Портрет композитора 9 глава

Уфа, XXI век
Чудеса! И ведь кому рассказать – не поверят! Сам Мусоргский к нему заявился! Преображенский плюхнулся на диван. Невероятно! Создатель “Хованщины” и бессмертных “Картинок с выставки” ходил по мастерской, запросто, по-приятельски беседовал, чаю просил с вином. И исчез. Никому теперь ничего не докажешь. И рисунок исчез. Тот самый, его студенческая работа. А картон остался. Но он чист и притом необыкновенно белой, удивительной чистоты. Не серой, скучной чистоты, каким обычно бывает старый, залежавшийся картон, а именно белой. Вот это совершенно непонятно!
Размышления художника прервал дверной звонок. Ну вот, теперь Соне объясняй, куда делся Мусорский. Разумеется, она не поверит. Преображенский вздохнул и пошел открывать.
- Ты как? Температуру мерил? – на пороге выросла Софья, целуя Преображенского в щеку и прикладывая ладонь ко лбу. – Лоб холодный.
- А какой он еще должен быть?
- Ты помнишь, что мне нес по мобильному? Признавайся, что пил? - Софья скользнула в мастерскую.
- Да не пил я ничего, - ответил Преображенский, закрывая за девушкой дверь. - Проснулся, а тут он.
- Кто? – Софья подошла к столу и стала отстукивать по нему пальцами.
- Как кто? Ты что, разыгрываешь меня? Мусоргский, - вскричал Преображенский. – И перестань стучать!
- Как скажешь, – Софья пожала плечами и отошла от стола. – Ну, и где он, твой Мусоргский? Показывай, где спрятал. Ау, Мусоргский! Модест Петрович!
- Слушай, зачем ты пришла? У меня и так голова кругом идет.
- Проверить пришла, все ли с тобой в порядке. Вдруг с тобой что случилось?
- Да что со мной может случиться! Вот только Мусоргский приходил. И все, больше ничего.
- Опять этот Мусоргский! – всплеснула руками Софья. Ну, что с ним делать? Ничего эти художники, кроме своих картин, не видят!
- Садись и слушай, - Преображенский усадил Софью на диван. – Смотри, - он указал рукой на стену, где висел картон, - вот здесь висел рисунок, моя ученическая копия с портрета Репина Мусоргский. А сейчас белый лист. То есть на нем ничего нет. Полчаса назад был, а сейчас нет. Въезжаешь?
- Какой рисунок? Я вижу только пустой картон, - Софья наморщила лоб. - Мусоргский, что ли, был нарисован на этом картоне?
- Ну, конечно! Был и пропал. Ну, слава Богу, поняла.
- А что ты тогда нес про живого Мусоргского, раз он был нарисованный?
- Был и живой и нарисованный. Пропали оба.
- Ты меня вконец запутал, ничего я не поняла. Я сейчас поставлю чайник, и ты еще раз расскажешь мне все с самого начала.
- Не до чая мне, Соня, – взмолился Преображенский. – Здесь такое произошло, а ты - чай!
- Сиди и жди, ничего не говори.

Как объяснить Софье, что все произошло на самом деле? Как доказать ей, что Мусоргский был здесь, в этой мастерской! Не приснилось же это ему, в конце концов! Он все видел своими глазами! Композитор ходил по мастерской, размахивал руками, просил чаю с вином. Было это, все было! И никто ему не докажет, что этого не было! И портрет был, нарисованный на куске картона, и Мусоргский был. Не сошел же он с ума!?

- Алеша, что с тобой? Врача вызвать?
Над лежащим в задумчивости Преображенским склонилась Софья.
- Какого врача? Думай, что говоришь, - художник вскочил, словно ужаленный. - Иди домой, я сам во всем разберусь. Иди.
- А чай? Я заварила чай. Будешь пить?
- Какой чай? Потом, все потом…
- Значит, отказываешься? – Софья решительно встала и пошла к выходу, перед дверью остановилась. – Ну, как знаешь. Тогда я пойду. Ничего другого ведь мне не остается. А напрашиваться я не люблю. Не в моих принципах. Все, пока.
- Пока, - отозвался Преображенский.
Стукнула входная дверь, художник зажал руками голову и повалился на диван.