12

част № 0012

...Работы на сегодня не было. Ибо в стране был поголовный неурожай и вагоны с картошкой ещё не были паставлены
на станцию им. тов. Тупика под разгрузку означеной ботвы,
А патаму, наиглавнейшее счас было составить и отослать Мишке ИзКвакину ультиматумум. С нарочным и под ево
личную ответсвеность.
О том, как составлять ультиматумы никто не знал, и Лемур спросил об этом у дяди.
Тот, долго и нудно гнал какую та пургу, лазел через гугл в википедию и паканцофке Лемуру стало ясно,
что дядя - сам ничо не панемает в этом вапросе: типа - каждая страна пишет ультиматумум на свой манер
и на своем, имеющим хождение только на ихней територии, йазыке.
Но в конце для вежливости, что являтца архиважным - полагается приписать:

«Примите, господин премьер-министр, уверение в совершеннейшем к Вам почтении».

Затем ультиматум через посла, обязательно под потпесь, с присвоением входящева № - штоп не паклали под сукно,
вручается правителю враждебной державы.

Но такой расклад ни Лемё, ни его бригаде не понравился.
Во-первых, - никаково почтения бандерлогу ИзКвакину они сроду не питали и, передавать, соотвествено не хотели;
во-вторых, - ни посла постоянного, ни посла пряного,у них небыло. Посолнахуй - тоже атсутцвовал.

Даже посланника, при этой гоп-кампанеи у них не было. Cоветовались всем абщаком, целых пять (5) минут
и Лёма решил отправить ультиматум попроще, чтоп панятней было - этим идеотам с дятлами...
На манер того нащумевшева послания запорожцев Султану в Турецею, про которово каждый видел кено,
или хотяб читал об этом отзывы в пресе,

Краткое содержание трейлера к указаному кену:
Смелые укроинцкие казаки, атакоже укры и каклы - боролись в зю-до с турками, татарами, ляхами, марсианинами
и клятыми маскалями. Када сало закончелось, савсем и вместе с горылкой, оне подустали бороться и патреотизьму
стало в конец не хватать - казаки напесали песьмо художнеку Цыретели-Воткину и тот наваял пра их
адну картину мелом и мелеон статуй по фсей теретории СНГ и мира.


На улице Врагов Сивцева Вражка, позади часовни с облупленной росписью, из каторой выглядывали
суровые волосатые старцы и чисто пабритые ангелы, правей картины «страшного суда» с котлами, смолой
и юркими, как скипедар чертями, на поляне из травы - компания Михи ИзКвакина курила в карты секу.

Дым стоял коромысцлом - денег у игроков не было, и они резались «на тычка», «на щелчка» и на «оживи покойника».
В посленем вареанте - давшему дуба завязывали глаза, клали его спиной в траву, в руки ему заместо свечки,
ставили рельсу. И этой рельсой он должен был вслепую отбиваться от добрых собратий своих, которые,
сожалея об новопреставленом, старались вернуть его к жизни, усердно настегивая крапивой по его голым коленям,
икрам и пяткам.

Игра в мазахизьм была, как раз в самом разгаре, когда за оградой раздался резкий звук сигнальной трубы
исполнившей соло иерехонских архангелов. Это снаружи стены стояли засланцы от команды Лемура.
Штабной писарь Николай Трубач сжимал в руке, начищеный до блеска котовых йаитц горн, а босоногий
и суровый, как дратва, СэрГейка держал клеенный слюнями из туалетной бумаги пакет.

– Обахуяссе... Это чтож за цирк нам тут комедию ломает? – перегибаясь через ограду, спросил креньдель,
которого все знали как ЗеФигура.

– Мехуил! Эйтыэто,- оборачиваясь, заорал он. – Бросай стиры, тута к тебе какая-то церемония приперлась!

– Туто Я, чо нада?! – залезая на ограду, наресовался ИзКвакин. – Эге-гей, СэрГейка, какие люди-и-и... здорово!
А это еще что за шкет сбугра такой весь ис себя с тобой наресовался? Ёпт!... нуинублище!

– Хулевылупился, возьми пакет, – протягивая ультиматумум, скрепя фиксами процыдил СэрГейка.
– Сроку на прочтение, размышление и выполнение вам дадено двадцать четыре часа. За ответом приду завтра в
то же время. Время пошло - с нуля по МСК!!!

Обиженный тем, что его назвали нуинублищем, Штабной писарь Николай Трубач вскинул горн и, раздувая сщоки,
так яростно протрубил отбой, что пахнуло палеными партянками... И, не сказав больше ни слова, под любопытными
взглядами рассыпавшихся по плетню потсонов оба рассыльных из канцелярии с достоинством удалились.

– Эт чё за дела такие? – расклеивая пакет и оглядывая разинувших рты ребят, спросил ИзКвакин.
– Бля-я-я... нуёпт... Жили-жили, ни о чем не тужили... Вдруг... труба, гроза! Я, братцы, в натуре,
ничего не догоняю!..

Он разорвал пакет, и, не слезая с ограды, стал читать:

– «Атаману шайки гопнеков Мехуилу ИзКвакину...» Это мне, – громко обрадовался ИзКвакин.
– с полным титулом, по всей форме, «...и его, – продолжил он четать, – гнуснопрославленному
помощнику Петру Впятакову, иначе именуемому просто ЗеФигурой...» Это тебе, – с удовлетворением
объяснил ИзКвакин ЗеФигуре.

– Эко они завернули: «гнуснопрославленный»! Это уж чо-то очень по-благородному, могли бы дурака назвать
и попроще, «...а также ко всем членам...»?!! обидеть штоле хотели??? «...этой позорной компании ультиматумум».
Эт што такое за???, я не знаю, – насмешливо объявил Мехуил. – Вероятно, ругательство или что-нибудь в этом
смысле. Обидеть хатят...

– Это такое международное слово такое. Бить будут, – объяснил стоявший рядом с Фегурой бритоголовый
и насупленый Олешка Попансон.

– А-а-а..., такбы и песали! – крякнул ИзКвакин. – Читаю дальше. Пункд первый:

«Ввиду того что вы по ночам совершаете налеты на мирных жителей, не щадя домов, на которых стоит наш
знак – красная петиконечная щестерня, и даже тех, на которых так же стоит шестерня, но уже - с траурной
черной каймою, вам, трусливым негодяям, мы приказываем...»

– Ты посмотри, как, падонки - ругаются! – смутившись, но пытаясь продлжать лыбеца, ИзКвакин зачитал
зледущий обзац.

– А какой дальше слог, какие запятые! Да! А пробелы-ы-ы, то - пробелы-ы-ы, сплошняком!
половино слоф запробелено!!! «...приказываем: не позже чем завтра утром Мехуилу ИзКвакину и гнусноподобной
личности ЗеФигуре явиться на место, которое им гонцами указано будет, имея на руках список всех членов вашей
позорной шайки. А в случае Вашего отказа, мы оставляем за собой право на полную свободу действий».

– То есть, в каком смысле свободу? – опять удевился Изквакин, почемута пропуская пунгт о правах.
– Мы их, кажется, пока никуда не запирали.

– Это такое международное слово. БИТЬ будут, – опять объяснил бритоголовый Попансон.

– А-а-а, ну чо за люди! Им бы скрипты на гулагов песать – с досадой успокоился Изквакин.
– Жаль ушел СэрГейка - видно, он давно не апчом не плакал.

– ОН - не заплачет, – сказал, как атрубил бритоголовый, – у его брат – матрос.

– Ну и?

– И! - отец тожа был матрос. Он не заплачет.

– А тебе-то что?

– А то, у меня дядя тоже МАТРОС, ибаста.

– Данепести! Вокак дурак – заладил! Ты - юнга, а не матрос! – псеханул Изквакин. – То отец, то сват,
ато и вовсе тетка. А что к чему – неизвестно откудова ноги растут. Отрастил бы ты, Олёша, волосы...
ну как у са-афтара, а то тебе солнце напекло в затылок.

А ты то чё там мычишь, а, ЗеФегура? - перевел стрелки, переабулся в воздухе Олёшо Папанцон.

– Гонцоф надо прям завтре изловить, дать раза сноги пенделя! А Ляму и его братию излупить, – коротко
и угрюмо обиделся на предъявы из ултиматумума ЗеФигура.

На том Мехуил аткашлелся и закрыл прения.

Отойдя в тень часовни и остановившись вдвоем возле скульптурной групы, в которой статуй мускулистых
чертей ловко волокли ф топку им. С. Лазо воющих и упирающихся грешков, Изквакин взял ЗеФигуру в оборот:

– Слух тут это типа такое бля дело, ты ту хату выставил, де живет девчонка с кровососом, у которых ещё
отца Кузнетцова убили?

– Нубля, - я.

– Так вот... – с досадой сплюнул в газон Изквакин, и колупнул пальцем штукатурку в одной из статуй.
– Мне, конешно, на Лемуровские гороскопы наплевать, и я ево за этта всегда бить буду... По паспорту.

– Дануёптымля, ап чом базар, канешна! – согласился ЗеФигура. – А чё ты мне пальцем в чертей тычешь?

– А то, – скривив зубы, процедил Изквакин, – хоть ты мне и друг, ЗеФегура, однака...
на человека ты маласть не похож, а скорей вот на этова самого толстого и в конец поганого черта.
Всё, пестуй! Базар профельтруй - на предмет дебеторов и повышения процентной стафки.