двести 18

В автобусе, покачивающемся, словно детская кроватка для тридцати братьев-близнецов, Глеб задремал сразу – без сомнений и раздумий, что норовят то и дело одолеть его сон дома, что прокрадываются сквозь подушку и тишину в утомленную дневными заботами голову. Мелькнувшее сновидение, краткое и оборванное, после пробуждения Глебу запомнилось - в отличие от большинства картин сонных выставок - быть может, потому что реалистичности и правдоподобности было небывалой.
Рушился дом – слегка обветшалый, но все еще величественный, все еще крепко стоящий на ногах, умудренный годами и поколениями многоэтажный старик – падал долго, будто упорствуя, будто сопротивляясь замыслам недругов, раскачивая черные рамы своих окон, осыпая землю взорвавшейся мозаикой стекол, опускаясь на колени в ставшую вдруг гигантской  вату пыли.

Вспомнил о том сне Глеб спустя несколько лет, тоже в автобусе, но уже не машинально прикрываясь невидимым пледом дремы, а бодрствуя, двигая что есть силы мышцами размышлений, раскапывая воспоминаниями то, что произошло за последние дни, сомневаясь и проверяя – все ли сделал верно. Вспомнил через час после того, как впервые взорвал дом.
Кирпичное жилище многих людей и теней исчезло в мути пыли и грохота точно так же, как и в том давнем сновидении, без помарки и расхождений – медленно, словно тщательно повторяя уже произошедшее когда-то.
Под ритмичные покачивания автобуса Глеба терзало одно и тоже раздумье – была ли та приснившаяся ему когда-то картина - разрушения  и гибели - кисти несуществующего, но гениального художника, что случайно подсмотрел будущее, или же... Престарелый сон стал лишь всегдашней забавой утомленного мозга – аппликацией из слов и красок, встреч и запахов.
Нет, Глеб не впервые вспомнил о том сновидении, возвращаясь с задания в бодром автобусе, - натюрморт из пыли, старых бревен, рваных обоев он, словно предчувствуя нечто, просматривал в памяти и когда его однокурсница робко, будто случайно проговорилась о возможности вступления в подпольную организацию «Львы Троцкого», и когда руководитель их ячейки полушепотом рассказал Глебу о готовящейся акции устрашения, и когда надо было выбирать – стать подрывником или нет, и когда, узнав, что жителей обреченного дома эвакуируют, Глеб согласился.
Чем же был тот ставший реальностью сон – действительным взглядом предвидения или же гипнотизирующим своей реальностью бредом, направляющим, толкающим Глеба, который, ошибочно приняв сон за будущее, промелькнувшее пред его глазами, зачем-то разыскал вымышленный пейзаж в природе?..

Дом рушился долго... Умудренный годами... Взорвавшейся мозаикой стекол... Опускаясь на колени... Белыми рамами своих окон... Белыми.