Сказка гл. 3. раздел 5. попытка к бегству в никуда

РАЗДЕЛ 5. ПОПЫТКА К БЕГСТВУ В НИКУДА

  Правление антинародного режима затянулось. Как я ни увиливал от выполнения своего дьявольского долга, а подписывать важные государственные указы время от времени все-таки приходилось. Мои советники, министры и все ближайшее окружение денно и нощно бубнили мне о преимуществах правления денежного мешка над авторитарными методами администрирования, постоянно подсовывая на высочайшую подпись гнусные бумажки правительственных постановлений и идиотских законов. Как мог, я увиливал от всего этого, перманентно пребывая в невменяемом состоянии, но они смастерили мое факсимиле, и научились мастерски им пользоваться. В редкие минуты протрезвления я лихорадочно обдумывал, как бежать отсюда, куда глаза глядят, но вскоре сообразил, что личная президентская охрана, по существу, выполняет функции надзирателей, или конвоиров, так что любой мой шаг в сторону не мог остаться незамеченным. Господи, помоги! А каждый вечер два дюжих молодца с характерными красными физиономиями вампиров  толкали меня мордой в корыто с народной кровью, и меня спасала лишь естественная рвотная реакция. Когда кровососам надоело переводить ни на что ценное лакомство, вашего покорного слугу оставили, наконец, в покое. Однажды мне как будто показалось, что внутренний голос прошептал:
- Терпи, старикашка, очень скоро представится случай. Смотри, не зевай!
   С этой минуты я внутренне напрягся и даже пить перестал. Незаметно выливая содержимое бесчисленных  кубков, фужеров и стаканов  мимо пасти, я ухитрялся оставаться трезвым в любой ситуации, даже в разгар лукулловых и валтасаровых пирушек.
  Время шло, и, как оказалось, в крайне нужном для меня направлении. Мутная волна деградации, затопив нашу страну выше крыши, перетекла в соседние государства, откуда и шли указания нашим коллаборационистам и компрадорам. Разложение, коснувшееся их так называемый “средний класс” произошло почти мгновенно и имело самые тяжелые для негодяев последствия. Анархия охватила еще вчера самодовольные общества; в мутных волнах вседозволенности и цинизма захлебывались самые могущественные и богатые страны. Им стало не до нас, так что напор со стороны Запада не то, что ослаб, а вообще прекратился. Наши же бездари олигархи, привыкшие действовать по команде из-за рубежа, растерялись, окончательно утратили человеческий облик и круглыми сутками выясняли отношения между собой, периодически пожирая слабейших, а иногда, по ошибке, и самых тучных китов капитализма. Ситуация полной неразберихи и фактического безвластия не могла не отразиться и на состоянии дел в правительстве, силовых структурах, и даже в узком кругу правящей верхушки. Я стал замечать, что моя охрана лыка не вяжет, забывает запирать парадное, а про потайные выходы никто уже и не помнил. И как-то вечером я решился.
- Схожу-ка в сауну, - небрежно сказал я паре дюжих мордоворотов, ни на секунду не выпускавших меня из поля зрения. -  Попаримся, понимаешь, примем сто грамм, споем “Калинку”… вы как, со мной?
      Заданный   вопрос был, конечно же, не столько риторическим, сколько провокационным. Куда бы им от меня деться, бездельникам?! Пошатываясь, секьюрити поплелись за мной в баню. Один из них занял позицию на стуле у входа, другой бесцеремонно ввалился за мной в предбанник.
- Для вашей же безопасности, господин президент, - еле вымолвил он заплетающимся языком. Я молча кивнул, неторопливо стягивая через голову какую-то умопомрачительно дорогую рубашку. Раздался храп. Разморенный жаром сауны, сей верный страж повис на спинке стула, как пиджак. Пора, Парамон!
Набрав полный тазик горячей воды, я неторопливо подошел к конвоиру, и огрел его двадцатикилограммовым снарядом по  башке.  Он молча рухнул на кафельный пол, для надежности приложившись об него лбом. Я вновь набрал воды в свою спасительную шайку и осторожно выглянул в приоткрытую дверь. Второй цепной пес храпел так, что стул под ним подпрыгивал в такт присвистов. Получай!
Одевшись, я на цыпочках прокрался в вестибюль, где мирно дремал охранник у входа, а в караульном помещении  азартно резались в карты пьяные, но все еще опасные надзиратели. Вырубив вахтера табуреткой, я захлопнул караулку и запер ее на все засовы. Отдыхайте, церберы, но без меня!
  Переодевшись в какие-то лохмотья, я умудрился почти незамеченным покинуть столицу. Лишь на самой окраине мне дали в рыло случайные прохожие, кричащие:
- Это же Борька! Двинь ему по сопатке, Вася! Врежь ему, Кирилл!
Но били непрофессионально, и мне удалось оторваться от преследователей. Я бежал куда-то в сторону канадской границы, продираясь сквозь кусты,  по просекам и глухому лесу, пролезая под оградами, за сто верст обходя магистральные дороги, милицейские блокпосты и пункты охраны общественного порядка. Повсюду был объявлен розыск исчезнувшего главы государства, так что схватить могли в любой деревне, соблазнившись гигантской наградой.
   Как-то раз, где-то в южной Сибири, пробираясь огородами, я решил сделать привал. Место было совершенно глухое, вдали от крупных населенных пунктов, так что погони тут опасаться, как будто, не приходилось. Скорее всего, это был хутор староверов, которые и сами власть не очень-то любили. Так что фискалам сюда соваться не было никакого резона. Укрывшись в густом бурьяне, я наспех соорудил что-то среднее между землянкой и шалашом, выкопал на огороде полведра спелой картошки, и, разведя костер в самом укромно уголке тайги, испек этот дар волхвов (если староверов можно приравнять к волхвам). Наспех наглотавшись картошки, я пополз с остатками еды в свое укрытие, старясь не высовывать носу на поверхность. Трава здесь была высока, так что никакой случайный прохожий ничего бы не заметил. И вдруг мой череп столкнулся с каким-то невероятно твердым препятствием. Подняв голову, я встретился глазами с тяжелым взглядом Мефистофеля. Он оторопело уставился на меня, и загробным басом произнес:
- Вот так сюрприз! Встретить свое начальство в таких дебрях! Здравствуй, Борис, или Парамон, как там тебя? Как поживаешь, скотина?
- Не твоего это ума дела, старый черт, - огрызнулся я, - следуй, куда шел, не задерживайся. И без тебя тошно.
- Знаю, - кротко ответил  знаменитый благодаря  гению Гете демон, - но позволь задать тебе пару вопросов!
   Я только плечами пождал: куда, мол, от тебя деться! Спрашивай, только поскорее.
- Ты, случайно, не знаешь, сколько наших полегло в той битве?
- Нет! Думал, что никто не уцелел, а вот на тебе!
- А Князь-то наш жив?
- Увы! Он нашел бесславную кончину в желудке у Азазелла… вернее, в какой-нибудь канализационной системе.
- Ты так не шути, - оскорбился Мефистофель, - все-таки это был наш вождь и учитель. Скотина этот Дух! Снимем же шапки, склоняясь перед черной памятью почившего в никуда Сатаны, и помянем его тихой нецензурной бранью!
И забормотал что-то инфернальное на всех языках мира. Тут возникли вопросы и у меня.
- А ты не в курсе, товарищ, что сейчас творится в мире? Кто сейчас в царстве Зла за главного, скажем так, И.О.?
- Отчего не знать, знаю, - угрюмо отозвался Мефистофель, - все тот же дражайший Дух. Он по жизни садист, так что таких дел наворочает! Может быть, двинем вдвоем куда-нибудь на юг? Вдвоем веселее дорожка…
- Нет, в таком случае мы становимся слишком уж приметной парой. Мы пойдем другим путем, так что разойдемся по-хорошему. Я тебя не видел, ты меня – тоже.
  И мы расстались. Я брел по осенней тайге, рассеянно собирая осыпающуюся голубику. Брусника тоже созрела, так что можно было вдоволь запастись витаминами. После режима непрерывного запоя, обжорства и  совершения государственных преступлений в особо крупных размерах, хотелось немного придти в человеческий вид. Дорогу перегородил густой кустарник, и пришлось продираться через него, как медведю. И тут сзади отчетливо послышался быстро приближающийся треск сучьев под чьими-то тяжелыми стопами. Погоня!
Я бросился бежать, как ошпаренный. Возвращаться в столицу не было ни малейшего резона. Неумолимый преследователь не отставал ни на шаг, шумно продираясь сквозь ивняк, ольховник и  кедровый стланик. Я запыхался, но темпа не сбавил. Врешь, не возьмешь, кто бы ты ни был!
Впереди виднелся прогал, должно быть, просека.
- Сейчас, - мелькнуло в голове, - перебегу его, да и нырну вон в тот бурелом. Оттуда и поглядим, кто это нас преследует!
  Затаившись в валежнике, я со страхом вглядывался в приближающуюся фигуру. И на просеке появился… сам Бог!
- Парамоша, - позвал он, - и куда ж ты запропастился? Все равно ведь поймаю! Вылезай, растяпа!
Но я лежал, затаив дыхание, а лезть в бурелом Богу явно не хотелось.
- Ну и валяйся тут, сколько влезет, - обиженно произнес Господь, - буду я свою плащаницу в буреломе рвать! Очень мне это нужно! Смотри, как бы пожалеть не пришлось!
И тяжелая поступь Рока стихла вдалеке. И тут оттуда послышался Глас Божий:
- Господа волки! Ко мне!
Послышался волчий вой, леденящий кровь. На зов Господа сквозь тайгу летели десятки серых хищников.
- Кто тут у вас за старшего? – звучал глас божий.
- Ну, я, - взвыл какой-то волчище.
- Боишься Бога?
- А как же тебя, батюшка, не бояться-то! Если не пошлешь нам пищу, то пропадем все, как один, сироты!
- Правильно делаешь! Сколько волков в твоем распоряжении?
- Было вообще-то шестьдесят один, но одного вчера охотнички уложили…
- Ну и ладно! Он уже в волчьем раю. Слушай внимательно: требуется окружить и загнать на дерево одного бездельника, по имени Парамон.  Приметы…
  Я ринулся через бурелом с утроенной скоростью. От волчьей стаи даже лосям не всегда удавалось уйти! А сзади уже слышался нарастающий вой.
- У-у-у! Окружай его, загоняй, братва!
И я решительно повернулся лицом к преследователям. Волки, приблизившись метров на пять, стояли в нерешительности, поджав хвосты. И тут на меня накатило. Наверное, святые апостолы не проявили того красноречия в своей агитационной работе, какое удалось продемонстрировать тогда мне.
- Жили вы в грехе, губя свои волчьи души, не ведая истины, - кричал я в исступлении, - но теперь у вас появилась уникальная возможность спастись! Великий волчий аллах трепетно ждет неофитов, так что  вы еще можете попасть в рай с волчицами-гуриями, изобилующий дичью и логовами. Кайтесь же, принесите мне клятву верности, а затем я свершу обряд причащения.
   Волки, словно загипнотизированные, послушно взвыли, раскаиваясь в своих бесчисленных преступлениях,  а затем позволили совершить над собой ряд манипуляций. Каждого из них я высек, причастил волчьей ягодой, а затем произнес сакральную фразу:
- Прими же, великий собачий аллах, пополнение!
В конце процедуры стая хором взвыла, вознося молитву-вой своему небесному повелителю, а затем затрусила в свои логова. Я был спасен.
   В тайге с каждым днем становилось все холоднее. По утрам основательно подмерзала почва, так что пора было выходить к какому-нибудь жилью. Как-то раз, почувствовав явственный запах дыма, я решительно пошел по направлению к селу, или хутору. К моей радости, искомым объектом оказалась избушка лесника, без лишних вопросов впустившего одинокого странника на ночлег. В доме был работающий радиоприемник, к тому же ухитрявшийся принимать первую программу государственного радиовещания. Я рассеянно слушал вечерние новости, легкую музыку, - словом, наслаждался преимуществами цивилизации. Внезапно взволнованный голос диктора объявил:
- Дорогие товарищи и господа, леди, мисс, миссис и фрау!  Передаем чрезвычайное сообщение. Через пять минут в прямом эфире выступит Бог!
Я навострил уши. Такого еще не было в истории человечества!
- Дорогие товарищи и уважаемые господа! – прозвучал столь знакомый мне Глас Божий. – Внимайте Господу, больше такой возможности может и не представиться! Слушайте же, города и села, хутора и промышленные предприятия, офисы и подпольные мастерские! Грядет вскоре царствие мое, потерпите, уже недолго осталось. А теперь персональное сообщение. Слушай, Парамон! Ума не приложу, как тебе удалось уйти от волчьей стаи? Но не будем больше о грустном;  есть к тебе предложение. Как вам уже стало недавно известно, место князя Тьмы сейчас занимает Азазелл, а одному ему не управиться. Глуп он, что ни говори. Ничего не умея и не понимая, он в полной растерянности запил, и ничто не может вывести негодяя из запоя. Так что твоя помощь не помешала бы. Предлагаю тебе пост в его правительстве – министр культуры и науки. Духу не помешало бы поумнеть, да и манер приличных набраться. Ты подумай, прежде чем отказаться. Завтра с ответом в письменной форме явишься в овраг за околицей.
И радио умолкло.
    Наутро я явился в тот самый овражек с запиской в кармане. Там было написано:
- Нет, не согласен! Мне бы пост министра финансов, тогда – пожалуйста. А так – нет. Парамон, твой смиренный раб
Как только я положил цидулку на пень, сверху загремел глас Всевышнего:
- Ну, ты и гусь! Министерство финансов ему подавай! А г… на лопате не желаете? Вот моя резолюция: уж коли ты такой гусак, то и твое наказание будет связано с этими птицами. Предстоящая каторга представляет собой  работу с хворостиной без сна и перерыва на обеды и ужины. Гусей у меня на Сатурне пасти будешь, бездельник! Подойди к дуплу самой толстой лиственницы,  там найдешь ступу с метлой; вот в этой посудине и полетишь на Сатурн. До встречи!
    Тем и закончилась попытка к бегству. Потянулись бесконечные дни и ночи птичьей каторги. Огромные  (со страуса) божьи гуси шипели, щипались, словно пассатижами, а уж как крыльями дрались – хуже, чем кони копытами. А приходилось гоняться за ними с жердью, заменяющей хворостину, и даже вступать в сражения с серебристой лисицей, больше смахивающей на нашего белого медведя, как по размерам, так и по скотскому норову. Иногда, гоня стадо мимо божьего терема, я слышал вдогонку:
- Ничего, стерпится, слюбится! Раз уж ты уцелел в мясорубках Апокалипсисов, то уж каких-то жалких гусей выпасешь без труда, если их, конечно, не утащит лисица. Терпи, каторжник!
Приходилось молча повиноваться. Бог есть Бог! Наконец, бесконечная рабочая вахта подошла к концу. Претерпев всевозможные посты и лишения, я готовился сдать кому-нибудь свои дурацкие полномочия.
  На Сатурне началась весна.  Днем таял аммиачно-метановый лед, с удвоенной силой завывали ужасные ураганы, которые Бог почему-то называл весенним ветерком. Я с тайным страхом следил за фазовыми переходами причудливой газовой смеси: и аммиак, и метан, как известно, были горючими газами. Как бы не рвануло как-нибудь от случайной искры! Тем более что Бог частенько покуривал на крылечке свою знаменитую трубку…
А тут  поступил долгожданный вызов от Господа. Та самая рация, которую Бог подарил мне в момент ведения последней войны с Сатаной, все это время оставалась со мной, но упорно молчала. И тут как заговорит!
- Заканчивай работы и убирайся на все четыре стороны, - строго произнес   Бог. – Выметайся с моего Сатурна, куда глаза глядят!
  Я задумался: с одной стороны, со сборами проблем не было никаких. Все мое было на мне – зипун, валенки, ушанка, и кисет в кармане. Вот разве что махорка подходила к концу, но где на Сатурне-то табаку взять? И куда теперь податься бедному перегрину?
  На Фобосе и Марсе  места мало, да и климат там, прямо скажем… а на нашем земном глобусе правил бал дурак Азазелл со товарищи, так что туда как-то не хотелось. Я подумал, подумал и решительно отправился к Богу с челобитной. Вопреки опасениям, он изволил меня выслушать. В рабочем кабинете Всевышнего играла небесная музыка; обстановка была какой-то торжественной и светлой.
- Господь, - промямлил я, - некуда мне податься. Я бы очень просил принять меня в состав твоей свиты, хоть дворником…
    Господь, попыхивая трубкой, внимательно выслушал просьбу. Затем он, стремительно вскочив, подлетел ко мне и огрел распятием по лбу.
- Это я  тебя так причастил, то есть включил в штат моей свиты, - пояснил он, - так что попросил бы не обижаться. Благословляю тебя, раб и сын мой Парамон, на ратные подвиги в моей резиденции. Отныне ты камер-юнкер моего двора. Обязанности: подметать коридоры и убирать птичий двор. По пятницам, потому что остальные дни заняты другими сотрудниками. С новым назначением тебя, Парамоша!
И я покинул божий бункер, сам не зная, рыдать или  пускаться в пляс. Что-то уже было в истории с этим злополучным камер-юнкерством, только не припомню, с кем и когда!
  В коридоре я невольно задержался в так называемом служебном, или лакейском предбаннике. Там было несколько небольших рабочих кабинетов, и ближайшая табличка гласила, что здесь принимает по таким-то вопросам с четырех до восьми святой Георгий, иди Жорж, если по-французски. Подумав с минуту, я вошел в открытую дверь.
- Я в курсе, - быстро шагнул мне навстречу Жорж, - так вас можно поздравить? Причастимся-ка по этому поводу!
   Он быстро вытащил из шкафа штоф нектара, пару коржиков и какие-то особые небесные пряники. Мы быстро все это прикончили, а затем завели разговор о всякой всячине. В кабинете Георгия плавали клубы табачного дыма: он явно раздобыл бог невесть, где божьего табачку, и теперь все время воровато оглядывался то в окно, то в приоткрытую дверь.
- Отсыпал, поди, тайком из господнего кисета, - сообразил я, - вот теперь и трясется, воитель!
  Я сидел в полудремотном состоянии в отличном апостольском кресле, обтянутом блестящей кожей то ли крокодила, то ли сказочного дракона Годзиллы. В моей руке вяло дымила полупотухшая сигара, и пепел сыпался в стакан с остатками нектара. Разговор свернулся к обычному бахвальству. Каждый из нас вспоминал, как безумно храбро сражался с солдатами Тьмы, сколько шайтанов уложил собственноручно… затем свернули на скользкую тему обсуждения божьих поступков, и единодушно пришли к выводу: пусть они и не понятны нам, неотесанным, зато Господу, как водится, угодны!
  На огонек забрел апостол Андрей и в напыщенных выражениях поздравил меня с назначением.
- Не бери ты в голову, душечка, - успокаивал он меня, - что твой пост кажется таким невысоким. Ничего, будет еще и на твоей улице праздник! Честным трудом можно ведь заработать и чин первозванного,  вот, как я, например!
- А мне кажется, - возразил я, -  что звания для пророка все-таки не самое главное!
- А что же тогда это самое “главное”?
- Не знаю, что и сказать! Вероятно, у каждого из нас есть свое “главное”, а для меня это – абсолютное знание, проникновение в суть вещей и процессов. Нет ничего выше Разума, ибо Бог, как мне представляется, есть его воплощение.
Тихо вошли апостол Бар-Толмей (тот самый Варфоломей, под сурдинку  празднования именин которого в Париже за ночь вырезали тысячи гугенотов) и евангелисты Иоанн и Лука.
- Опять благие вести принесли? – пошутил я, - да их и так знает наизусть весь христианский честной народ!
Георгий привычно полез в свой безразмерный шкаф, извлекая оттуда все новые и новые порции нектара. Благовестники степенно причастились и также поздравили меня с присвоением звания камер-юнкера.
  Очень скоро рабочий кабинет Жоржа был переполнен  небожителями, примчавшимися только для того, чтобы причаститься и пожать мне руку.
- Ну и ну, - думал я, - так отмечают пустяковое, в общем-то, событие, будто я – центр Мироздания! Шутники, однако, эти апостолы и серафимы!
А  вечер поздравлений как-то незаметно перешел в элементарное застолье. Сигаретный и трубочный дым валил так, что лиц нельзя было различить. Изрядно набравшиеся небожители вступали в яростный спор по каждому пустяку. Так, они стали вдруг выяснять, что же важнее – Бытие, или кладбище, то бишь Небытие? Слово за слово, стали распаляться. Наконец кто-то, кажется, Павел, вспылил и заехал в ухо оппоненту – Михаилу. Что тут началось!
  Серафимы рвали перья из крыльев противников, швырялись просфорами, били друг друга нагрудными крестами и яростно крестились да осеняли крестными знамениями оппонентов, словно те были нечистью. Вот так буднично и прозаично заканчивался спор на возвышенную тему, словно на всех затмение нашло.
  В разгар сражения рывком отворилась дверь, и голос Бога насмешливо, но сердито произнес:
- Это что тут за сборище! А ну-ка, разойтись всем, господа привидения!
   Все бросились, кто куда! Кирилл и Мефодий выскочили в открытую форточку, Марк, Иуда и знаменитая Марфа-Посадница присели с перепугу, а я даже шлепнулся на задницу. Ну, сейчас он нам задаст перцу! Бар-Толмей полез под лавку, столкнувшись там с Павлом, и все так и норовили расползтись, кто куда. Да не тут-то было!
- Стоять всем на месте! – прикрикнул он. – Сейчас поговорим о вашем постыдном поведении!
Наступило зловещее молчание. Бог стоял, слегка наклонив голову и, чуть-чуть прищурившись, недобро рассматривал нас а, как мне показалось, меня – в особенности. Затем, медленно чеканя слова, вымолвил:
- Какие из вас, к чертям собачьим, небожители? Бездельники, болтуны, содержимое скотомогильника!
   И влепил всем по хорошей затрещине. Мне вновь показалось, что мой подзатыльник был куда круче, чем стандартный шлепок по апостольским загривкам, но мало ли что кому кажется!
А Бог тем временем продолжал:
- За такие, с позволения сказать, “подвиги”, полагается канделябр. Но мы поступим следующим образом: всем предлагается отработать на великих стройках по паре лет. Есть возражения?
У нас хватило ума промолчать.
- Вот и славно, - отметил Бог, - похвальное смирение! На работу – шагом марш!
  Откуда-то вынырнули профосы-надзиратели. В их числе я узнал того самого грабителя с Аппиевой большой дороги. Похоже, что он тут был в чинах, потому что уверенно командовал конвоем (и нами, соответственно), и стал раза в три толще, чем был тогда, в начале второго века Новой Эры. Пинками и плетками-семихвостками нас погнали куда-то по азотно-метановым лужам, нагрузили бревнами да досками, и вскоре мы приступили к возведению какого-то грандиозного ристалища, или манежа.
- Пошевеливайтесь, канальи! – гремело откуда-то с неба. Я поднял голову: главный профос восседал на облаке, помахивая плетью.
Мы таскали доски с бревнами, пыхтя и обливаясь потом, хотя на Сатурне было градусов эдак минус сто пятьдесят. А зловредный конвоир продолжал выкрикивать с облака:
- Хватит перекуривать, замерзнете! Устали, поди? Ничего, до ужина придется потерпеть!
И тут подал голос Хомяк, оказывается, узнавший нашего мучителя:
- Совершенно верно, господин Вурдалак! Незачем на таком морозе прохлаждаться!
- Папаша Хомяк! – радостно завопил Вурдалак, спрыгнув с облака, - какая встреча! Бросай ты свой топор, садись за стол, сейчас угощу тебя, чем Бог послал! Причащайся, закусывай, как следует… как ты, вообще-то, поживаешь?
- Плохо! – с пафосом воскликнул старик, - ужасно!
- Кто посмел обидеть старика? – нахмурился Вурдалак. – Очень скоро ему придется об этом пожалеть!
- Бог меня обидел, а то кто же еще! – канючил Хомяк. – Взял, и как обухом по башке огрел, – назначил меня денщиком у дьявола Азазелла! Ты сам посуди, мосье Вампир: каково римскому папе сапоги черту чистить?
- Ладно, ладно, - растерянно бормотал Вурдалак, сообразивший, что ляпнул что-то не то, - ты закусывай, закусывай старче! Да, пути Господни неисповедимы, и уж если Бог что решил… у меня самого были такие случаи, – хуже не бывает! Как-то раз Бог меня даже в Ад упек, ей-богу! Но я все стерпел, и вышла вашему покорному слуге и рабу божьему полная амнистия.
- Ты, как вижу, у Бога теперь в высоких чинах? – поинтересовался Хомяк. И получил хвастливый ответ:
- Что-то вроде майора запаса! Видишь, мне выдали архангельскую шляпу, серафимские ботинки, даже штаны мне Бог вручил со своего плеча! Стол у меня теперь, как у вице-губернатора, райские птицы, павлины, свежий омуль, форель, осетринка! А уж насчет райских плодов, то они и вовсе как гарнир идут! У меня персональный рабочий кабинет в тереме божьем… мало того, мне серафимы ботинки чистят, вот так! Бог мне платит двадцать пять золотых в неделю, и еще дюжину штофов нектара в придачу. Хорошо пристроился, не так ли?
- Повезло тебе, толстому, - вздохнул Хомяк, - а мне – не особенно. Сам знаешь, каково прислуживать такому олуху, как Азазелл!
- А он, кстати, тоже здесь? – сообразил Вурдалак. -  Давай его сюда!
- Я тут не один, - откликнулся Дух, - с другом!
- Тащи сюда и своего дружка, - расщедрился начальник конвоя, - места хватит на всех!
  Так мы вчетвером собрались за праздничным столом. Остальные каторжники бросали на нас косые взгляды. Небось, при случае все Богу расскажут, не иначе!
- Хорошо устроился, - бросил Дух, - у тебя работа, словно курорт!
- Не совсем так, - пожаловался Вурдалак, - должность, что ни говори, нервная. И сечь провинившихся, и конвоировать каторжников… ни сна, ни покоя, аж до потери аппетита доходило!
- То-то и смотрю, что разъелся, как боров!
- Так это все нервное, - не растерялся Вурдалак, - когда переживаю, что-то приходится жевать, чтобы язвы не было. Вот и набрал этот чертов избыточный вес, черт бы его побрал! И не знаю, как от него теперь избавиться…
- Подсказать? – лениво протянул Дух. – Есть один радикальный способ!
- Да я на все готов, - заскулил Вурдалак, - а то ведь сам Бог меня стал жирным боровом ругать! Уволю, говорит!
- Поступим так, - командовал Дух, - сейчас мы с тобой поменяемся местами. Надевай это рубище, - протянул он полосатую униформу каторжника, - а мне давай свой мундир! Очень скоро сам себя не узнаешь. Помаши топором, да лопатой, потаскай доски, и вот ты уже в форме!
- Гениально! – просиял Вурдалак. -  Становись на капитанский мостик, Дух, а я поработаю по-стахановски! Прощайте, лишние пуды!
Так состоялось волшебное превращение начальника конвоя в каторжника, а  рядового заключенного Духа – в  надзиратели. И что тут началось!
- Господа небожители! – позвал Дух  надрывающихся серафимов, - прошу всех к столу! Вот этот господин выполнит за всех вас дневную норму! Угощайтесь всем, кому что нравится!
И обрушился на старательно перетаскивающего бревна Вурдалака:
- Шевелись поживее, скотина, выкопай яму сто на сто глубиной двадцать метров, перенеси вон тот штабель бревен! Не скулить! Бегом!
- Может быть, достаточно? – заскулил вспотевший Вурдалак, - как будто бы, уже похудел…
- Да ты и сбросил-то всего пару килограммов, - презрительно изрек Дух, - а надо бы пару центнеров! Без разговоров!
   И для большего эффекта выразительно огрел своего подопечного плетью. Вурдалак с утроенной энергией приступил к возведению трибун ристалища.
- Банкет продолжается! – весело выкрикнул Дух, - первый тост, конечно же, за Бога! Второй – тоже!
И пир на каторге продолжился. В разгар веселья прогремел гром, и гневный Глас Божий воскликнул:
- Это что  еще за анархия? Почему увиливаете от работы, канальи?
- А, Господь! – пьяно заулыбался Дух. – Присаживайся к столу! Михаил, наливай штрафную Господу нашему!
  Бог рассеянно принял кубок из рук святого Майкла, машинально его осушил. И как-то невпопад заметил:
- Вот я сейчас подумал, что  формулировка “око за око, зуб за зуб” несколько устарела, коллеги. Иногда это слишком жестоко, но, чаще всего, отдает беспредельным и бессмысленным гуманизмом. Кое-кому следует не зубы вышибать, а голову оторвать, истинно говорю!  Степень вины в каждом конкретном случае, и  наказание могу определять только я, и никто больше. Поймать бы тех, кто сочинил эти благоглупости, да высечь их, как следует!
- Как, Господь, - изумился я, - да разве Новый и Ветхий Заветы – это не есть творение руки Провидения?
- Вот еще, чего выдумал!  Разумеется, нет же! Стал бы я подобной дребеденью марать руки! Нет уж, шалишь, сударь… да как ты вообще посмел такое обо мне подумать?! Вот спасибо! Даже не мог предположить, что у тебя хватит наглости высказать мне подобную ересь в лицо. Ах ты, старый валенок, дохлая рыба, худой ушкан! Ты, может быть, еще скажешь, будто я выдумал Коран и даже буржуев?
- Прости, господи! – возопил я. – Баран я старый, тупой, дурак, ваше благородие! Извини, если, конечно же, сможешь!
- То-то! – удовлетворенно заметил Бог. – Кайся глубже, трухлявый сморчок! Может быть, тебе это и зачтется… это же надо было такое выдумать, будто Бог, - сам Бог! – выдумал такую чушь, как Ветхий и Новый Заветы! Нет уж, дорогой Парамон, руки тебе больше не подам, даже за стол рядом не сяду! Эй, Михаил, Георгий, Иуда, Бар-Толмей, Адам! Быстро выпроводите его из Рая!
Вышеназванные небожители, опрокидывая стулья, вскочили с мест и ринулись на меня. Я сделал последнюю и неуклюжую попытку защититься:
- Но, Господь, ведь не один же я так заблуждался! Поди, все христиане так считают, не считая иудеев, и даже мусульман!
- Это не отговорка, - безжалостно возразил Бог, - своей головой надо думать, товарищ! Прощай!
  Грубые ручища небожителей схватили меня под микитки и за воротник. Затем что-то больно пнуло пониже спины и я, кувыркаясь, вылетел с Сатурна и устремился в сторону Солнца. Буквально секунду спустя неведомая сила швырнула меня в сугроб на склоне Ключевского вулкана.
Выбравшись из глубокого снега, я осмотрелся. Зима на Камчатке была в разгаре. Ключевская сопка величественно курила, и клубы черного дыма уносились к западу. Я тоже закурил, словно за компанию. И тут сверху загремел столь знакомый мне глас Господа:
- Ты не обращай на меня внимания, Парамоша, я же пошутил! Мы еще не раз с тобою встретимся, и поговорим о чем-нибудь приятном. Продолжай бродить по вулканам, это у тебя хорошо получается! И однажды теплым осенним вечером присядем мы с тобой на какой-нибудь базальтовой скале, освещенной закатным солнцем, и обсудим что-нибудь достойного нашего с тобой внимания. Уверяю тебя, не стоит так расстраиваться из-за пустяков, Парамоша. Топчи горячие склоны огнедышащих гор в прежнем темпе, и почаще вспоминай обо мне!
Так прозаично, и в то же время достаточно сказочно закончилась эта печальная история о моих замечательных Армагеддонах. Многое может показаться вам выдумкой, но вы вглядитесь вокруг: а что, разве многое в нашем мире отличается от того мирка, в котором пришлось жить и действовать мне? Разве мы не встречаемся каждый день с какой-нибудь чертовщиной, и лишь на Бога остается уповать? То-то и оно.


23. 59.00. 18.09.2004


18 сентября 2004 года. Казахстан, Западный Кусанбай.