Зимние каникулы в лесу

Почти на самой границе между Комарово и Зеленогорском, между Приморским шоссе и морем находится большой огороженный участок леса. На участке были построены одноэтажные и двух этажные домики. Дома находились в окружении елово-сосновых деревьев. Деревья были так близко друг к другу, что от одного дома другого не видно было. В домах жили, и только один дом на самом берегу залива был не жилой. В нем располагалась столовая, библиотека, кино и танцевальный зал. Склад выдачи зимнего и летнего инвентаря находился в доме, где жил обслуживающий персонал. Если мне не изменяет память, эта территория называлось не то «Чайка», не то «Буревестник», а хозяином был ЛГУ.

С родителями я бывал там несколько раз и летом и зимой, но первый раз – зимой. Красота в этом месте была необыкновенная. Помню вечер. Огромные шапки только что выпавшего снега новогодней ватой лежат на хвойных лапах деревьев. Вечернее уличное освещение едва пробивается через, созданные природой, хвойно-снежные стены. Тишина стоит такая, что казалось снежинка упадет – и то слышно будет. Хруст снега под подошвами валенок гремит в ушах, как грохот грозы в майском небе. Люди, идущие по аллеям, разговаривают в полголоса. Расчищены только главные аллеи и дорожки, ведущие от жилых зданий к административным. Родители идут по расчищенным дорожкам, я и еще пара таких же ребятишек ныряем в красоту нетронутости. Второстепенные дорожки завалены искрящимся снегом, по которому прочерчены только стрелы лыжни. Проваливаемся в снег так, что он проникает через верх валенок. Как всегда мама будет недовольна, но удержаться нет возможности. Утром, поскольку у администрации недостаточно сил, эти дорожки будут освобождать от снега все желающие, и я в том числе, используя выдаваемые для этой цели лопаты. Уборочная техника в доме отдыха, видимо, отсутствовала.

Отдыхающих было не так уж много, это было время школьных, а не студенческих каникул. После чистки аллей и обязательного после этого переодевания в сухую одежду, остается еще пара часов до обеда, и я уговариваю папу пойти покататься на лыжах. Мама в этом никогда не участвовала. Мои лыжи были привезены из города, поскольку вряд ли можно было рассчитывать найти во взрослом доме отдыха лыжи для меня. Папе мы взяли лыжи на все время пребывания здесь. Папа ходил на лыжах не быстро, но хорошо знал, как это надо делать. Он обучил меня подъему в гору и разгону «елочкой», и «переменному» шагу, и спуску с горы «плугом» и преодолению маленьких трамплинов, и как падать, чтобы минимизировать возможные травмы. Еще раз не могу не отметить его гениальность, как преподавателя. Мы с папой с огромным удовольствием (во всяком случае, я) сделали большой круг по территории, покатались с небольших горок около столовой и довольные вернулись к маме. Снова повторилась процедура переодевания. Родители никак не могли подобрать мне комплект одежды, в котором мне не было бы холодно, но чтобы я не потел.

На третью зиму я уже уверенно бегал на лыжах, спускался и поднимался на горки. На самом деле, потом, я обучался только технике быстрого хода. А от той зимы есть фотография, где видна моя счастливая физиономия, а на лыжном костюме сплошные сосульки из снега. Осталась и мучила меня и дальше – проблема одежды. Удалось мне ее решить, когда я стал совсем взрослым – я стал брать с собой маленький рюкзачок с дополнительной ветровкой. Начинал я движение в ней, снимал, когда разогревался, и вновь надевал на остановках.

После обеда меня обычно тянуло поспать. Действительно, уборка аллей, катание на лыжах – довольно серьезная нагрузка, хоть и для почти восьмилетнего, парня. Что делали родители, пока я спал – не знаю. Очень может быть, что в это время они со своими знакомыми играли в карты. На самом деле, назвать то чем они занимались игрой в карты нельзя. Не было ни капли азарта, ни капли возбуждения. Они спокойно выполняли какой-то ритуал, во время которого разговаривали совсем не о картах. О детях, о погоде, о плохих и хороших студентах, о прочитанной книге, интересной статье в журнале, но только не о картах. Исключением были реплики типа: «Чей ход», «Кто сдает». Во всяком случае, так казалось мне, когда я не спал и читал книжку.

После полдника, если мы на него ходили, до ужина было часа два. Это время мы пытались использовать на спортивные мероприятия с мамой. Мама соглашалась ходить пешком, ездить на финских санях или на коньках. Каток был далеко в Зеленогорске, и туда надо было ехать. Помню, что один раз мы это попробовали. Нам не понравилось. Каток был залит плохо – горбы и выбоины, народу – тьма, переодеться можно было только на улице. Коньки у нас были свои. Папа коньки не любил. Он катался на них не блестяще, но все равно лучше меня. Мама фигур из спортивных танцев показать не могла, но на льду себя чувствовала свободно. Учил кататься на коньках, конечно, папа. Пробыли мы там не очень долго – плохо было организовано.

Для финских саней нужен плотный снег, а еще лучше лед под снегом. Пару раз нам удалось испытать это удовольствие. У мамы, которая имела всегда примерно одинаковый, смуглый цвет лица, порозовели щеки, заблестели глаза, и я услышал смех, который не был связан с умной шуткой, смешным поступком. Я услышал смех человека, которому радостно жить, двигаться, и рядом с которым, дорогие близкие люди. Смех жизни. Это было нечасто. Мама была очень сдержанным, интеллигентным человеком.

Больше всего маму устраивали прогулки по красивым аллеям. В это время они, если была соответствующая компания, разговаривали о чем-то взрослом. Если подходящей взрослой компании не было, а была моя мелкота, мама начинала рассказывать что-нибудь из «Приключений Одиссея». Если она не заканчивала рассказ, а она его обычно не заканчивала, на завтра та же команда с примкнувшими дополнительными ребятишками осаждала дом, в котором мы жили, и ждала нашего выхода. Я был ужасно этим горд. Особенно когда взрослые спрашивали, почему около дома так много ребятишек, а те отвечали, что ждут мифов!

После ужина я обычно отправлялся домой, а родители, если была интересная кинокартина, оставались смотреть. Я в это время что-нибудь читал. Правда, делал я это еще плохо, но с энтузиазмом.

Притягивало меня в доме отдыха одно место. Это в клубе, по совместительству в кино и танцзале, ставили биллиардный стол и два стола для настольного тенниса. Почему-то к бильярду родители меня не подпускали. Думаю, что истории из литературы про азартных игроков, проигравшихся на бильярде, сыграли тут не малую роль. А к столам с настольным теннисом меня не подпускали ребята постарше и взрослые. Был я весьма невелик ростом. Поэтому на теннис я мог только смотреть. Довольно быстро я стал разбираться в игре и счете, и иногда, когда других кандидатур не было, мне доверялась роль судьи.