Песня под дождём

Поздней осенью под проливным дождем по дороге, ведущей из Нигденска в Никуданск, брел одинокий путник. Одежда его промокла насквозь и стала черной, со шляпы ручьями стекала вода, мешая смотреть на дорогу. Он ругал непогоду, но упрямо шёл вперёд, скользя размокшими ботинками по непролазной грязи. В глубоком кармане поношенного пальто он сжимал склянку со спиртом. И предвкушал, как сидя у костра вольёт в себя порцию обжигающей жидкости, как тепло разольётся приятной волной по телу, онемевшие от холода ноги снова обретут чувствительность и гибкость, а в голове щёлкнет невидимый переключатель, и в глазах запляшут чёртики, и тогда он затянет охрипшим голосом песню своего далёкого студенческого прошлого:

Как-то разуз компаньеро
В магазино посланто Мариелло,
На природо сабиранто,
Загружанто все канистро Бунасьеро.

Квасус, пиво, чача, водка,
Рюкзаки, палатка, шмотка,
Рыба-вобла, свино-сало,
Шампуры, шашлык, гитаро.

Девы-джинус, просто смакус,
Приезжало даставало всяко закус.
Бадминтоно бего-голо,
Компаньеро играло в волейболо.

Сначала он крутил старую незатейливую мелодию внутри себя, но, дойдя до "жгли костёр", сам не заметил, как начал петь её вслух:
 
Жгли костёрос, картус резос,
И плеванто всей толпою дружно в небос.
Анекдотус рассказало,
Мариелло дико пьяно хохотало.

После этого куплета, у него словно сорвало крышу. Он пустился в пляс прямо по лужам, всё время вынужденно балансируя, чтобы не хлопнуться в грязь. На душе его лежал тяжёлый камень прошлого, но всему назло он выкрикивал слова старой песни, которые сам же и сочинил двадцать лет назад, в непроглядную проливную хмарь:

Гитарисос взял гитарос,
И над ухо бармотало что-то пьяно.
Долго пело и орало,
Но, в конце концов, как буд-то засыпало.

Конечно, гитарисос — это был он. Где его гитара? Где его друзья? Где его молодость? Впереди только непролазная грязь и лес, до которого нужно срочно добраться, если он не хочет заработать смертельную простуду. Он закашлялся. Смачно плюнул в сторону и даже не взглянул, он знал, что плевок его наполнен кровью. Но бешенный ритм уже захватил его и не отпускал, ведь песня ещё не закончилась:

Вечерело, наставало,
Комарисос команьеро закусало.
Тело с пьянос требухалось,
Мариелло завернули в одеялос.

Ах, как было бы здорово завернуться сейчас в тёплое одеяло. Снять с себя промокшую ледяную обувь. Протянуть ноги к теплу огня. Дождь хлестал по спине упругими холодными прутьями, а потом вдруг, словно выведенный из себя непокорностью одинокого путника, застучал вокруг мелкими горошинами, белыми, как раскрошенный пенопласт. Но человека было не так просто запугать. Он поднял в небо руки, и проорав: Ага-а-а! О-го-го!! — снова стал приплясывать, хотя сил у него осталось уже мало.

Небо тучос, погода гадос —
Дождик, карамба, колотун.
Ночью снилось всем кошмарос:
Дика рожа пьяна конь скакун.

И природа, словно слыша эти издевательские слова, сменила снежную крупу на ледяной горох. Град ударил по земле, по лужам, застучал по спине, по плечам, по шляпе. О, Господи... — выдохнул путник, переводя дыхание. Снова закашлялся. Сплюнул кровью в сторону. От песни остался всего один куплет. Казалось, что если он споёт его, то его жизнь на этом закончится. Но он не стал экономить ни силы, ни голос, ни последние слова своей жизни. И заорал в тёмное сыплющее небо:

Пастомино! Деманьдьяго!
Чача-кляча кефиро бегемото!
Баста пьяно пиво фляго,
Лучше буду я игранто на фагото.

Баста пьяно пиво фляго,
Лучше буду я игранто на фагото-о-о!

. . .

Позже, добравшись до леса и пытаясь развести костёр, который ни как не хотел разгораться, он разделил склянку спирта поровну, между ним и собой…

15:27:21 16.04.2009