Кафкой там и не пахло

полный автобус поэтов. я смотрел в окно. мимо проносилась Москва. но я не мог её разглядеть. не мог сосредоточиться. сзади - два хорошо поставленных голоса. рассуждения о поэзии. всю дорогу - от начала и до конца. казалось,- они говорят прямо в ухо. 60 километров мировой поэзии...
          к воротам мы подъехали уже в темноте. опаздывали на ужин. шёл довольно сильный дождь. освещения не было. все сбились в кучу возле багажного отделения. впереди два пожилых беллетриста в спешке расталкивали багаж. потом один из них нашёл в луже свой же чемодан.
         двухместный номер. мой сосед – писатель. тёмный вельветовый пиджак и бейсболка. кровати сдвинуты вместе. мы лежали и допоздна разговаривали о литературе.
         на следующий день было «открытие» – длинный ряд столов на сцене. президиум. после выступлений участники разбились на группы в маленьких холлах, в коридорах, на всех этажах.
         все уже были в сборе. я пересёк круг и уселся на свободный стул, рядом с ведущим. 11 человек. начали читать стихи по кругу. многие читали хорошо. я ждал. я хотел отказаться. круг замкнулся смех в зале я не чтец-декламатор я буду читать как могу или никак он отвернулся

         писатель показал мне красную корочку союза писателей и литровую бутылку кузбасской водки в холодильнике, дал свою первую книжечку коротких рассказов, и рукопись ещё незаконченной повести. я попросил его надписать. в предисловии говорилось, что автор испытал влияние Кафки. они потом всё время лежали на холодильнике, на обложке появилось пятно, и рукопись писатель прибрал.
           следующим утром я выпил пару таблеток, где-то за час до мастер-класса. и вот я снова сел на своё место. вокруг разговаривали, шутили, смеялись. все, казалось, уже знали друг друга. я смотрел в пол. руководитель опаздывал, опаздывал... я поднялся и пошёл по коридору.

я решил не уезжать. меня не ждали так рано. можно ведь просто пожить, оглядеться. бесплатная еда, шведский стол. хотя, конечно, здесь не подавали в номер коньяк...
          днём я лежал на кровати. я взял с собой книгу, и ещё нам выдали по нескольку поэтических журналов, но чтение шло не очень,- и телевизор не выключался. устав лежать, я  ходил по номеру. белая стена серый ковёр на полу две кровати сдвинуты вместе окно за тюлем голые деревья две кровати серый ковёр белая стена тумбочка белая стена окно. я открывал раму, перевешивался вниз. мох и трава, Кушнер прогуливался перед окнами, в лесу росли грибы, шелестели ёжики.
          когда я проходил по коридорам, везде, на каждом этаже в холлах сидели люди, читали, спорили. я не особенно вслушивался. потом, когда всё уже закончилось, я подошёл к одному из столов, просмотрел оставленные брошюры, просто листки с текстом...
          писателя я почти не видел. он был на выступлениях и семинарах, или сидел у друзей, или же,- со знакомыми поэтессами,- в баре. возвращался он глубокой ночью. иногда приносил рукописи,- я брал почитать, и - вести с разнообразных встреч. сам я скоро совсем перестал ходить на них. это было хуже, чем телевизор. но многие несомненно находили что-то во всём этом. в актовом зале наши 60-ники подсаживались к молоденьким поэтессам, осклабясь и сверкая глазами.
          один раз я, правда, досидел до конца. на сцену вышел человек и сказал, что, наверное, лучше будет, если он просто почитает, и записки передавать не стоит. он читал стихи час и больше, прерываясь чтобы выпить минералки, и «попросить» из зала разговорчивые компании. время вышло и все стали уходить, я обернулся в дверях. он стоял за столом на пустой сцене и убирал пачку листов в портфель, к нему подошли несколько любопытствующих.

шведский стол. завтрак обед и ужин. я выходил на пол часа позже. наш номер был в самом конце, в тупике. длинный коридор, потом - через вечно пустующий бар, вестибюль с телевизором. стеклянные двери столовой. я набирал еды и садился за ближайший столик. ставил свою тарелку между пустых, со скомканными  салфетками. я сидел и ел, поднимал глаза, ловил на себе взгляды. соседние столики. многолюдные столики. я смотрел в тарелку. играл джаз. певица - в длинном зелёном платье. те два поэта из автобуса танцевали с рыжей девчонкой, изящной, гибкой. они классно двигались. весело.
            ...вон видите – Маканин пошёл,- он всё ещё хромает после травмы... такой неприспособленный... сам никогда не попросит...
            я поднимался, глядя перед собой,  шёл к дверям, и – через вестибюль, пустующий бар, коридор - до следующего завтрака-обеда-ужина. писатель иногда мелькал там в компаниях.

как-то я принял водки и мысли об отъезде сразу улетучились. тут можно жить! – понял я вдруг.
            я подсел к ней в столовой, а потом пригласил в бар. я взял водки, а она – бокал пива.
- я сразу скажу,- если вы рассчитываете на роман, то его быть не может. я – лесбиянка и у меня есть любовница...  даже – две.
- а я, в основном, хожу к проституткам...
- но ведь они же вас ненавидят и презирают. знаете, как они о вас говорят?
- деньги мои они не презирают.
- я сейчас дам вам пощёчину! – маслиновые глаза заблистали.
я промолчал.
- сколько вам лет?
- тридцать пять.
- подозрительно, что у вас до сих пор не сложились серьёзные отношения. это что-то с психикой.
- я не просил рождаться.
за её спиной лысоватый крепыш играл в бильярд  со своей бабой. очень недурной. интересные губы и глубокий вырез на белоснежной майке. я косился туда, когда она нагибалась для удара. шары у неё то и дело вылетали со стола и катились под ноги посетителям.
          я жевал бутерброд с красной рыбой и слушал про свой запоздалый «старт» в сочинительстве и никудышнее образование. вдруг она, сделав последний глоток и  отставив бокал, поднялась и быстро пошла к выходу. не сразу я устремился за ней. в коридорном тоннеле перед глазами прыгали деловито и неумолимо удаляющиеся крепкие, - да, почти мужские – ягодицы, обтянутые джинсами. наконец я сдался и повернул обратно.

на следующий день в столовой напротив меня сидела какая-то девица. я уже довольно долго наблюдал за танцами, перебирая в уме варианты обращений.
- может, пойдём, потанцуем?
- что? я не люблю танцевать,- она улыбнулась.
- я тоже.
- тогда мы были бы интересной парой.
я рассмеялся.
- вас как зовут?
- Аня.
- а меня – Гена.
я пригласил её в бар. по обкатанной схеме: столовая – бар, бар – столовая. я взял водки, а она – маленький кофе. но первым делом она сходила к себе, и вручила мне свою повесть. мы посидели молча. она то и дело вставала из-за стола и смотрела вдаль красивыми и загадочными карими глазами. скоро по расписанию должна была начаться встреча с редакторами.
- Аня, а ты не хочешь присесть?
- да, я уже насиделась,- она опустилась на стул...
когда мы уже спускались из бара, я предложил:
- может, пойдём ко мне, посмотрим телевизор?
- я не люблю смотреть телевизор.
она пошла на эту встречу. я проводил её и направился к себе, а по дороге вспомнил, что её рукопись осталась в баре.

под конец  я стал подумывать: может не ходить в столовую? можно ведь обойтись. осталось недолго... уезжать уже было бессмысленно. равно, как и не уезжать.
          я решил прогуляться. по извилистым дорожкам я обходил корпуса. рощи кругом. безлюдно. заброшенный бассейн, корт. за ржавой проволочной сеткой – котельная. где-то была деревня... ряд бревенчатых домиков на территории, подальше от глаз...
         в это время везде шли занятия. когда я проходил возле корпусов, мне казалось, что на меня смотрят из окон. я приподымал плечи.
          

в день «закрытия» я вертелся на кровати, ходил, глядел на часы. выключил телевизор. комната кружилась со мной в тишине. наконец, писатель пришёл. сказал, что по результатам активной работы на семинарах, сочинения некоторых участников рекомендованы к изданию, и его – в том числе.
- а меня, наверное, рекомендовали к расстрелу.
он открыл окно и закурил сигарету. трубку он курил в общественных местах.  сегодня уезжал первый поток, завтра – остальные. один автобус уже отправился.
- сказали ещё - кто едет сегодня, пусть, пока, вещи сложат в 143-й номер.
- что за ерунда! какой ещё 143-й номер?! дурдом!
он укладывал сумку.
- слушай, дашь знать, когда там будет следующий автобус?
-  я уже не вернусь, наверное,- пойду у своих, в номере, подожду. ну,- в автобусе всё равно встретимся, не будем прощаться...
я заходил по комнате. потом стал собираться. вышел в вестибюль, сдал ключ дежурной. несколько человек окружили организаторшу. «быстрее,- автобус ещё стоит» я сбегал за вещами и уже в вестибюле, у выхода, заметил девушку Аню.
- уезжаешь?
- ну, да... кстати, хорошая у тебя повесть.
- ты прочитал?
- вчера ещё. там язык такой понятный и, в тоже время,  не простой. короче – гений! ну, пока...
я закинул сумку на бедро и вышел. 11 пачек моих стихов лежали на дне.  несколько компаний с нашими участниками медленно двигались мне навстречу.
- всего доброго,- сказал охранник у ворот.
автобуса не было... я постоял, огляделся, и зашагал по дороге, примерно определив откуда мы приехали, сначала - через лес, потом вышел к деревне. я шёл и думал: а если бы я так и сделал,- отнёс вещи в №143, кто оказался бы там?
           спросить дорогу не у кого. но я же иду по ней, хоть может, и совсем не туда, я снова вижу лес и домики вдоль обочины. вон и одинокая фигура быстро приближается, становится различимой. «лесбиянка»! – я отвернулся.
      наконец, по пути  встретился магазин, продавщица подробно объяснила где остановка рейсового автобуса. оказалось - недалеко. остановка была пуста. висело расписание. я ходил взад-вперёд. осматривался вокруг. машины проносились мимо, с уже включёнными фарами. в Москву. в Москву... стали подтягиваться люди с сумками. они негромко переговаривались. парень и девушка стояли рядом и целовались.