6. По следам друг друга

Наир стоял перед Барьером и пытался представить, что его ждет. Священник говорил, что нужно отринуть все мирское, все, что принадлежит вселенной живых, чтобы свободно перейти на ту сторону. Но он никак не мог этого сделать просто потому, что, даже умирая, слишком любил жизнь и так и не смог поверить, что скоро его не станет. Какое-то внутреннее ощущение, идущее из самой глубины его сердца, подсказывало ему, что это невозможно. И то же самое, он знал наверняка, испытывала его королева, его Элен... Но ведь Элен прошла туда, смогла пройти, значит, и он сможет пойти за ней и найти ее, чего бы ему это ни стоило. Эх, да что там раздумывать, будь что будет, а кроме него никто ей не поможет... Он обернулся и обнял тигра за толстенную лохматую шею. Рук едва-едва хватило на полный обхват — даже стоя, не поднимаясь на задние лапы,  Лапушка был выше короля ростом.
— Прощай, дружище, береги нашего коня, не давай его в обиду... Возвращайтесь домой, Джеку нужна будет ваша помощь... А туда — я знаю, что ты хочешь пойти со мной, — туда тебе просто нельзя, ты не сможешь туда попасть...
Граница не хотела пускать его, словно толстая резиновая мембрана, натягиваясь под выставленными вперед руками. Но ему было наплевать на все законы, и он просто сосредоточился и сделал шаг вперед, вложив в него всю свою силу — не физическую, которой у него почти и не оставалось, а какую-то совсем другую. И Барьер лопнул от его напора, — не сдавшись, не оставив попыток сопротивляться его движению, а просто не выдержав. Оглушительный хлопок, больше похожий на весенний майский гром, сопровождал его первый шаг во Тьму. Но стало немного легче, хотя воздух вокруг короля, или то, что его заменяло, был густым и вязким, как кисель, и каждое движение больше напоминало движение пловца, нежели обычную поступь пешехода...

Они легко нашли то место, где король покинул мир живых. Огромная бурлящая воронка тьмы выбрасывала фонтаны черного тумана, захватывающего все большие куски Инограда. Мир живых смешивался с миром мертвых, и город неумолимо сокращался в размерах, превращаясь в невесть что — ни живое, ни мертвое пространство, бурое и заполненное парящими в воздухе обломками зданий, вырванными из земли кусками мостовой и изувеченными телами людей... Почти все жители покинули город, и только старцы в белых одеждах — те самые служители, что когда-то готовили умиравших иноградцев к последнему путешествию,  —  выстроились перед разрывом в редкую цепь, но и их было немного. Посохи их светились бледным голубым светом, не дававшим Тьме наступать слишком быстро. Но силы были не равны, и люди в белых одеждах просто стали последним заслоном, позволявшим тем, кто еще выжил, спешно бежать из города...
Элен нашла того самого старика, который пару суток назад приводил их к барьеру, пытаясь ободрить королеву и вселить надежду в умиравшего короля. Плечи его обвисли, белый балахон был разорван в нескольких местах и потерял первозданную чистоту, а глаза наполнились безнадежной тоской.
—  Конечно, это нашествие когда-нибудь затихнет. Вселенная имеет запас прочности, и не так-то легко ее разрушить, но мой мир и, может быть, еще два — три смежных с ним не устоят... Мы не можем закрыть пролом Границы, Суграй и Шивлеттия пробовали пройти через него на ту сторону, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать оттуда, но тут же погибли, просто исчезли, словно их и не было. Мы обречены...
Он махнул рукой и вернулся в строй последних защитников Инограда...
Тигра они нашли перед самой воронкой. Он рычал и сердился, все время пытаясь войти в нее, но ничего не мог поделать, а увидев Элен, подошел к ней, лег на землю и ткнулся головой в ноги, тут же спрятав голову в передние лапы. Элен взяла ее в свои руки и, приподняв, посмотрела ему в лицо — именно в лицо, потому что мордой назвать это было уже невозможно. Тигр плакал, как человек, и огромные слезы падали на землю, сверкая, как жидкие бриллианты... Королева молча выпрямилась. Ее глаза были сухими, и выражение их было каким-то странно твердым, напоминая не глаза женщины, которой тоже более всего на свете хочется безутешно разрыдаться, а неумолимый взгляд воина, увидевшего смертельного врага.
— Позаботься о нем, пожалуйста... — прошептала она Аль-Аффату и повернулась лицом к бушующей бездне... Сердце ее затрепетало, а глаза в ужасе зажмурились. «Господь мой Хранитель,  что же я творю...» — только и успела она подумать, а ноги уже сами сделали первые шаги во Тьму...

Времени больше не было. Какое-то странное ощущение заменяло его, но было слишком сложным и не давало понять, что же здесь существует вместо времени. И весь мир только вначале походил на обычный мир, хотя и ужасно-мрачный из-за чудовищных лучей черного солнца. Другой город, в который вошел Наир, и здесь тянулся до самого горизонта, но что-то странное происходило с улицами и домами. Идя вперед, король не очень-то обращал внимание на окружающую обстановку, сосредоточившись на внутреннем ощущении, пытаясь почувствовать тонкую ниточку магического следа Элен, которую она непременно должна была оставить там, где пролегал ее путь. Но пока ничего не получалось... И вот только в этом состоянии рассеянности к внешним ощущениям он наблюдал в городе некую стабильность. Но стоило ему только обратить внимание на какое-нибудь здание и посмотреть на него пристальнее, как то вдруг начинало меняться неуловимо быстро, как во сне, за доли секунды меняя архитектуру, число этажей, вид и форму окон, а то и вовсе постепенно исчезая. И так вели себя не только дома, но и улицы, деревья, редкие проходящие мимо мертвецы, которые, впрочем, почувствовав близость короля, с ужасом шарахались в сторону... И чем дальше Наир погружался в этот мир, тем больше он отмечал его сходство с миром снов. Ему пришло в голову попробовать изменить в нем что-то по своему усмотрению. Получилось, хотя то, что он попытался «слепить» силой воображения из придорожного столба, оказалось карикатурно искаженным и нелепым, лишь отдаленно напоминая первоначальный замысел. А в некоторых направлениях менять материю этого мира не удавалось вообще, хотя в целом этот мир был более податлив воле человека. Это была вселенная магии, более мощной и общедоступной, чем привычные для него миры... Постепенно он начал задумываться, что Элен вполне могла, еще не успев обнаружить таких свойств материи этого мира, в силу живости воображения и чувствительного характера, просто заблудиться в этой череде сменяющихся пейзажей и оказаться очень далеко от обычных живых миров... А когда обнаружила, в чем дело, было уже слишком поздно искать обратную дорогу, если она ее вообще искала, а не бросила все силы на розыски лекарства для него...

Черный свет солнца мертвых больше не пугал ее, как бы странно ни было ей самой от этого открытия. Но уже страшила мысль о том, что она просто привыкает к его пронзающим насквозь лучам, постепенно превращающим ее в «свою» для этого сумрачного мира. И Элен уже почти поверила в то, что, даже когда она найдет Наира, они не смогут вернуться в мир живых и останутся здесь навсегда — или до тех пор, пока круговорот причин и следствий, недоступный человеческому пониманию, не приведет их к новой реинкарнации... Однако прошла целая череда неощутимых вечностей этой странной дороги в быстро меняющихся зыбких пейзажах, и вдруг окружающий ее черный свет стал другим. Элен посмотрела в небо и увидела два солнца — маленькое, едва светившее тусклым коричневатым отблеском, и прежнее, огромное, но уже не черное, а какое-то темно-фиолетовое. Непосредственных опасностей на пути она не видела, хотя встречи с мертвецами пугали ее поначалу. Но увидев, что те сами ее избегают, стремясь издали освободить дорогу, она успокоилась, и тут ей впервые пришла в голову мысль, что нужно попробовать воспользоваться магией — чтобы найти след Наира в этом мире, ведь не мог же он пройти здесь, не оставив яркого отпечатка живой души среди чужеродных мертвых пейзажей. Да и просто, расширив сознание, можно шестым, седьмым и прочими дополнительными чувствами видеть и слышать дальше и больше, чем глазами и ушами...

Защитников Инограда становилось все меньше и меньше. Одни погибали, не успев вовремя отступить от надвигающегося бурого тумана, других выхватывали камнем падавшие с неба исчадия ада всевозможного облика и размера, невесть откуда появившиеся над рушащимся городом. Иногда эти чудовища проносились высоко в небе из дальних пределов мира живых, неся в когтях новую добычу из числа беглецов, покинувших город раньше... Все было кончено, дома лежали в руинах, улицы завалены мусором и мертвыми телами... И не было спасения никому, и негде было укрыться от неминуемой погибели...
Первое время Аль-Аффат отчаянно гонялся за чудовищами на своей этажерке, расстреливая их из пулемета, но вскоре топливо закончилось, а запасы его сгорели вместе с его чудесным домом после нашествия косматых шестилапых обезьян. Тогда они вдвоем с Лапушкой приспособились ловить монстров на живца. Тигр прятался среди развалин, а  Аль-Аффат садился или ложился на открытом месте, изображая раненого или обессилевшего человека. А когда какая-нибудь мерзкая тварь спускалась с неба за добычей, когти и зубы огромного хищника навсегда отправляли его в Страну Вечной Охоты...
Но и твари эти были умны и хорошо организованы, хотя как будто и не походили на разумных существ. И настал день, когда проделки опасной парочки защитников города едва не закончились поражением и гибелью. Лапушка успел растерзать одного из монстров, бросившись на него из очередной засады, но тут же с неба спустилась целая стая, дюжины в две особей. Тигр и человек повисли в их лапах, схваченные каждый сразу несколькими врагами... Но воздух вдруг пропел звонкую песню спасения, и крылатые демоны посыпались вниз, пронзенные тяжелыми бронзовыми стрелами...
Десятки крепких рук поднимали их с земли, ощупывали кости и отряхивали пыль... А они смотрели на этих людей, еще не веря в спасение, поражаясь их лицам — лицам с печатью отчаянных смертников, не боящихся ничего и никого ни среди живых, ни среди мертвых...
В то время как одни бежали из города, спасая свои шкуры, другие иноградцы возвращались домой, решив, что им нечего терять. Почему-то те горожане, близкие которых в свое время погибли от рук проклятого Демарена, вдруг все, как один, претерпели в себе какое-то странное изменение и, укрепив сердца, стали совсем другими людьми, превратившись в страшных бойцов. Мужчины, женщины и дети, цвет страны, лучшие из лучших, ведь только таких и пытался выбить из города бургомистр-колдун,  встали на защиту виноградной долины. Просто потому, что им надоело бояться и прятаться...

Постепенно Наир научился более точно стабилизировать миры, через которые он проходил, и теперь они менялись только тогда, когда этого требовал след Элен. О да! Он почувствовал, что она где-то рядом, и чем дальше он двигался в этой текучей динамичной вселенной, тем сильнее слышал ее близость. Сердце билось все звонче и звонче, ожидая встречи с любимой... И еще он вдруг начал постепенно догадываться о смысле и значении Барьера и пройденных им темных миров... Ведь теперь, зайдя так далеко за пределы Границы, он увидел, что новые места, посещаемые ими, вовсе не были уже такими мрачными и безысходными на вид. Необычными, странными — это да! Но больше не было того ужаса, который навалился на него сразу за Барьером. Он ожидал, что чем дальше он будет углубляться в мир Смерти, тем сильнее будут разрушение и распад, но ожидания его неожиданно не оправдались...

Элен шла по следу короля, и сердце ее наполнялось новой надеждой. Что-то было не так в этом мире Смерти. Чем дальше она отходила от Барьера, тем более слабело ощущение ужаса, исходившее от окружающих ее ландшафтов. Люди, попадавшиеся ей на пути, по-прежнему опасливо уступали ей дорогу издалека, но уже не казались ей такими напуганными, и лица их не походили на лица мертвецов, хотя и не были характерны для обычных людей. Они менялись, если смотреть на них слишком пристально, и словно череда фотографий самых разных персон мелькала перед ней, как у земного бога Шивы, тысячеликого и тысячерукого. Кстати, и рук тоже могло быть совсем разное количество, даже число их могло меняться у встреченного прохожего, стоило тому сделать малейшее движение...

Гнусные твари отступали под натиском подкрепления. Они были уязвимы: стрелы, мечи, копья и пули примитивных фузей и мушкетов, кустарное производство которых удалось наладить Аль-Аффату при помощи нескольких вернувшихся в город кузнецов, поражали их так же хорошо, как и обычных живых существ, и горожане уже очень сомневались в их мистическом происхождении. Наконец настал день, когда защитники выбили почти всех, снова сумев приблизиться к Барьеру, и вдруг обнаружили, что тот, продвинувшись еще немного, остановил свое наступление, а граница миров стала зыбкой и рыхлой. Но главное открытие сделал Лапушка. Он по привычке попытался пробиться сквозь взвешенную в воздухе бурую муть, уже не такую страшную, как раньше, на ту сторону, памятуя о своих неудачных попытках присоединиться к королю, — и вдруг свободно прошел в нее!..

О сколько же миров сменил он в этом странном походе за край вселенной! И чем дальше Наир продвигался, тем больше сомнения начинали беспокоить его разум. Места становились все более населенными, и обитатели этих невероятных ландшафтов вели какую-то свою, непонятную, странную, но все же чем-то похожую на размеренное существование простых людей их родного королевства, жизнь. И вот это слово — «жизнь» —  так, казалось бы, неуместно и пришло ему на ум, когда он пробирался через ячеистую структуру совсем без неба. Прямо перед ним, по бокам, на стенках пещер-ячеек, и даже вверху на их «потолке», натурально вверх ногами по отношению к нему самому, свободно ходили, и не думая сыпаться ему на голову, маленькие мохнатые то ли человечки, то ли хомяки, разводившие на этих немыслимых пористо-пемзовых поверхностях огромные рыжие грибы, поющие очень музыкально, когда хозяева поливали их из леек фиолетово-прозрачной «водой». Вот оно — жизнь! Слово сказано, и обратно его уже не вернуть! Где-то здесь, уже рядом, он чуял разгадку всего этого замысловатого безобразия, в которое умудрился ввязаться на этот раз. Еще немного, и он поймет, в чем дело... А след Элен становился все ярче и отчетливее, и ему казалось, что он вот-вот ее настигнет, и он шел все быстрее и быстрее, надеясь на скорую встречу... Он ошибался, не зная, что ошибается, хотя заблуждение его вовсе не было трагическим — это Элен догоняла его, а не он — ее, но такое не приходило ему в голову. Последний обман Демарена превращался в курьез, словно насмехаясь над злобой своего создателя...

Встречаемые на пути существа, иногда походившие на людей, иногда — вообще Бог знает на что, совсем перестали пугать Элен, да и сами уже не боялись ее. Иногда, правда, попадались хищники, но во всех мирах природа хищника одинакова — он не станет даже пытаться нападать на нечто, настолько не похожее на привычную для него пищу. А вдруг оно несъедобное или опасное. А те, кто не следовал этому правилу, имели несчастье познакомиться с ее мечом. Дома она никогда не охотилась, жалея все живое, но необычный вид нападавших помог ей преодолеть это препятствие. Одно дело уничтожить ни в чем не повинную рыбину или даже домашнюю курицу, и совсем другое — прорубать себе дорогу сквозь чащу оскаленных острыми зубастыми пастями шевелящихся кустов, отдаленно напоминавших ежевику...