I. Прощание

Мы расстались, махнув рукой на прощание друзьям, и разошлись. Друзья бодрым шагом направились в сторону дома, мы же зашагали к метро. «Мы» - это тройка случайно встретившихся людей, волею судеб оказавшихся вместе теплым апрельским вечером. Девушка примерно одного со мною возраста и роста, невероятно умная, но сложная в общении – скорее, из-за своего характера, чем из-за ума, - открытая и веселая, но чересчур зацикленная на себе. Юноша, чуть взрослее, со стороны походил на нашего старшего брата или практиканта-учителя. На нем была черная рубашка с расстегнутым воротом, из под которого виднелась светло-серая футболка, с засученными по локоть рукавами, в подходящих по тону темно-синих джинсах с завышенной талией и необычным ремнем с наклепками. На руках у парнишки красовались два простых, совсем неуместных браслета, похожих на старые фенечки. Всякий раз, когда он доставал из кармана пачку и бережно вытягивал из нее сигарету, браслеты едва слышно шуршали веревками, цепляясь за выступающие карманы и складки рубашки. За весь наш недолгий путь (три-четыре остановки автобуса), он проделывал этот ритуал несколько раз. И за это время мне так и не удалось поймать тот момент, когда одна сигарета затухала и падала на асфальт – она исчезала сразу же, как по мановению волшебной палочки, и на ее месте появлялась другая. Будто бы она догорала, чтобы из рассеянного ветром пепла родиться вновь.
Мы шли, постукивая каблуками и мягкими подошвами кед, и молчали. Стоило кому-нибудь начать разговор, как он тут же смешивался с выхлопными газами проезжавших мимо машин, дымом от сигарет и спустя пару фраз окончательно затухал. Темы исчерпывались с невероятной быстротой. Удивительно, как об одних и тех же вещах человек может говорить часами, но, попав в незнакомую обстановку, сразу стихает и ограничивается парой-тройкой предложений. Уж если краткость и может быть чьей-либо сестрой, то только сестрой неизвестности и отчуждения.
Сначала девушка, моя ровесница, продолжила и без того замусоленную тему – жалобы на жизнь. Ей уже шестнадцать, курит не первый год, и все никак не может успокоиться – убрала ли она пепельницу за собой? проветрила ли квартиру? вытряхнула ли весь пепел? И в таком духе. Казалось, нытью не будет конца, я даже посочувствовала немного для поддержания диалога, но раскрыться до конца ему так и не удалось. Юноша неуловимым движением сменил одну сигарету на другую – только браслеты зашуршали.
Ослепительное солнце спряталось за соседними многоэтажками, потерявшись где-то в отражениях окон. Стоял чудесный апрельский вечер, теплый и безветренный. Впервые за пять месяцев зимы наступила по-настоящему летняя погода – хоть прямо сейчас иди купаться на только-только прорезавшиеся из подо льда Борисовские пруды. В воздухе запахло весной. Весна чувствовалась в каждом движении, в легком дуновении ветерка, счастливой улыбке, озорном взгляде. И лишь одни только глаза невыразимо грустно блуждали где-то там, за гранью времен года – вообще времени как такового – тоскливо охватывая мелькающие машины, редких прохожих и неспешно плывущие вслед дома. В них не горел огонь, не смеялось солнце; казалось, что в самой глубине зрачков навеки поселилась поздняя осень, припорошив первым снегом серебряную роговицу. Табачный дым лишь усиливал оттенок грусти, заволакивая туманом глаза. В этом дыме, словно в бездонном омуте, тонули любые слова, всякий смех. Время ускользало вслед за ними, ноги не ощущали под собой земли, однако это было мало похоже на невысокое парение над асфальтом – скорее, земля сама превратилась в болото, засасывающее тебя все сильней и сильней, а ты можешь лишь ускорять шаг, стремясь отсрочить свое поглощение. Вязкая грязь шептала что-то, готовясь обнять тебя. Слова в пустоту, глухие стуки о каменную занавесу дыма.
Впервые мне стало так страшно и одиноко. Не сказать, чтобы я любила поговорить, да и получалось это кое-как, но никогда до этого сказанное мной так сильно не соответствовало действительности. В голове образовался вакуум, постепенно наполняющийся дымом от сигарет. Я несла полнейшую чушь, хотя думала совершенно иначе. Мысленно строила сложные конструкции предложений, придумывала умные высказывания, тонкие замечания – но стоило раскрыть рот, как из него густым потоком лилась все та же грязь под ногами. Круговорот грязи в природе и речи человека? Возможно.
Юноша вновь незаметно сменил сигарету - слабо звякнули вплетенные камешки на браслетах, туго скрипнули натянутые веревки. Без особого удовольствия затянувшись, он посмотрел в сторону все еще продолжавшей что-то бормотать девушки и без интереса спросил:
- Ну, и куда же ты поступать собираешься?
- В РГСУ. Или в РУДН. Все равно, в какой.
Солнце на миг показалось из-за домов, расчертив на асфальте тени и полоски света. На секунду и на лице паренька отразилась весенняя улыбка – добрая, простая.
- Хах, так ты, значит, будешь с неграми учиться? И с китайцами? Бу-го-га! – отчетливо произнес он каждый звук, словно тренируясь, - Бу-го-га!
Девушка хмуро посмотрела на него из под косой челки, метнула головой и гордо отвернулась, не зная, что ответить. Юноша, по всей видимости, этого даже не заметил. Как ни в чем не бывало, выдохнул густой дым, и, ни к кому конкретно не обращаясь, произнес в пустоту:
- Интересно, а сейчас есть экзамен по информатике?
- Есть. – на автомате ответила я. Хотела было добавить что-то еще, но рот не слушался. Внутри шла нескончаемая борьба с грязью, никак нельзя было отвлекаться.
- Жалко, что я не сдавал информатику, – он еще раз без интереса затянулся, продолжая смотреть вперед. Моя реплика, похоже, его не просто не заинтересовала – он никак не отреагировал. Просто продолжил беседу, не задумываясь над ее содержанием. Разговор был внешней оболочкой, в то время как внутри каждый из нас троих думал о чем-то своем, и уж навряд ли об экзаменах. – Хм, а почему его не ввели в прошлом году?
- Потому что он дурацкий.
Я даже не сразу сообразила, что сказала. Грязь выплеснулась-таки наружу, и невероятно захотелось ударить себя по лицу. «Дура, ты что говоришь?!» - вихрем пронеслось у меня в голове, но было поздно. Слова повисли в воздухе, смешавшись с выхлопными газами и табачным дымом. Никто не ответил, и вплоть до самого метро стояла нерушимая тишина. Снаружи ездили машины, гудела стройка, оживленно болтали о чем-то прохожие – и лишь мы втроем, словно чужие, молча вдыхали грязный аромат сигарет, наполняя легкие плесенью.