Здесь была Женевьева. Текстильная Исповедь

Ире.



Скромным своим повествованием я лишь хочу совершенно не навязчиво посвятить вас  в тяготы своей жизни. Не стоит вздыхать, не стоит думать, что я буду плакаться в ваше плечо, вытирая слёзы краем вашего воротничка. Это будет скромная исповедь.

Во-первых, было неплохо вам представиться. Я – Носок. Вероятно, эти уже всё сказано…Я веду своё повествование из сегодняшнего моего местопребывания, где я, висящий на верёвке, продуваем насквозь ветром, вымочен до самой последней ниточки дождём и выжжен солнцем. Во всём этом виновата та, что забыла меня забрать отсюда.
Моя немая подруга Прищепка больно вгрызается в моё шерстяное тело, но боль эта заметна лишь тогда, когда ветер тревожит меня. Я не могу вести диалог с Прищепкой, только потому , что она не смеет раскрыть рта, боясь навсегда потерять единственного своего друга в бесконечном Пространстве, которое повсюду. Мы находимся с ней очень высоко и кажется, что до пушистых чудовищ, лениво плывущих себе по небу, можно достать рукой…но у меня нет ни рук, ни ног. Нет ни рук, ни ног, но зато есть вышитая собачья голова с красивым красным бантом на моём шерстяном боку. С её помощью я могу видеть, слышать, обонять, чувствовать, говорить и думать (насколько это возможно, конечно).
Здесь наверху всё-таки очень хорошо, и нам с Прищепкой отсюда открываются чудесные виды Мира. Ну, так что же это я? Начнём, пожалуй?
***
Всё началось с моего рождения. Моя Хозяйка, путём странных манипуляций длинными сверкающими спицами, дала мне жизнь, вызволив из клубка шерсти цвета охры. Потом на моём шерстяном охристом боку появилась вышитая голова собаки с красным бантом на шее, ставшая мне органами слуха, зрения, обоняния, речепроизводства…Я был и оставался в единственном экземпляре, как и все те мои собратья, что обитали в верхнем ящике огромного Комода.
Каким же я был франтом среди моих товарищей! Как завидовали они моему красному банту! Но было и у них передо мной преимущество: они выходили в Мир сотни раз и долго потом делились друг с другом впечатлениями, в самых ярких красках расписывая увиденное. Вот тут-то наступала моя очередь завидовать им… Я-то, в силу своей юности, ещё ни разу там не был и мечтал о наступлении этого волшебного дня. Мир! Каков он? Пока что, для меня Миром был трёхъящиковый Комод, в верхнем из которого обитали мы, Носки, и, мельком, однажды увиденная мною светлая комната с громадными ящиками.
Ночи и дни напролёт я проводил в мечтах о том, как я выйду туда, рисуя в воображении Мир таким, каким я его себе представлял по рассказам товарищей. Представлял, как потом, по возвращении, буду рассказывать об увиденном лучше всех, и как, затаив дыхание, мои собратья будут слушать меня! Но этот день всё не приходил…Я совсем перестал щеголять свои красным бантом собаки и стал угрюм, а после и вовсе молчалив и озлоблен на всё население верхнего ящика Комода.
***
И вот, однажды, ко мне пробрались Плавки с нижнего ящика и совсем тихо, тише, чем шёпотом, сообщили мне, что завтра Хозяйка собирается взять меня с собой. И отправимся мы не «куда-нибудь», а на званый вечер. Именно так! На званый вечер!
Затаив дыхание, я свернулся на своём месте, преисполненный счастьем и чувством неведомого.  Мне никак не удавалось заснуть, собачьи глаза никак не хотели закрываться: я был весь во власти тысячи мыслей, суетно толпившихся в моей вышитой собачьей голове. Завтрашний день должен стать новой вехой истории моего недолгого существования.
***
Что ж, по-видимому, я спал, так как утро наплыло на меня не в ящике Комода под шум и гомон моих товарищей, а в той светлой комнате с громадными ящиками, уведенной мною однажды. Я лежал, распластавшись, вверх вышитой собачьей мордой, а рядом о чём-то бурчал незнакомец.
- Колгот! – представился мне незнакомец; так странно, и в то же время очень приятно было слышать чужой доселе голос.
- Носок! – произнёс я в свою очередь.
- Вижу…знаю я вашего брата.
- Извините, но я не понимаю о каком брате идёт речь? У меня нет родных, только товарищи.
- О, Господи! – Колгот поджал складки и обратился к свёрнутой ткани в полоску. Они заговорили о невежестве.
Я же был повергнут в шок его заявлением о брате, а также поведением этого Колгота, его хамством и наглостью.
Но всё же, несмотря на это, никто не смог испортить мне сегодняшнего моего настроения! Я по-прежнему испытывал всё более нарастающее во мне чувство праздника и ожидающих меня новых событий.
Наконец, появилась Хозяйка, она опиралась на длинные деревянные спицы, отталкиваясь ногой от пола, потом впереди выступали спицы, за ними, как преданный пёс, опять следовала нога. Так она передвигалась до того места, где мы расположились. Я заметил на Хозяйку Плавки, предупредившие меня о Выходе в Мир. Они подмигнули мне атласной складкой, и я окончательно уверился в необычности сегодняшнего дня.

Я наблюдал, как Хозяйка, устроившись, отставила в сторону свои, странного вида, спицы и взяла лежащего рядом со мной Колгота. Признаться, что в первый (и последний) раз я наблюдал за тем, как одеваются Хозяйки.
Руками она начала собирать Колгота в складки, так, что на его теле появилось тысяча улыбок. Видимо, ему нравилось. Так, собрав Колгота в складки и добравшись до его нутра, она приложила его к своей ноге и начала облеплять его эластичной плотью свою конечность. Колгот стал серьёзен и лишь хитрый прищур появлялся на его теле, когда Хозяйка сгибала ногу.
Далее были надеты разные незнакомцы, в том числе и свёрнутая ткань в полоску, которая, распрямившись (воспрянув!) прикрыла почти что всю нижнюю часть тела Хозяйки. Наконец, она взяла в руки меня…
***
  Я трепетал…Раздиравшее меня секунду назад чувство прекрасно-щекочущего страха перед неизвестным превратилось в не менее раздирающее чувство боли. Руки моей Хозяйки растягивали меня, а её нога бесцеремонно вторгавшаяся в моё нутро, разрывала всего меня, пробираясь всё глубже. Я уже почти потерял сознание, когда Хозяйка вдруг опустила ногу на пол и оперлась на свои деревянные спицы. Я стал одним потоком боли, циркулирующим от носка к пятке… Я не выдержал и сдался.
***
Было темно, когда я очнулся. Мною овладел ужас: «Что если Хозяйка увидела, в каком я состоянии и решила убрать меня в Комод? Я показал себя недостойным…это верно…». Но это не было Комодом. Во-первых, это был слишком узко для Комода, во-вторых, я чувствовал странный запах, исходивший, по-видимому, отовсюду. И тут мне с необъяснимой ясностью стало всё понятно! Я нахожусь в Ботинке. Если следовать логике и воспоминаниям моих приятелей, то всё сходилось.
Я вдруг обратил внимание на то, что меня бросает из стороны в сторону. Видимо, пребывая в шоковом состоянии, я не заметил этого ранее и не смог оценить всю ситуацию в целом. Вдруг, внезапно, всё утихло, и хозяйкины руки, подцепив меня за края, с силой вытащили моё шерстяное тело из убежища, вернув, тем самым, начавшую утихать, жуткую боль.
В этот же самый момент, яркий свет ударил мне в глаза. Я был ослеплён: мне хотелось кричать, звать на помощь, но зрение, потихоньку, стало возвращаться ко мне.
Но уж лучше бы я был слеп, потому как возобновившееся движение и не совсем ушедшая боль снова заставили меня страдать. Всё, что я мог видеть – так это лишь одну из длинных спиц, поднимавшую столько пыли, сквозь которую больше не было видно совсем ничего. От всего этого, да ещё и от непереставающей качки, у меня закружилась голова. Я застонал, и хотел было залезть, точнее, сползти обратно вниз, как, вдруг, услышал незнакомый дружелюбно-скрипучий голос…
- Эй, парень! Что? Нехорошо? Небось, в первый раз на прогулке-то?
Голос раздавался где-то совсем рядом…
- А Вы, извините, кто? – голос мой был ещё слаб, я совершеннейшим образом ото всего устал, не успев увидеть и половины.
- Ботинок я… - проскрипел в ответ мой новый знакомый.
- О! Я много слышал о Вас, и, признаться, мне давно хотелось с Вами познакомиться с Вами, но всё не выпадал подходящий случай.
- О-о-о-о-ой!!! Да, перестань ты, раскукарекался тут! Знаю я, что обо мне говорят…Ну, ладно… Пустое всё!
Это новое событие, то есть, появление нового собеседника придало мне сил, и теперь ни качка, ни яркий свет уже не казались мне настолько ужасными.
Судя по голосу, Ботинок был уже в возрасте и, вполне вероятно, имел кое-какие опыт и знания. Мне не терпелось немедленно унять своё любопытство.
- Извините, пожалуйста, господин Ботинок, мою назойливость, но могли бы Вы объяснить причину беспрерывной качки и яркого света? И что это за вечно мелькающие деревянные спицы?
- Ишь ты…воспитанный…да только ни черта не знаешь.
Чтобы услышать всё, что скажет Ботинок, я постарался подвинуться поближе, к тому месту, откуда, как мне казалось, исходил голос. Когда мне удалось это сделать, я чуть было не лишился дара речи, так как открывшаяся мен картина представлялась более, чем ужасной: шесть пар круглых глаз, выстроенных в вертикальный ряд, были пронизаны толстыми коричневыми нитками, сходившимися кверху аккуратным узлом. Именно этот узел и служил ему ртом.
- Да ты не пугайся так! А то, ишь…побледнел как… - последние его слова были покрыты налётом тяжёлого скрипучего смеха.
Замешкавшись, я не смог ничего ответить, но он первым принялся говорить, что было неизменно лучше, так как я имел немного времени, чтоб прийти в себя.
- Так вот, юнец, то, что ты называешь качкой – это Ходьба. То есть, тебя штормит, потому что мы ходим. Идём. Передвигаемся. Длинные деревянные спицы – Костыли. Если тебе повезёт, ты сможешь переговорить с ними, они про себя лучше объяснят. Просто, беда в том, что Хозяйка наша – однонога.-, а эти самые Костыли заменяют ей вторую ногу. А про свет? Про свет ничего не знаю. Он то есть, то нет его…
- Ничего не понимаю…
И это было чистейшей правдой, так как я ничегошеньки не понимал. Какая вторая нога? При чём тут это? Разве так бывает? Но все мои дальнейшие расспросы  ни к чему не привели, если не учитывать то состояние ярости Ботинка, в которое я его поверг в последние минуты нашей беседы, которую прервал Колгот своими разговорами о невежестве.
Выносить подобное я уже не мог, потому вынужден был вернуться на своё место. Сначала я ещё пытался сосредоточиться на окружающем меня многообразии видов, дабы мне потом не было стыдно перед приятелями, но качка, которая никак не переставала, заставила меня закрыть глаза и сползти вниз, в нутро Ботинка, где я пребывал до самого конца своего Путешествия.
***
Не знаю, как долго ещё длилась эта пытка, но, несмотря на всё это, я смог заснуть. Очнулся я от чувства лёгкого холодка. Открыв свои шерстяные собачьи глаза, я увидал Ботинка внизу. Я осмотрелся. Вокруг были толпы разного рода Ботинок: все они были разных цветов, размеров, некоторые были красивы (моё скромное носочье мнение), другие – наоборот, имелись даже смешные, но все они были каждый со своим братом-близнецом. Мой же новый знакомый со скрипучим голосом находился в гордом одиночестве среди этой пёстрой публики.  Только тогда я начал понимать слова Ботинка о странной второй ноге. Полное понимание пришло ко мне тогда, когда к моей Хозяйке стали приближаться другие Хозяева…на двух ногах.
Снова всё затряслось. Видимо, мы начали идти, как сказал бы Ботинок.
На этот раз Ходьба длилась недолго. Хозяйка разместилась на каком-то странном объекте и отставила Костыли. Вот он, покой!!! Теперь я мог обозреть всё более полно!
До моего чуткого слуха, что, естественно, было обусловлено наличием вышитой собачьей головы на моём шерстяном теле, доносилась непонятная речь. Это говорили Хозяева. Я оставил все попытки понять их разговор, так как абсолютно не знал «хозяйского» языка.
Куда более, меня интересовало присутствие других носков. Меня так и тянуло завести с кем-нибудь из них разговор. Забегая немного вперёд, хочу заметить (не без доли обиды и сожаления), что этого так и не произошло! Никто из них даже и ворсинкой не повёл в мою сторону!
Необходимо также заметить, что пробыв уже достаточно большое количество времени за пределами Комода, мне осталось совершенно непонятным то, чем же так восхищались мои товарищи? Я не видел абсолютно ничего интересного вокруг… Огромное светлое пространство, всякие ящики повсюду, снующие туда-сюда двуногие Хозяева со своей монотонной и непонятной речью. Просто какое-то коллективное помешательство! Интересно, а что по этому поводу думал Ботинок? Жаль, что я так и не смог этого спросить…
Кто-то подошёл к моей Хозяйке, и они о чём-то весело защебетали, изредка разбавляя беседу жидким смехом. Мне стало не по себе… - «Ах, если бы я только мог убежать отсюда! Скрыться ото всей этой суеты! Я бы не ста упускать такой шанс… Но у меня нет ног, даже одной…нет даже Костылей…».
Такое моё состояние длилось недолго, так как кто-то поставил со мною рядом странного вида объект. Странным он был лишь потому, что всем своим видом он напоминал мне Ботинок и вышитую на моём шерстяном боку собачью голову одновременно. Не хватало лишь красного банта! Ему как будто бы тоже было скучно, и я решился с ним заговорить, иначе, тот день однозначно можно было бы выкинуть в мусорную корзину.
Не зная, как к нему обратиться, я прибёг к методу ассоциаций:
- Позвольте узнать, господин Собачий Ботинок, отчего Вам так грустно? – спросил я самым дружелюбным тоном, который только смог подобрать.
Но, несмотря на всю мою к нему расположенность, он очень сильно рассердился.
- Да как ты смеешь, Недовязок, называть МЕНЯ «собачьим ботинком»? Да будет тебе известно, что я – Домашний Тапочек! Уяснил?
- Я приношу глубочайшие извинения, господин Домашний Тапочек, я совершенно не знал о Вашем существовании, дело в том, что…
- К-к-к-к-к-ка-а-а-ак-к-к???? Как это ты не знал? – он чуть не задыхался от ярости.
- Послушайте же! Я всего лишь первый раз тут, в Миру!
- Но это никак не оправдывает тебя!
Похоже, он обиделся. Я вновь принёс ему тысячу извинений, но он и слушать меня не хотел, а всё твердил, не переставая, о важности своей персоны.
И всё же, несмотря на все эти проявления недовольства с его стороны, я отважился продолжить беседу.
- Извините, пожалуйста, господин Домашний Тапочек,  - я опять старался быть дружелюбным, - а у Вас есть брат-близнец? Просто, видите ли, я заметил, что у многих (а точнее, к всех!) есть пара, а рядом с Вами никого нет…Может, Вы также одиноки, как и я?
- Конечно, у меня есть Брат! Просто, мои Хозяева заставили меня прислуживать этой одноногой особе.
Сказано это было с таким презрением, что продолжать диалог не имело смысла. Даже Колгот не выдержал и завёл свой доклад о невежестве!
Моё желание исчезнуть невероятно усиливалось с каждой секундой.
Внезапно, странное сочетание звуков нежно коснулось моего слуха…Случилось это так неожиданно, что я чуть не разорвался от переполняющего меня чувства бесконечного счастья. Тут же забылось всё, тревожившее меня с момента моего рождения. Это странное явление, которому я, к сожалению, до сих пор не могу дать названия, было связано из звука соударяющихся друг о друга длинных блестящих спиц, из щебетанья пернатых клубков, мельком увиденных и услышанных мною, из протяжного воя натянутой резинки Плавок, отчасти из разговоров Хозяев… Всё это переплеталось в единую материю, в которую мне хотелось завернуться плотно-плотно, и остаться там навсегда.
***
К несчастью, именно в этот кульминационный момент меня охватила жаркая, липкая, невыносимая боль. Вместе со мной, обезумевшим от доселе невиданной боли, взвыли Колгот и Хозяйка. Я чувствовал, как причина боли (увы, я до сих пор не знаю, что это было, так как это не имело никакого запаха и вкуса) впитывалась в моё шерстяное тело, поражая всё новые области.
Послышались извиняющиеся интонации, смех, напыщенный, Домашнего Тапочка, лёгкий шелест переговаривающихся друг с другом моих собратьев, с коими я так и не удостоился чести познакомиться…
Голоса других Хозяев уговаривали мою Хозяйку на какой-то поступок. Даже не обладая знанием «хозяйского» языка, я понимал, инстинктивно, если хотите, что этот поступок обернётся нам боком. Я думаю, что никого не удивлю, если скажу, что так оно и случилось.
Мы с Колготом были сняты с ноги Хозяйки и безжалостно выброшены в полусферу с гладкими стенами. Чувствовал я себя не самым лучшим образом: мокрый, липкий, брошенный той, которую я боготворил, как Создательницу, я представлял собой довольно жалкое зрелище. Дальнейшие мои чувства даже и не стоит описывать, так как я просто не смогу подобрать нужных слов.
Во мне с неимоверной скоростью нарастало острое чувство ненадобности. Нарастало оно параллельно действиям Хозяйки. Первая волна захлестнула меня, когда она облачила свою ногу в некое «подобие» Колгота. Я говорю «подобие», потому что, то что было на ней надето, скорее всего, предназначалось для двуногих. Впервые, Хозяйка казалась мне смешной и жалкой одновременно с этой пустой скрюченной верёвкой эластичного тела «подобия» Колгота на месте своей несуществующей ноги.
Вторая волна накрыла меня с головой и утащила в глубокий холодный омут, когда моя Хозяйка взяла предложенный ей…носок…синий…с белыми узорами по бокам. Я исступлённо зашептал проклятия в его адрес. Колгот удивлённо посмотрел на меня, но промолчал. Ему тоже было не лучше.
***
Другая Хозяйка взяла полусферу и куда-то понесла нас. Я смотрел со дна гладкостенной тюрьмы на её лицо. Оно казалось мне  ужаснее всего в Мире с этими бороздками под носом и белой шерстю на голове.
- Женевьева!!! – кричала она, широко раскрывая рот, так что я видел, что у неё там внутри. Не самое приятное зрелище, доложу я вам.
Мою голову тем временем атаковали приступы ревности, меня не интересовало ни что такое женевьева, ни куда нас несут. Интересовал и угнетал меня одновременно тот Синий-Гжелевый… Где он сейчас, наверное, разговаривает с Ботинком…А ведь Я…Я собирался поделиться с ним своими открытиями насчёт ходьбы и двуногих. Быть может, уже и не представится иного случая поговорить (конечно, не представится!). Если тот Синий будет жить в моём Комоде, я навеки замолчу!
Мои гневные проклятия прервал Колгот. Видимо, он говорил со мной…
- Сейчас, Носок, придём… И что с нами будет? Никогда со мной такого не случалось…
- Да, господин Колгот, и со мной…
Голос его казался надтреснутым и жалким, и меня охватило огромно чувство любви и сострадания к нам обоим.
 - Женевье-е-е-е-е-ева!!! – разрывалась другая Хозяйка.
Послышались быстрые шаги. Наша тюрьма-полусфера перекочевала в следующие руки.
- Пришли… - прошептал Колгот.
- Видимо, Женевьева – это такое имя…
- Что?
- Это просто мысли вслух, господин Колгот.
Женевьева что-то громко закричала, и на её зов примчалась ещё одна двуногая, ничем не отличающаяся от Женевьевы, Хозяйка с коробками в руках. Я уже стал немного привыкать к этим странным громким двуногим, но если бы кто-то попросил меня различить их, я бы, скорее всего, отказался. Слишком уж они одинаковые.
Женевьева взяла коробки и поставила их в стороне. Потом взяла нас с Колготом, о чём-то весело щебеча со своей подругой, и положила на ровную белую поверхность, откуда мне открывался достаточно панорамный вид на новое помещение, в котором мы оказались.
В самом низу расположился кошмарных габаритов белый вместительный ящик. Даже если бы все мои собратья собрались тут, чтобы заполнить его, боюсь, нам удалось бы только покрыть его дно. Думая о том, сколько моих товарищей требовалось бы для заполнения белого ящика, я совсем перестал следить за происходящим. Но тут послышался шум. Я весь обратился в слух. Шум этот казался таким объемным, что, казалось, теснился тут, и ему не терпелось вырваться наружу. Колгот тоже притих.
- Вода, - с дрожью в голосе произнёс он.
- Где она, вода, господин Колгот? Почему я её не вижу?
- Скоро поймёшь.
Я видел, что он боялся этой самой воды, но не понимал, почему бы ему не рассказать мне обо всём. Наверное, вода – это прикрытие, это маска страшной тайны, о которой нельзя говорить. Жар азарта прокрался в мою шерстяную собачью голову.
Женевьева взяла одну из коробок и что-то посыпала из неё в нашу полусферическую тюрьму, которую она уже поставила в глубину белого ящика.
Я увидел как на поверхности полусферы появилась искрящаяся пушистость. Она понималась всё выше и выше…
Первым был Колгот. Следом за ним внутрь пушистости отправился я. Она легко приняла меня, увлекая на самое дно. Плотный шум убаюкивал меня, тепло проникало в каждую мою ворсинку…
Но меня всё ещё интересовала страшная тайна Колгота – «вода». Что это? Где?
Но я не успел ответить себе. Руки (чьи? Уже не важно…) выхватили меня из пушистости и с необъяснимой силой начали тереть мои бока друг о друга, сжимать и растягивать, скручивать и сминать меня… Мне не было больно. Пушистость одурманила меня.

Что ж…Дальнейшие подробности не стоят их подробного рассмотрения. Колгота унёс Ветер – невидимый ужас текстильного мира. За день до исчезновения Колгота, мы нашли надпись на стене на хозяйском языке. Колгот прочёл мне её: «Здесь была Женевьева». «Она», - сказал он, - «причина наших бед…». А на следующий день, его уже не было рядом.
Теперь я пребываю в обществе моей безмолвной подруги Прищепки, больно сжимающей зубами мою шерстяную плоть. Но самое страшное начнётся тогда, когда я окончательно привыкну ко всему: к боли, к молчанию, к одиночеству, когда мои мысли остановятся, заржавев, когда я перестану ненавидеть Женевьеву, как средоточие зла…
Наверное тогда, я попрошу Прищепку отпустить меня. Иначе – смерть.
Хотя…не мёртв ли я уже?