь дома и клумбы, когда наперерез выскочил начальник городской полиции – полковник Туссен Крантэ – и выпустил в зомби полную обойму из своего “кольта—44”.
- Што ж ты, гадюка черноротый, увсю сковороду мне впоцарапал! - взревел Скрыбочкин, стараясь вырулить катком на полковника Крантэ. Который не понимал по-русски и сумел спастись бегством, убежденный теперь, что этому мертвецу покровительствует сам вудуистский бог войны Огум Фераи...
В итоге базар и картофель остались недостижимыми, потому что между руганью давно раздваивающийся в собственных глазах Скрыбочкин совершил наезд на перебегавшего дорогу гигантского аллигатора. Каток опрокинулся. Выгребая из карманов стеклобой, Скрыбочкин приблизился к издыхающему животному. Он не знал, что этот аллигатор считался здесь злым духом, так как регулярно являлся в город, чтобы сожрать кого-нибудь из жителей.
- Надо ж, какой здоровый чемодан с него можно справить, - прошептал он. Потом обвязал бьющееся в конвульсиях животное траурной лентой с надписью: “Несгибаемому дзержинцу от скорбящих сотрудников” – и, подвесив того на ближайшее дерево, принялся сдирать с него шкуру.
Этот случай не прошел незамеченным. Среди местного населения распространился слух, что зомби устал жить без дела и требует кровавых жертвоприношений.
... Поскольку в жилища Скрыбочкина не пускали, а как раз начался сезон дождей, и надо было иметь над головой какую-нибудь крышу, он без прописки поселился в старом склепе на городском кладбище.
Однажды вечером, сидя в пустынном баре, он изнемогал от скуки и шестой бутылки джина, когда в дверях раздался голос на ломаном русском:
-Ньет-ньет, суда нильзя! Здесь – зомби!
Он обернулся. На пороге стояли двое белых: сухой мужчина при усах и погонах майора СНГ с белокурой красоткой под руку; им сопутствовал дрожащий, как осиновый лист, двухметровый мулат в форме гаитянских ВВС. Он тянул белых назад, уговаривая их не входить в бар, и в его глазах стоял ужас.
- Чепуха! - махнул рукой майор. – Знаем ваши штучки: пугаете приезжих вудуистской экзотикой.
- Верно, чего меня пужатися, - обиделся Скрыбочкин. – Я ж инохда и тверезый буваю.
- Видишь: по-нашему шпрехает, - шепнул майор на ухо своей спутнице. – Сразу видно, что подсадная утка.
Они вошли. А чернокожий капитан остался за дверью.
- Выпьем, - предложил Скрыбочкин, выудив из-за стойки несколько разнокалиберных бутылок.
- Да нет, - смутился майор. – Гурдов нам ихних по командировочному мало выделили. А надо еще всякого барахла накупить, чтобы дома, понимаешь, торгануть.
- Не бери ув голову. Я угощаю. Знаешь, братан, где они у меня все? - Скрыбочкин поднял к глазам серый от пыли кулак и ударил им по столу. – Уважают!.. У меня тут полное государственное обеспечение: бери, что хочешь. И земляку могу дозволить. Пей забесплатно ради исключения.
- Это другое дело, - обрадовался гость. И, забыв о своей спутнице, занялся алкоголем. Впрочем, блондинку тоже не требовалось приглашать дважды.
Между первой и двенадцатой бутылкой чего под руку попадет майор поведал свою историю.
Его фамилия была Сундуков. Прибыл он сюда в командировку вместе с женой Анжеликой (которая, кстати, уже старалась под столом прижаться Скрыбочкину между ног). А считался он совсем недавно ординарным лейтенантом екатеринодарского авиаполка. И по своей азартной натуре имея шесть миллионов карточного долга, не упускал любой игры где бы то ни было. Однажды, будучи дежурным по караулам, он играл ночью в преферанс, запершись с тремя арабскими курсантами на складе горюче-смазочных материалов. Тут случился августовский путч, и гекачеписты стали поднимать полк по тревоге, чтобы тот летел к Москве выбрасывать десант на Белый дом. Однако преферанс был в разгаре, ставки оказались слишком высокими, и вдобавок Сундукову шла карта. Поэтому он приказал часовому никого не пропускать вплоть до применения оружия. Двое суток самолеты не могли заправиться горючим. По причине чего екатеринодарский авиаполк не вылетел на Москву – десантный штурм Белого дома не состоялся, и путч провалился. Затем, правда, Сундуков спустил арабам имевшиеся у него деньги и два золотых зуба. И, сдав караул, оказался арестованным для трибунала.
По счастью, после расследования Сундукова представили к герою. Ему дали звание майора и хотели назначить командиром полка. Но в связи с алкогольным синдромом и слабой летной подготовкой перевели затем военкомом в Ленинский райвоенкомат Екатеринодара.
Новая работа оказалась хуже каторги. Требовалось выполнять план, а призывники, как назло, от армии поголовно уклонялись, предпочитая записываться в казачье войско, где самогон и никакого устава. Слава богу, хоть правительство Гаити разрешило завербовать на своей территории добровольцев. Потому что негры в бедняцких кварталах все равно дохнут от голода...
- Слышь, может, и ты запишешься, а? - жарко дышал в стакан военком. – Произведу тебя сразу в командиры отделения.
- Хрена я не видел в России, - мотал головой Скрыбочкин. – У меня и тут положение в обчестве приличествующее. Не поеду... А вот бабец у тебя окладистый. Я б с ей – того.., не против бы.
- Да ну ее, - грустно отмахнулся майор, - блярва последняя, не хочется даже говорить, весь гарнизон знает.
- Не скажи. Женщина – она завсегда нужду сполнить не помешает, - Скрыбочкин под столом остро ощущал анжеликины подвижные ноги, отчего все его мужское достоинство наполнялось неукоснительной твердостью... Дело в том, что уже почти месяц, как он за выпивкой позабыл про слабый пол. А теперь организм требовал восполнения пробела.
Скрыбочкин допил стакан, поднялся и, прихватив в карман бутылку виски, повлек призывно хихикающую Анжелику на свежий воздух.
- Пойдем, милая, счас я тебе покажу увсю свою достопримечательность.
- Стой! - ринулся следом Сундуков, мучительно стараясь попасть в смутный просвет между столиками. – Мы даже контракт не подписали! Я запрещаю этот адюльтер!
Скрыбочкин раздраженно свалил его ударом в ухо.
Сундуков подполз за помощью к затаившемуся на улице чернокожему капитану:
- Это произвол! На моих глазах! Вызовите полицию!
- Никто не придет. Я же предупреждал: это – зомби. Его пули не берут, - торопливо зашептал капитан. И, завидя выходящего из бара Скрыбочкина, пустился прочь.
По дороге Анжелика покусывала Скрыбочкина за ухо и притворно артачилась:
- Я не могу так, сразу, я же приличная женщина. Давай сначала сходим в кино.
Он дышал ей в грудь, всхлипывая:
- После, после. Шкуру крокодиловую хочешь?
- О, конечно!
- Будет тебе. Как раз на чемодан для дороги.
Они углублялись на кладбищенскую территорию, и блондинка тревожно задышала:
- Послушай, а ты и в самом деле зомби?
- Вроде того, - задумчиво ответил он, распугивая москитов под ее платьем. – Случалось и гнидой оборачиваться, и по линии безопасности служить. А теперь – вишь, как судьба розпорядилася... А вот и мой склеп. Заходи. А то скоро дождь, наверное, будет.
Вокруг лежала ночь, и они остались наедине. И если все, что произошло между ними в течение последующих часов, нельзя назвать нежной любовью, то, по крайней мере, можно обозначить безудержной страстью. И вообще, что такое для невообразимых чувств бесполезные слова, когда остались одни стоны и крики, и горячие звуки – такие, что не дождавшись рассвета, кладбищенский сторож лишился рассудка, а окрестные собаки навсегда потеряли дар речи.
На следующий день супруги Сундуковы должны были отплывать в Россию. Скрыбочкин с Анжеликой успели в порт за полчаса до отправления корабля. А через пару минут подошел и майор. Который по своей русской скрупулезности всю ночь не мог оставить бар с безвозмездной выпивкой и теперь принес на себе три ящика шотландского виски.
Сундуков не помнил зла. А также уже не помнил ни себя, ни своего мировоззрения. Они втроем еще пили на брудершафт и наугад целовались промеж собой, и смеялись, и плакали прощальными слезами; и оба Сундуковых уговаривали Скрыбочкина переехать в Россию, потому как только там можно по-настоящему жить, ни о чем не задумываясь, и получать себе какую-нибудь руководящую зарплату, особенно если заниматься политикой. А Скрыбочкин молча улыбался, время от времени вынимая изо рта горлышко бутылки, и делал глазами отрицательные знаки.
Потом раздался гудок, и майор с супругой, обнявшись, убыли.
Спустя 10 минут, расположившись у окна в портовом ресторане, Скрыбочкин старался сфокусировать мысль на удаляющемся теплоходе. И шептал себе:
- Хорошо им говорить, когда настоящей жизни не спробовали... Хто я был у себя вдома? Ну, начальник, дак што ж: на одну голую зарплату разве можно себя гуманоидом ощущать?.. А здесь – вон, какое уважение, - он обвел зрачками пустынный зал. – Роздвлекайся, как хочешь. Зомби потому што – это как у нас ... хуже депутата, наверное, - он отпил из стакана. – Эх, мама моя Родина, живи теперь сама, как всможешь. А я покамест тут останусь.
Скрыбочкин достал из кармана давешнюю траурную ленту с наполовину обсыпавшейся надписью: “... ибаемому дзе... от ...бящих сотрудников” – и утер набежавшую слезу.