Псалом 136. Размышления вслух

       
        Дерзая повествовать о вещах поистине высоких и священных, испытываем ли мы при этом чувство страха и своего недостоинства? Всегда ли благоговеем перед святыней, переживаем трепет и смятение ввиду сознания своей ничтожности и никчемности? Бог весть! Бывает, порой, совсем непросто дать себе отчёт в переживаниях и обуревающих нас чувствах даже гораздо более грубых и приземлённых, чем святой благоговейный трепет сердца. Однако сложность осознания, фиксирования возникающего мнения, личного отношения или ассоциативного образа ни в коем случае не является оправданием их непозволительности или неуместности, тем более, когда речь идёт о Священном Писании и его осмыслении (о толковании Священного Писания речь не идёт вовсе, как о непозволительной дерзости).
Итак, да не вменит мне Господь Бог во грех рассуждений моих по поводу исторической ситуации, запечатлённой в Псалме 136, и её актуальности в современных условиях.

      Псалом 136.
На реках вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сiона; на вербiих посреде eго обесихом oрганы нашя. Яко тамо вопросиша ны пленшiи нас о словесех песней, и ведшiи нас о пенiи; воспойте нам от песней Сiонских. Како воспоем песнь Господню на земли чуждей? Аще забуду тебе, Iерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебe, аще не предложу Iерусалима, яко в начале веселiя моего. Помяни, Господи, сыны eдомскiя в день Iерусалимль глаголющыя; истощайте, истощайте до основанiй eго. Дщи вавилоня окаянная, блажен, иже воздаст тебе воздаянiе твое, eже воздала eси нам; блажен, иже имет и разбiет младенцы твоя о камень.

        Текст Псалма по своему объёму совсем невелик, и повествует он о событиях, очень созвучных, на мой взгляд, положению сегодняшней России, пребывающей нынче в аналогичном вавилонском пленении, подобно иудеям, о которых идёт в нём речь. Иудеи, находясь на чужбине в окружении враждебной культуры, очень ревностно относятся ко всему, что является для них сакральным наследием предков, всячески оберегая своё культурное, священное достояние от посторонних непонимающих глаз, дабы не подвергнуть его насмешкам и поруганию со стороны чужеземцев и врагов.
       Однако прежде чем говорить об актуальности нравственной проблематики Псалма, обратимся к комментарию святителя Иоанна Златоуста (Беседа на Псалом 136):
«На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, всегда помянути нам Сиона».
  1. Велика любовь у этих людей к городу [Иерусалиму], великое желание возвратиться туда. Пока они обладали благами, то постоянно были недовольны и дерзки, а, когда лишились их, тогда стали желать их. Для того Бог и лишил их, чтобы возбудить в них большее желание. Так и часто поступает Бог. Когда мы, наслаждаясь Его благами, не чувствуем этого, Он лишает нас их, чтобы мы вразумились лишением и опять старались приобрести их. Но почему они сидели при реках? Они были пленниками и находились в неприятельской стране, потому и жили вне стен и городов. «На вербиих посреде его обесихом органы нашя». … Для чего они, отправляясь в плен, взяли с собой органы, которыми не могли пользоваться? Это устроено было Богом для того, чтобы и в чужой стране они имели памятники своего прежнего общественного устройства и тем более сокрушались, видя знаки тогдашнего богослужения. «Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней и ведшии нас: воспойте нам от песней сионских». Немало пользы получили они и от того, что иноплеменники приставали к ним и желали слышать их песни. Посмотри, и здесь какое получали они исправление от плена. Те, которые вышли из надлежащих пределов, отступили от своего богопочтения и всеми способами попирали закон, на чужой земле вели себя так строго, что даже тогда, когда иноплеменники приставали к ним, угрожали, со всех сторон окружали их и желали послушать, - даже и тогда они не склонились на их желание, но предпочли закон и строго сохранили его… Однако, иудеи не согласились петь. Видишь ли, как скорбь делает людей сильными, как делает сокрушенными, как смиряет душу? Они и плакали, и сохраняли закон - те самые, которые смеялись над плакавшими пророками, забавлялись и издевались, теперь, когда им никто не напоминал о них, обращались к слезам и плакали. От этого и враги получали великую пользу. Они видели, что иудеи тяготились не пленом, оплакивали не рабство и не пребывание на чужой земле, а лишение собственного богослужения. Поэтому псалмопевец и прибавляет: «… внегда помянути нам Сиона». И не просто плакали они, но делали из этого постоянное занятие. Поэтому и вначале он сказал: «…седохом и плакахом», т. е. для того и садились, чтобы плакать и рыдать. Почему же не позволялось им петь в чужой земле? Потому, что нечистым ушам не следовало слышать этих таинственных песнопений. «Како воспоем песнь Господню на земли чуждей?» То есть «нам не позволительно петь; хотя мы и лишились отечества, однако продолжаем хранить закон и соблюдать его в точности; хотя вы и владеете нашими телами, но не преодолеете души». Видишь ли душу, которая от скорби сделалась любомудрой и стала выше бедствий? «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прилпни язык мой гортани моему». Заметь и здесь великую перемену. Те, которые каждый день слышали, что они будут лишены города, и не обращали на это внимания, теперь сами на себя призывают проклятия, если забудут о нем. Что значит «забвена буди десница моя?» «Пусть, - говорит, - крепость моя, сила моя забудет меня, и пусть я буду безгласен от множества бедствий, «аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима яко в начале веселия моего». Что значит «аще не предложу Иерусалима?» «Не только, — говорит, — буду вспоминать о тебе при других делах, но и при пении, и в песнях». Слово «предложу» значит поставлю в начале песни; оно выражает сильное желание или, лучше, любовь и пламенное стремление к городу. Выслушаем это все мы и будем поучаться. Как они, когда лишены были города, тогда и стали искать его, так многие и из нас испытают то же, когда в тот день лишатся Горнего Иерусалима. Но они после лишения имели надежду возвращаться, а нам, когда мы лишимся, уже невозможно будет возвратиться. «Червь их, — говорит Господь, - не умрет и огнь их не угаснет» (Мк. 9:46). Поэтому нам нужно с особенной тщательностью наблюдать за самими собою и так устроять настоящую жизнь, чтобы не сделаться пленниками, чуждыми и отлученными от того отечественного города. «Помяни Господи сыны Едомския в день Иерусалимль, глаголющыя: истощайте, истощайте, до оснований его». …Смысл слов …следующий: «Накажи тех, которые не хотели довольствоваться взятием города [Иерусалима], не насытились его разрушением, но настаивают и говорят: «Разрушайте, пока есть у него основание». Они хотели бы, чтобы не осталось и самых оснований города, но чтобы и основания его были исторгнуты.
2. Вместе с вавилонянами тогда напали на иудеев и аравитяне, о которых пророк [Давид] часто упоминает и которых сильно укоряет за то, что они, несмотря на свое родство с иудеями, поступали хуже врагов. «Дщи Вавилона окаянная». …Здесь он показывает силу Божию не в избавлении от бедствий, но и в ниспослании бедствий на самих победителей, предсказывает несчастья, которые постигнут Вавилон, и по причине имеющих постигнуть его бедствий наказывает его несчастным. Этим он также научает иудеев, внушая, что сила Божия распростерта по всей земле. «Блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. …Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень».
Эти слова, исполненные великого гнева и угрожающие великим наказанием и мучением, суть слова страсти пленных, которые требуют великого наказания, некоторой изумительной и необыкновенной казни. Пророки многое говорят не от себя, но изображая и выставляя на вид страсти других. Если же хочешь знать собственную мысль пророка [Давида], то послушай, что он говорит: «Аще воздах воздающым ми зла» (Пс. 7:5). Он стоял выше даже той меры возмездия, которая была дозволена ему законом. А когда он изображает страсти других, то описывает гнев, негодование, как сделал и теперь, выставляя на вид страстное желание иудеев, которые простирали свой гнев даже на младенческий возраст. Но не так в Новом Завете — напротив, нам заповедано напоять и питать врагов и молиться за обижающих нас. Это мы делаем по установленному для нас закону. Какому? «Аще не избудет правда ваша, — сказал Господь, — паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное» (Мф. 5:20). Покажем же великое усердие и будем в превосходстве хранить всю правду, живя еще на земле, как на Небе, и ликуя вместе с ангелами. Таким образом мы достигнем и будущих благ, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.
 
        Для сравнения, предлагаю ознакомиться с фрагментом комментария на Псалом 136, прот. Григория Разумовского (который относится к концу XIX-началу XX века), начиная со слова «помяни..»:

        «…слово ‘помяни’ нужно понимать не как зложелание, а как предсказание о том, что идумеяне гораздо больше вреда причинили иудеям, нежели сами вавилоняне. "Воспомяни, Владыко Господи, что соделали сыны едомские в тот несчастный день, когда Иерусалим, возлюбленный Твой город, был опустошаем и разоряем вавилонянами, как они кричали тогда: истощайте, т.е. разрушайте, разрушайте его до оснований его". Затем, обращаясь к Вавилону, называет его дщерию, по обычаю священных писателей называть столичный город дочерью всей страны, как-то: дщи Сионова, дщи Вавилоня, дщи Тирова, и тд. Дщи Вавилоня окаянная - (пер. с евр.) "губительница", а по переводу других - "разграбленная, опустошенная" (греч. - сугубо несчастный, переносящий тяжелые труды). Самое слово "окаянная", т.е. злосчастная, или достойная сожаления, - произнесенное во дни славы и могущества Вавилона, может быть понимаемо, как предсказание о погибели Вавилона, о каковой погибели и предсказано было пророками: Даниилом (в гл. 5) и Исайей. Последний из сих пророков (в гл. 13,16,18) ясно предвозвестил, что персы и мидяне с такою жестокостию нападут на Вавилон, что и младенцев не пощадят, но будут разбивать их о стены и умертвлять без всякого милосердия. Так разумеют это и св. отцы. "Здесь пророк, - говорит св. Иоанн Златоуст, - предсказывает несчастия, которые постигнут Вавилон и, по причине имеющих постигнуть его бедствий, называет его несчастным". Далее псалмопевец называет «блаженным» того, кто воздаст, или отмстит, за причиненное иудеям зло. "Блажен, кто заплатит тебе за дело, какое ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!" (пер. с евр.). "Поелику вавилоняне, - говорит блж. Феодорит, - жестоко поступали с младенцами иудейскими, то пророк предсказывает им равное наказание" [6, с. 646]. По мнению св. Иоанна Златоуста, приведенные слова псалмопевца "суть слова страсти пленных, которые требуют великого наказания, простирали гнев свой даже на младенческий возраст. Пророки, замечает сей святитель, многое говорили не от себя, но изображая и выставляя на вид страсти других". Но и они всегда взывали к закону правды Божией, которая определяется: "В нюже меру мерите, возмерится вам" (Мф. 7:2)».

        Из двух приведенных выше комментариев первый (святителя Иоанна Златоустого) явно отличается предельной простотой и ясностью изложения, причём, что особенно интересно и важно, в комментарии Иоанна Златоуста расставлены новозаветные нравственные акценты: «…в Новом Завете — напротив, нам заповедано напоять и питать врагов и молиться за обижающих нас. Это мы делаем по установленному для нас закону. Какому? «Аще не избудет правда ваша, — сказал Господь, — паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное» (Мф. 5:20)». Вот, что важно для человека Новозаветного, - подчёркивает святитель. Если в ветхозаветном Законе был заповедан нравственный принцип «око за око», то в Новом Завете Спаситель призывает молиться за обижающих и гонящих нас. Иудеи же в вавилонском пленении, будучи людьми ветхозаветного закона, не просвещённые христианскими нравственными идеалами, естественно, и не могли подняться на нравственную высоту, свойственную человеку новозаветному. Что же в том удивительного? Разные эпохи – разные нравы.

        Однако, во втором комментарии, который, вроде бы, и основан на высказываниях Иоанна Златоуста по поводу того же самого Псалма, оценка нравственного состояния ветхозаветных иудеев с точки зрения Нового Завета Христа, отсутствует полностью и подменяется исключительно рассуждениями о предвидении ветхозаветными пророками неизбежности воздаяния обидчикам иудеев в равной по жестокости мере. И хотя прот. Григорий Разумовский заканчивает свой комментарий цитатой из Евангелия от Матфея, "В нюже меру мерите, возмерится вам" (Мф. 7:2), в общем контексте его комментария эта евангельская цитата приобретает скорее (по духу целого контекста) значение ветхозаветной заповеди «око за око, и зуб за зуб». Мол, вавилоняне получат воздаяние в той же мере и такой же степени жестокости, с которой сами обращались с иудеями. При этом Григорий Разумовский делает акцент на том, что не следует воспринимать последние слова Псалма, как «зложелание», но лишь как «предсказание» о неизбежности наказания. Почему вдруг? Разве не совершенно естественно было для ветхозаветного человека желать зла обидчику? Откуда такое переосмысление нравственных реалий прошлого?

        При сопоставлении двух комментариев разных эпох складывается впечатление, что в исторической ретроспективе, по мере удаления во времени от Христа и Его проповеди Евангелия, исподволь, постепенно происходит подмена новозаветных заповедей  ветхозаветными. От сегодняшних же комментаторов Псалма 136 можно чаще всего слышать, что последние слова Псалма имеют скорее аллегорический смысл, и что во фразе «Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень» под младенцами следует иметь в виду лишь грехи человеческие, но ни в коем случае не реальных младенцев, на чьи головы призываются столь страшные жестокости. Но ведь нравы того времени действительно отличались чрезвычайной жестокостью, почему же мы так боимся признать это?

        Ответ очень прост, и скрывается он в строках комментария Иоанна Златоуста, который в полном согласии со святоотеческой традицией трактует события ветхозаветной истории как провозвестие истории новозаветной, вовсе не пытаясь наделять ветхозаветных персонажей нравственными чертами христианской эпохи. Так, у Иоанна Златоуста Иерусалим земной является прообразом Града Небесного, а утрата иудеями их родного и возлюбленного града непременно рассматривается как символ безвозвратной потери нами по грехам нашим Горнего Иерусалима. Нравственную поучительность ситуации, описанной псалмопевцем, Иоанн Златоуст раскрывает на примере образа ветхозаветных иудеев, отнюдь не пытаясь наделить их чертами, которые не были им свойственны, и, не стараясь приукрасить их нравственный облик. Всякая историческая ситуация как раз и поучительна своей «историчностью» и вовсе не нуждается в том, чтобы её раскрашивали красками современного видения. Жестокость ветхозаветных нравов у Иоанна Златоуста также приобретает поучительный характер, будучи соотнесённой с Новозаветными морально-этическими нормами по контрастному принципу. Здесь-то и скрыт ответ на вопрос о том, почему современные комментаторы, начиная с конца 19 века, не хотят признавать жестокости ветхозаветных нравов. Нельзя не согласиться, что «жестокость» того времени становится очевидной лишь при сопоставлении с христианской нравственностью, а если учесть, что Новозаветная мораль не является сегодня de facto господствующей, не в пример эпохе Иоанна Златоуста, то и превозносить нравственные достижения христианства, как это делал святитель Иоанн Златоуст, сегодня находится всё меньше и меньше охотников, отсюда и появляются толкователи, наделяющие ветхозаветных иудеев чертами христианской Добродетели, дабы контраста этого (столь очевидного в комментарии Иоанна Златоуста) вовсе не обозначать. Мол, общечеловеческие ценности – непреходящи, они и в ветхозаветные времена не отличались от сегодняшних.

        Какие параллели с современной Россией напрашиваются при прочтении Псалма 136? Аналогии и параллели, надо сказать, невесёлые. «Видишь ли, - говорит Иоанн Златоуст, - как скорбь делает людей сильными, как делает сокрушёнными, как смиряет душу?» Можем ли мы сегодня сказать это о состоянии души русского народа? Вряд ли. «…скорбь делает людей сильными,  …сокрушенными,  …смиряет душу». К нам это неприменимо. Мы – не сильны, потому что нет у нас ни скорби, ни сокрушения, ни смирения. Мы не оплакиваем потерь и не сокрушаемся по поводу утраты нами Православного Царства, как оплакивали ветхозаветные иудеи потерю возлюбленного ими Иерусалима. Мы не храним душу народную, не оберегаем её, как святыню, от кощунственных посягательств врага, наверное, потому, что разучились её чувствовать. Не плачем, не рыдаем по поводу нашего бедственного, плачевного состояния, а значит, нет в нас покаяния, нет желания исправиться и вернуться на предначертанные нам Господом Богом исторические и нравственные стези. О каком же возрождении можно вести речь, если отсутствует всякая реальная основа этого возрождения: осмысление исторических ошибок, осознание своих грехов, покаяние и очищение? Где те здоровые силы народной души, которые только и могут поднять нас из небытия, Вера Православная, соборность, самоотвержение и мужество? Не в состоянии мы пока что сказать врагу нашему словами святителя Иоанна Златоуста: «…хотя вы и владеете нашими телами, но не преодолеете души». Увы, увы!