Сидя на берегу реки

Она оказалась садюгой, самой настоящей!  Когда я вышла из кабинета, во мне кипела злость. Даже нет, - кипела самая настоящая злоба. Я прикидывала, что и как могла  бы ответить. Но потом немного успокоилась и поняла, что ответила абсолютно правильно, и не накормила эту тварь моими страхами и слезами. Уже отойдя от кабинета, я вернулась к нему и уточнила по табличке на двери, что приём ведёт Инна Ошеровна.

Эта была молодая докторица, едва ли достигшая 30-летнего рубежа, здоровая кобылица, прямо «кровь с молоком». Я точно не знаю, что значат эти молоко и кровь, но при виде  докторицинова  лица и всей стати, на ум приходило именно это словосочетание. Светленькая, с кудряшками из-под несвежей шапочки, она, едва глянув на мои руки, стала заполнять карточку. А когда я спросила…
Да, на мой вопрос Инна Ошеровна встрепенулась и с очень явным удовольствием, переходящим в восторг, заговорила весело и оживлённо:
- Это значит, что ваши ручки вот так вот скрючатся, - она показала когтистую, до предела согнутую лапу, -  вы не сможете разгибать пальчики, сгибать тоже не сможете.
Она излучала веселье и зорко наблюдала за моей реакцией. Я молчала, и она добавила:
- Можно на позднем этапе сделать операцию, но это поможет ненадолго, её надо повторять, - она перелистнула  мою карточку, - впрочем, в вашем случае операция едва ли будет возможной.

Она по-прежнему ждала моей реакции.  Да вот только я не люблю показывать свои эмоции, даже близким людям.  У меня такая установка: «Со мной всё прекрасно!». Не американская, другая.  Когда болеешь с детства, привыкаешь беречь близких и не грузить их своими проблемами.
Потому я улыбнулась в ответ этой девахе и сообщила:
- Знаете, доктор, до этого вот, что вы говорите,  ещё дожить надо.
Доктор застыла в улыбке и приподняла брови.
- Знаете, как оно бывает, - продолжила я невозмутимо, тоже улыбаясь,- сделаешь себе шикарные челюсти, а через месяц помрёшь, как моя подруга. Страшно вспомнить, сколько она в свой рот вложила денег, - тут я похихикала над невольным каламбуром,-  Так что вы не расстраивайтесь, с моим букетом болячек до вот этих вот ручек, что вы мне изобразили, ещё дожить надо. А я помереть могу гораздо раньше.
Я опять улыбнулась:
- Все там будем, я и так отбываю здесь лишнее.
Докторица поскучнела и как-то посерела: блеск исчез с её лица. Но дальше она уже ничего не изображала, и я вывалилась из её кабинета, кипя злобой, но внешне абсолютно спокойная. Хотя сильно хотелось плакать, и ещё было чувство страха и беспомощности.
 «Интересно, - думала я по пути домой, - родилась она такой, или лично я чем-то ей насолила: одеждой, внешним видом, обручальным кольцом? Или такими становятся в процессе работы, но прочие врачи умело маскируются?" Загадка.
«Ладно, - утешила я саму себя, - ведь и впрямь можно не дожить, так чего тревожиться?»

Уже совсем успокоившись, к вечеру, я рассказала о своём визите мужу и маме. Мама удивилась:
- Инна Ошеровна? Такая приятная, всегда всё объяснит, участливая! Странно как, никогда бы не подумала.
Муж отреагировал ожидаемо:
- Ну, хочешь, ей ноги переломают?
Я засмеялась, потому что люблю чёрный юмор, а предложение было вполне серьёзным, и мне стало смешно от возникшей в сознании картинки, как Инне Ошеровне, этой здоровой молодухе, ломают ноги. Это ж, какие нужны мужики? Или они ломать будут с приспособлениями, а не голыми руками? Отсмеявшись, я успокоила мужа, что живу я здесь и сейчас, и вот будет проблема – тогда и буду о ней думать. Ещё дожить надо. В этом муж был со мною полностью согласен.

В принципе, от врачей я стараюсь держаться подальше. А тут наступил приятный период, когда посещать никого было не надо, разве что для собственного удовольствия.
Но я же не мазохистка, чтобы ходить в места, неприятные мне, а поликлиника всегда была местом неприятным.
Потому я сидела дома.

Я сидела дома и тогда, когда в переулке, совсем близко, раздался визг тормозов, и, чуть позже, крики. Я как раз сидела у окна со старшей кошкой. Прямо под окнами у нас – детская площадка и всегда есть на что посмотреть, так что мы глазели на малышню. А переулок идёт чуть дальше, за деревьями, и потому виден не весь.
Я заволновалась, - мама как раз вышла в магазин, а в переулке, за площадкой, скапливалась небольшая толпа. И явно, что так резко затормозивший автомобиль был ни в чём не повинен: он благополучно отъехал, и никто из кучки собравшихся не препятствовал ему и вослед не кричал.  Люди всё не расходились, и я уже сильно заинтересовалась, что же там такое происходит. Ждать пришлось недолго: подъехала машина скорой, у нас совсем рядом их станция. Белые халаты суетились на уровне земли, заслоняемые стоящими, - вокруг тела, как я поняла. Потом белые халаты быстро погрузились обратно в машину и уехали. Народ начал расходиться, а вот тело – уже отчётливо видимое, - оно продолжало лежать, и вскоре возле него притормозил милицейский козёл. И вот милицейская форма смешалась с жалкими остатками очевидцев и зевак.
Кошке надоело сидеть на подоконнике, и она ушла, а я смотрела, как через детскую площадку, как раз от остатков толпы, от козла, идёт моя мама.

Прямо с порога она эмоционально воскликнула:
- Ну ты представляешь!
Я ничего не представляла, потому что не видела – что там случилось. И мама мне объяснила:
- Это в комедиях и в анекдотах поскальзываются на банановой кожуре?  Арбузные корки ещё иногда. Вот помнишь, у Бидсрупа…
Я помнила, как у Бидструпа.
- Так представляешь, она шла, и поскользнулась вот так классически на банановой кожуре! И упала! И головой так неудачно, прямо о поребрик!  Потому и машина визжала, слышала?  Потому что на проезжей части упала. Но машина на неё не наехала, далеко остановилась. А она – на месте умерла, - из скорой сказали: "перелом основания свода черепа".
- Да…. – задумчиво протянула я, глядя в окно с новым интересом, - вот и пришёл чей-то срок.
- Я не сказала? – встрепенулась мама, - это же хирург наша, Инна Ошеровна, представляешь? Такая молодая и здоровая!

Я хмыкнула. Я вообще не отличаюсь сантиментами. Надо же, всего-то два года прошло, и ручки мои ещё гнутся.
Я вспомнила, что если долго сидеть на берегу реки, то рано или поздно труп твоего врага проплывёт мимо.
Я пошла налить себе кофе, потом устроилась поудобнее, чтобы спокойно дождаться труповозку и посмотреть, сидя  у окна, как труп моего врача провезут мимо.