Исповедь эмигрантки. глава 17 - Миллионер

Время шло. В пятницу Альбина решила взять меня с собою на рынок. Тогда она работала, между нами девочками говоря «у деда Вани», а точнее, у  «кирие»  (пер. с гр. - «господин»)Яни. По её словам, это был неплохой человек. Ему уже было под восемьдесят, а он ещё держался огурцом. И, действительно, когда я впервые увидела её хозяина, то он произвёл на меня хорошее впечатление. Настоящий грек: слегка тяжеловесная фигура, выше среднего роста – эдакий крепыш с пламенным горящим южным взглядом  и располагающей улыбкой. Не поверите: передо мной был миллионер, ну вот этого уж точно я бы о нём не сказала.

 Когда мы с Альбиной первый раз зашли в его квартиру, я была просто шокирована.
Три  небольшие комнаты выглядели более чем скромно. Мебель времён шестидесятых. Спальня, где собственно и проживал хозяин, имела, хоть и просторную для одного человека, но ничем не примечательную  кровать, старенькое трюмо и такой же допотопный шкаф, похожий на те, что обычно ставят у нас детям в детском саду. Несколько костюмов (пару приличных и обыденных), рубашки, штаны – всё уже требовало обновления, но Яниса устраивало, лишь бы было чистым. Альбина рассказывала, что ей приходилось даже штопать вещи, вплоть до ночной сорочки. Была ли это природная прижимистость деда или просто пора стариковского безразличия – того нам знать не дано.

Одна из комнат носила гордое звание гостиной, но теперь, вероятно, после смерти его супруги, пустовала, моя золовка лишь изредка протирала  там пыль. Стол, стулья и, по-моему,  невзрачный сервант с посудой – вот  и всё, что наполняло эту комнату, почему-то оттуда хотелось побыстрее выйти.

 В целом квартира  напоминала обыкновенную «хрущёвку», если бы  не кухня, отличавшаяся вытянутой  формой и несколько увеличенными размерами и терраса, составляющая самого светлого впечатления этого, с позволения сказать, дома миллионера.

 В кухне, которая по-гречески называется довольно забавно для нашего восприятия «кузина», стоял  довольно большой прямоугольный стол, покрытый традиционно белой скатертью с вышивкой по краю, накрытый стеклом, чтобы скатерть служила долго; кухонный гарнитур  скорее всего, помнит ещё дедушкину свадьбу. Рядом красовался вместительный холодильник, а у окна старенький телевизор. Зато, пройдя узким коридорчиком, отделяющим кухню от спальни, которую занимала Альбина, можно было попасть на просторную открытую террасу.

 Вдоль каменной кладки, обрамляющей её по периметру, располагались несколько тропических растений, создавая романтическое настроение, можно было встать на цыпочки и дотянуться до дерева, усыпанного небольшими плодами абрикосового цвета, кажется, на востоке его называют мушмулой. Тут же за каменным ограждением  розово-малиновым цвёл гранат.

Дышалось легко и свежо. На веранде удобно примостился столик, покрытый клеёнкой, которую Альбина хотела давно заменить свеженькой, но на её просьбу, выделить несколько  €, Янис махал рукой и отвечал, что клеёнка ещё сгодится. Пластиковые стулья были накрыты слегка потрёпанными матерчатыми седушками. Этот факт прижимистости деда слегка расстраивал Альбину. «Я бы, могла купить эти мелочи за свой счёт», –  сокрушалась она по этому поводу, – «но кто это оценит, его и так всё устраивает».

 Не верилось, что этот человек имеет свой пусть и небольшой, но всё же, сыроваренный заводик. Оба сына помогают отцу в делопроизводстве, но, не смотря на это кириэ Янис, находясь в таком преклонном возрасте, встаёт в пять утра. Идёт на кухню, сам варит себе чашечку кофейку, не тревожа Альбину, завтракает и отправляется на службу. На обед приходит в четырнадцать часов. Альбина подаёт ему лекарство и пепельницу (весёленькое сочетание!), затем накрывает на стол.