О партизанке пани Монике, и не только...

…А еще она любила петь частушки. В том числе и нецензурные. И вообще петь любила. «Голос у меня яркий», – говорила о своих вокальных возможностях. Раз такое дело, что ж людей не порадовать?.. А потому как где праздник улицы или другой какой концерт местной самодеятельности, там и пани Моника с песнями.

Дама пани Моника была заметная. Всегда ярко и пестро одетая (она очень любила кутаться в павлово-посадскую шаль), если туфли или сапоги – непременно на каблучках – да на высоких, и румян не жалела. Бледненькая на люди никогда не показывалась.

У меня пани Моника прочно ассоциируется с субпродуктами. Конкретно – с печенкой.

Дороги наши пересеклись поздней осенью. Или ранней зимой?.. Впрочем, неважно. Помню, было темно и грязно. И в это грустное время года пани Моника попала в местную уголовную хронику. Какой-то негодяй попытался старушку ограбить. Да не на ту напал: пани Моника, как бывшая партизанка, дала злодею достойный отпор. И мне было поручено узнать подробности.

Пани Моника встретила меня радушно. Не только рассказала (да еще с картинками), как дело было, какие методы она использовала, борясь с супостатом, но и пригласила за стол: выпить-закусить в честь приятного знакомства. В качестве выпивки на стол был поставлен спирт «Ройал» (говорят, на Западе этот весьма популярный у нас некоторое время назад напиток используется для растопки каминов). Закусывать предполагалось жареной печенкой.

Спиртное пани Моника хранила не в буфете и не в холодильнике – под половицей, да ещё и в песке. Очень интересно было наблюдать, как споро старушка подпольный грунт перекапывает в поисках бутылки. А закуску хозяйка поручила жарить мне… С тех пор как увижу печенку в магазине – так пани Монику вспоминаю.

В тот незабываемый вечер, крепко приправленный «Ройалом» и печенкой, я узнала наконец-то, откуда есть пошло прозвище почтенной дамы. Выложив на стол толстый фотоальбом, пани Моника показывала мне, как хороша она была ещё совсем недавно. И как она в свои оставшиеся в отдаленном прошлом сорок лет была удивительно похожа на всем известную артистку театра и кино Ольгу Аросеву – пани Монику из «Кабачка «13 стульев»…

*     *     *

Если пани Моника была дама достойная во всех отношениях и во время Великой Отечественной войны свела знакомство с партизанами (о чем потом никому забывать не позволяла и даже какие-то раритеты на эту тему передала в местный краеведческий музей), то Нина Ефимовна в дни оккупации подружилась не с теми, с кем положено знаться верной дочери советского народа и патриотке.

Сейчас ей уже лет 86. Чувствует она себя неважно, часто ходить не в силах. Ухаживает за ней соцработник. Минувшим летом было Нине Ефимовне совсем худо; вызвали к ней племянницу: а ну как прикажет старуха долго жить?..

Племянница приехала. Но, к ужасу наблюдавшего за происходящим соцработника, отдала дни не заботе о престарелой родственнице, а дикой ругани с нею.

«Как они скандалили! И племянница кричала тетке, что ты-де подстилка немецкая!»
 
Шестьдесят с лишним лет прошло, а все не могут простить Нине Ефимовне любовника-немца, да не простого оккупанта, а, как говорят, немецкого генерала… На машине на черной, большой и блестящей, возили его даму сердца… Разве ж такое можно забыть?..

Само собой, эти любовь и дружба икнулись Нине Ефимовне после войны. Рассказывают, что на целую четверть века была выслана она в холодные края. Что сумела получить там высшее образование, учительствовала, да вот на склоне лет потянуло ее на родину…

Неужели так непреодолима эта тяга? И пожилой одинокий человек готов вытерпеть все поношения, лишь бы жить там, где появился на свет?..

*     *     *

Крепка в провинции память не только на чужие грехи. Живут и здравствуют здесь суеверия и предрассудки, ехидно осмеянные классиком еще полторы сотни лет назад. (Хотя по этой части сейчас отличаются и жители так называемых мегаполисов – усердно верят и в сон, и в чох, и в вороний грай, причем современные СМИ и бульварные романы им в этом всячески потакают, а разные там компьютеры и роботы не мешают).

Что называется, нарочно не придумаешь: приходит в понедельник на работу дама средних лет, с высшим образованием, и с умилением на лице и в голосе живописует, как вчера, в день светлого Христова Воскресения, солнце на восходе играло…  Она сама это в окно видела!

Так и тянется шкодливая рука за томиком Чехова – освежить в памяти «Письмо к ученому соседу»: «Я открыл, что наша великая огненная лучистая хламида солнце в день Св. Пасхи рано утром занимательно и живописно играет разноцветными цветами и производит своим чудным мерцанием игривое впечатление».
      
А что уж касается веры в порчу и сглаз – это святое.

Беседуют две дамы – модно стриженые и крашеные, стильно одетые и обутые – о скоропостижной смерти от рака не старой еще женщины. Одна из модниц выносит вердикт: «Ей сделано!»
 
Другая вполне современная на вид молодая особа свято верует в то, что если мужчине накапать в красное вино менструальной крови, то можно привязать его к себе навсегда… Ведь ее загулявшего мужа у знахарки как раз кровью и рвало – это-де выходила отрава, которой четыре года назад его соперница опоила…

*     *     *

Пришла однажды осень (как будто она могла не прийти, но ведь с зимами сейчас, между прочим, скудно как-то стало), и вспомнила моя приятельница фермерша, владелица коровы, телки и иной травоядной живности, что сеновал у нее совсем пустой…

И под вечерок пасмурным сентябрьским деньком двинулись мы в деревню Тригузово в сопровождении одного запасливого деда. Дед летом на боку не лежал, косил, сушил и стога метал, а потому ему было что продавать лентяям, которые красные летние деньки – ведренные и ветреные – пропели-прогуляли.

Погода стояла дождливая, а «жигуленок» – не вездеход с полным приводом. По этой самой причине мы поинтересовались в деревне у куцего автолавочного хвоста, получится ли у нас проехать по такой-то дороге.

«Проедете-проедете», – заверили нас приличные на вид люди…

И мы покатились вниз по едва заметной в травке колее. А склон был глинистый, да ещё и мокрый, и пошла наша легковушка юзом, и кидало ее из стороны в сторону… Только чудом машина не опрокинулась, а после нескольких крутых зигзагов по косогору плюхнулась на все четыре колеса в глубокую мутную лужу…

А потом мы с дедом пихали, стоя по колено в воде, «жигуленок» в зад, а фермерша газовала, надрывая двигатель и поливая нас струями жидкой грязи…

А на горе, любуясь на эту занимательную картинку, торчали рядком под зонтиками, как поганые грибочки, наши недавние добрые советчики…
 
Хорошо, что через полчаса ехал мимо туземец на лошадке. Кроткое сильное животное поднатужилось и помогло нам вытолкать машину из лужи.
 
Домой из этой развлекательной поездки я вернулась мокрая, грязная, но исполненная незабываемых впечатлений…