Praestissimo. Finale. День VII

Мне тогда казалось или только это хотелось видеть, что все вернулось на свои места, что исчезновение Ирис было следствием ее усталости или депрессии. Она вела себя, как ни в чем не бывало, только она как-то осунулась и похудела, хотя кто знает, весной все страдают от последствий темной и холодной зимы…
Однако тот факт, что она была с Дезире, не давал покоя, но у меня даже не было возможности поговорить с ней наедине. Я отказался выступать и попросил Пьетро выступить вместо меня. Он никогда мне ни в чем не отказывал, чем я бессовестно пользовался, и в этот раз он согласился. В связи с этим концерт перенесли еще на две недели, на начало мая. Договорились, что Ирис будет играть в первом отделении, Пьетро во втором, и под конец они вместе.

Идея сыграть вместе с моим другом пришла Ирис внезапно, спонтанно, когда мы сидели в кафе и обсуждали предстоящие экзамены и концерт, она, разминая в тонких пальцах французскую булку и  обратившись к Пьетро, сказала: «Почему бы нам не попробовать сыграть Рахманиновские колокола?»
Пьетро мягко улыбнулся: «Я с удовольствием, если только твой Маэстро позволит».  Я рассмеялся и позволил

Дни в репетициях летели незаметно, и какие чудные это были дни! Две недели я наслаждался музыкой, обществом Ирис и Пьетро, солнцем и пробуждающейся весной. Какой мягкий и нежный был апрель, какой девственностью дышали свежие только-только «вылупившиеся» из почек листья!
 Напротив Консерватории росла вишня, и с каким трепетом я наблюдал, как день за днем она одевается в бело-розовый пушистый туман, распускаются гордые тюльпаны, загадочные нарциссы и грустные гиацинты…воздух был пропитан запахами, запахами молодой земли, листвы и цветов, так пахнет юность на самом пороге знойного лета!
И музыка…как же чудесно они играли Колокола, утром и днем мы открывали окна и перекликающиеся, звенящие маленькие «колокольца» с низкими басами тяжелых маститых колоколов неслись в город- какое счастье я испытывал тогда! Какое счастье было слышать игру Ирис, видеть эти тонкие, пальцы, пальцы-собеседники, и как по- особому разговаривал с ней инструмент! Я опять погружался в этот мир, мир абсолютного чуда Музыки…
А вечером Пьетро играл Моцарта, которого он особенно любил, и мне казалось, что я слышу тихий голос ребенка, простую детскую песенку, и почему становилось и сладко и больно и радостно…Ирис же до концерта отказывалась мне играть Фантазию, сославшись на то, что и при поступлении она никому не играла…это было что-то вроде каприза или легкого суеверия…если бы я тогда знал, что творилось у нее в душе…мечтаю закурить, хоть один раз, но здесь, где пахнет лекарствами и воздух пропитан человеческой глупостью и сумасшествием, это строго запрещено…пожалуй, вернусь к запискам, а то время мое летит…
О чем я? Ну да…ну да, о конце…
Накануне, кажется, это было тогда, мы распрощались, а я еще оставался в классе, решив немного поиграть, как внезапно вернулась Ирис. Я подумал, что она что-то забыла, и спросил, что случилось.
- Я хотела с Вами поговорить, -  я в первый раз услышал жесткие ноты в ее голосе, - После концерта мы с Вами расстанемся, Маэстро, навсегда, я ухожу из Консерватории, поэтому…
Я не дал ей договорить
-Я хотел бы услышать, почему? Что тебя заставляет бросать учебу? В будущем…нет уже сейчас ты большой музыкант, ты талантлива…нет, гениальна, - я старался говорить спокойно
-Так же как Лелио? – спокойные глаза смотрели на меня в упор, пальцы стиснуты и голос необычно жесткий
К горлу подступил ком, несколько минут я молчал, и в звенящей тишине мы слышали, как идут настенные часы, ровно, без придыхания.
-Так же как Лелио? Вы так же избавитесь от меня, как от него? Я так же Вам «наскучу»? Я не хочу этого дожидаться
Четко, жестко, так можно говорить открыто и бесцеремонно только в молодости. Я усмехнулся:
-Однако ж Дезире тебя неплохо просветил. И? Это старые грехи юности, не более того, это произошло 20 лет назад, людям свойственно меняться, Ирис. Это не причина для того, чтобы уходить из Консерватории.
-Вы правы, это только подкрепило мое решение…расстаться с Вами…
Мне стало смешно, я нетерпеливо передернул плечами
-А вот это уже интересно…-но она мне не дала продолжить, со всей силой хлопнув кулаком по роялю, и он ответил ей, зазвенев и заурчав, часы же продолжали идти ровно
-Хватит!!! Разве Вы мой Учитель?! Вы когда-нибудь спрашивали меня, как я живу?! Есть ли у меня семья и родственники?! Есть ли друзья?! Люблю ли я кого-нибудь?! Вы когда-нибудь смотрели мне в глаза? Нет, Вы наблюдали только за моими руками, Вы, именно Вы поместили меня в свой мир, застеклили, и не даете выбраться. Вы никогда мне не рассказываете об обычной жизни, какая она на самом деле, если я спрашиваю совета, то только у Вашего друга Пьетро…Мне даже в голову не приходит спросить Вас о чем-то таком, потому что я знаю! Знаю! - она особенно прокричала это, - Вы ответите мне ядовитой насмешкой, Вы ничего не воспринимаете всерьез, все Ваши суждения о жизни и людях пропитаны ядом равнодушия, сомнений, презрительной и снисходительной жалости, от которой в дрожь бросает! Вы воспринимаете только искусство, Музыку, но она не существует сама по себе, в отрыве от музыканта! От его чувств, переживаний, от его болезней, горя или радости, в конце концов, - она задыхалась, крупные слезы стекали по ее щекам, волосы разметались, - в этот момент она была похожа на Медею
Я не пытался ее успокаивать, я молчал и слушал
-А Лелио…Вы называете это грехом юности? Это грех жизни…это убийство!
Я встал и подошел к окну, мне стало скучно, я все это когда-то слышал:
-Простительно осуждать других, когда ты так молода Ирис…потом это будет звучать как оскорбление, затем и вовсе будет нести ханжеством, в этом состоит фарс жизни и ее трагедия. Праведные и справедливые так скоры на суд…
-Я не нуждаюсь в Ваших рассуждениях, я ухожу
Тут я потерял терпение
-Черт, Ирис! Почему женщины стремятся видеть все в черном цвете? Почему вы, раз услышав дурное о человеке, пытаетесь его очернить, забыть все хорошее, что он сделал? Почему мыслите так нелогично? Да и что ты знаешь о наших отношениях с Лелио? Только со слов Дезире? Я не знаю, что он там тебе наговорил, но мы с ним враги! Послушай, - я с силой схватил ее за плечи, - разве этот год был так плох для тебя?! Разве ты ничему не научилась?! Разве ты не открыла для себя новый мир? Почему ты тогда вернулась? Ирис, не мне…
Ее губы скривились
- Отпустите меня, Вы опять мне лжете…Дезире Вас ненавидит из-за женщины по имени Камилла, разве не Вы виновны в ее смерти? Все, чего Вы касаетесь, пропитывается Вашим ядом и погибает. Я вернулась, потому что не могу ТАК уйти, потому что я от Вас завишу! И этот мир был не моим, он Ваш, я в нем застряла! Я Вас ненавижу!
Она с такой силой прокричала, что я вздрогнул и ослабил хватку, Ирис вырвалась и убежала, хлопнув дверью.
Я взглянул на часы…
Они шли равнодушно и ровно.
Я не спал всю ночь, курил и думал, что все это могло быть…в уход Ирис я не верил. Действительно, это было похоже на детскую истерику безо всяких веских доводов и доказательств. В конце концов, все наладится, я просто не могу без Ирис, когда она успокоится, я поговорю с ней…Хуже было другое, Дезире… Я не мог вызвать его на дуэль, это было бы достойно тупых романтических героев, идти на верную смерть. Я достал перстень… «Без мучений, значит? Ну, хорошо…я тебя отправлю без мучений…».

Утром, в Консерватории, перед приходом Пьетро, я опять попытался поговорить с Ирис. Она была спокойна и даже как-то радостна, голос звучал твердо:
-Маэстро, я действительно была слишком резка вчера, простите меня. Благодаря Вам я могу понимать, слышать и ощущать Музыку в полной мере, но мое решение не изменилось, граф Дезире М. пригласил меня на целый сезон в Японию, я уезжаю завтра.
И тут я осознал, вернее всем моим существом ощутил, что я действительно теряю ее, я почувствовал страшную боль в груди, в глазах потемнело, свело скулы. Я спросил тихо и глухо:
-Дезире в городе?
-Нет, он еще вчера уехал
И она начала разыгрываться
 В голове у меня помутилось от бешенства, боли и горечи…весь день я был как в чаду, Пьетро это заметил, и спросил, что со мной, однако я сослался на головную боль и до вечера без дела слонялся по городу, и только одна мысль сверлила мой воспаленный мозг- Ирис, ты не можешь меня бросить, просто не можешь, это невозможно…

Вечером, я забежал в артистическую, «Ты опаздываешь,»- недовольно проворчал Пьетро, до концерта только минут десять». Я взглянул на Ирис, как она была прекрасна! Золотисто-каштановые волосы убраны в греческий узел, пурпурное бархатное платье открывало грациозную шею и восхитительные руки, никаких украшений, только тонкая нитка жемчуга. Она улыбнулась мне, раздался третий звонок и она вышла, оставив еле уловимый аромат свежескошенной травы и полевых цветов. «Поспеши в зал»,- шепнул Пьетро, и я остался один в комнате и опустился без сил на табурет перед роялем
Взгляд мой упал на хрустальный графин с водой, да, точно…Ирис всегда много пьет воды во время концертов, но почему я думаю об этом? «Ты ее теряешь, - кто-то сказал мне, она исчезнет из твоей жизни, навсегда..»
-Навсегда, - повторили зеркала
-Навсегда, - вздохнул рояль
-Навсегда, - пропел ветер в открытом окне
Я не помню, как я это сделал, я вытащил маленькое сердечко из двух половинок, предназначенное для Дезире, разделил их и растворил белую в воде.

Я не помню, как играла Ирис, я слушал опять ту же фантазию, мою любимую Фантазию, но не чувствовал ничего, я как бы окаменел. Все, что происходило в зале, перестало интересовать меня, я более не восхищался, не радовался, не слышал и не слушал более Музыку, но я ощущал, что скинул что-то тяжелое со своих плеч, от чего-то освободился…
Я спокойно и холодно наблюдал, как Ирис пьет воду, я так же спокойно поздравлял ее с успехом, но это как бы делал совсем другой человек, только не я, Я- мое ощущение «Я» пропало, растворилось, умерло…

Ирис не стало через несколько дней, врачи так и не смогли поставить диагноз, предполагали внезапный инфаркт или что-то вроде этого, хотя какой инфаркт в 19 лет? Похороны, яркое солнце, тюльпаны и лилии, толпа людей, фальшивые соболезнования от моих коллег- все это было как во сне, моя душа смолкла. Я не чувствовал ни сожалений, ни раскаяния, ни грусти, в тот момент меня волновало куда больше состояние Пьетро. Примерно в то же время он попал в больницу со странными симптомами, и со дня на день ему становилось все хуже и хуже…

Тонкое лицо, серые глубокие глаза, обметанные почти белые губы, резкие и четкие очертания скул, мучительный кашель с кровью…
Я сидел напротив и смотрел на него, пытаясь себя уверить в том, что этот умирающий человек – мой Друг, Пьетро. Пьетро, который улыбался и пытался утешить меня, особенный свет этих глаз потух и теперь это был нездоровый и глянцевый блеск.
-Ты знаешь, они говорят, что у меня туберкулез,- он хохотнул, при этом на губах выступила кровь, - но разве при туберкулезе теряют зрение? Я почти не вижу тебя…я вот думаю, как ты будешь один? Послушай, - хриплый голос стал глуше, - я давно хотел сказать это…постарайся отпустить Ирис, не держи ее…она гений, она должна быть свободна..
-Да, конечно, не думай об этом, главное, чтобы ты выздоровел поскорее
Бедный Пьетро, это было слишком поздно, как хорошо, что ты ничего не знаешь…
Он помолчал, теребя простыни:
-Знаешь, я ведь никогда не болел…Так странно, все началось после того концерта, может вода была слишком холодная? И я подцепил заразу?
-Вода?,- я поверить не мог, нет, это не может быть! Вода?- машинально повторил я
-А…перед вторым отделением мне так захотелось пить, что я попросил Ирис отлить мне немного в стакан из графина…Такое со мной в первый раз…Но зачем я тебе говорю такие подробности? Ты ж наверное и ничего не помнишь…Глупо, правда? Я помню, что вкус у нее был какой-то сладковатый..
Он виновато улыбнулся и закрыл глаза
Я до сих пор, переживая эти недавние дни, не могу придти в себя, я молил врачей спасти Пьетро, я не спал и не ел, я совершенно обезумел, я целыми днями просиживал около постели своего друга. Но дни его были сочтены, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее он слабел, совсем потерял зрение, кровавый мучительный кашель его не отпускал, но при этом Пьетро продолжал улыбаться и даже имел надежду на выздоровление. В последнюю ночь он позвал меня:
-Ты здесь? Как жаль, что я не вижу тебя…знаешь…я, наверное, плачу сейчас за свою легкомысленную и беззаботную жизнь…Я так был нечестен с людьми, и особенно с тобой…мне надо было тебе столько сказать, а вот сейчас не могу…очень трудно…говорить…Прости меня, мне надо было предвидеть, что произойдет с Лелио…пожалуйста, постарайся …отпустить…Ирис…ведь ты…
Он приподнялся, невидящие глаза пытались увидеть меня, я сжал его исхудавшие пальцы, горло как бы свело, свело, если так можно выразиться, сердце…Оно превратилось в тяжелый комок, давящий мне на грудь и причинявший  боль, невыразимую боль, что мне хотелось кричать, вырвать этот комок, растоптать, но только избавиться от этой невыносимой боли. Я говорить не мог, испуская только хриплые стоны. Я сжимал и сжимал его холодные руки
-У тебя такие теплые руки…Ты всегда поддерживал меня, а я не смог предостеречь тебя от таких страшных ошибок…прости…друг…пожалуйста, присмотри за моими учениками…прости, я опять о чем-то прошу тебя…бедный, как же ты будешь один?

Сейчас я в сумасшедшем доме…Моя исповедь закончена, но я не хочу отдаваться на ваш суд, добрые и справедливые. Я заплатил дорогую цену, я потерял способность слышать и ощущать музыку. И я не могу жить дальше, не могу и не хочу, где моя половинка черного цвета, где мой заветный перстень? Завтра с этим холодным трупом вы найдете записки, страшные записки негодяя и преступника, но я не услышу уже ваших высоко-моралистических рассуждений, уж извините, комедия окончена…