Школьная история

Ранним весенним утром одного из последних советских годов к воротам одной из заурядных московских школ подкатила светло-голубая «шестерка». На ходу завязывая пионерский галстук, из нее вышел четырнадцатилетний семиклассник Денис Толмачев и, недовольно хлопнув дверью, направился ко входной двери.
– И не хлопай так, дверь разобьешь, – прокричала ему вслед мать, выглядывая из левого переднего окошка «шестерки». – Машина не виновата в том, что тебе в школу не хочется.
Сказав это, мать Дениса резко отпустила педаль сцепления и машина, истерично провизжав пробуксовывающими задними колесами, резко тронулась с места. Дождавшись, когда машина скроется за поворотом, Денис, развязав галстук, вытянул его из-под воротника белой рубашки и повязал себе на колено.
Была половина восьмого. Вахтерша, дежурившая всю ночь, собиралась домой, ожидая сменщицу, а дежурные старшеклассники, не пускающие никого в школу до начала уроков, еще не пришли. Поэтому Денис беспрепятственно проник в школьное здание и, поднявшись на второй этаж, уселся на исцарапанный портфель-дипломат около запертых дверей кабинета математики.
Минут через пять послышались тяжелые шаги и со стороны центральной лестницы, предназначенной, как свидетельствовала табличка, исключительно для учителей, показалась объемистая фигура классной руководительницы.
– Здравствуйте, Аделаида Спиридоновна, – поздоровался юный Толмачев.
– Здравствуй, Денисик, – слащаво ответила классная, – А чего ты так рано?
– Мать на машине подвезла, – ответил семиклассник.
– Не мать, а мама, – поправила его классная, – к родителям надо относиться с уважением.
– Знаю, – ответил Денис, – но сегодня мне уважать ее что-то не хочется.
– Что, отругала за вчерашнее? – поинтересовалась классная.
– Хуже. Она меня не пустила в экспедицию вместе с отцом.
– И правильно сделала. Тебе учиться надо. Конец года, а у тебя две неисправленные тройки. У папы – работа, а у тебя – учеба. В наше время, кто не учится, тому прямая дорога или в ПТУ, или в какие-нибудь кооператоры. Стоп, а почему у тебя галстук на коленке болтается? – перевела классная разговор на другую тему.
– Сполз, – ответил Денис.
– Так надо было крепче завязывать, – сказала Аделаида Спиридоновна и, отвязав галстук с его колена, сама привязала его Денису на шею. – Вот так, – проговорила она, туго затянув узел на Денисовой шее, после чего, шлепая башмаками, трещащими под грузом ее собственного веса, удалилась в сторону кабинета русского языка и литературы. <cut>
В этот момент с первого этажа послышался радостный вопль. Толпа разновозрастных учеников селевым потоком ворвалась в школу.
«Без десяти восемь», – мысленно констатировал Денис, исподтишка взглянув на табло спрятанных под манжетой рубашки электронных часов. Часы, особенно электронные, считались администрацией школы непозволительной роскошью. Поэтому носить их разрешалось только с девятого класса. Под запретом находились и дипломаты. Но этот запрет никто не соблюдал, а ранцы и портфели носили лишь те, кто всеми способами старался выказать свою безоговорочную лояльность по отношению к педагогам.
Второй этаж стал быстро заполняться. Сначала двое десятиклассников с небритой щетиной на щеках, грозно обзывая друг друга матерными словами, промчались по коридору. Затем две разукрашенные девицы-восьмиклассницы, одарив мчащихся по коридору восьмидесятикилограммовых семнадцатилетних мужиков надменным взглядом, гордо прошествовали им навстречу. Следом за ними коридор стала заполнять звонкоголосая мелюзга пионерских возрастов. Появились и Денисовы одноклассники. Первым появился разгоряченный и запыхавшийся Ваня Рублев. В руке он держал оторванную пуговицу.
– Прикинь, Диня, что эти, блин, дежурные делают! Этот Овчаров из десятого «бэ» меня за шиворот хватанул, когда я в школу прорывался. Его, правда, самого через секунду смели. Да еще и затоптали. Человек двадцать по нему пробежало. Он теперь в туалете от грязи отмывается.
– Да, не завидую я дежурному классу, – ответил Денис. – Говорят, нас со следующего года тоже будут на дежурство ставить. Я на вахту ни за что не пойду.
– А я пойду, – произнес Иван, – Овчарова самым последним буду внутрь запускать.
– Да он тебя одним пинком до самой учительской лестницы отшвырнет.
– А я тогда брату расскажу. Он как раз скоро из армии возвращается. К девятому мая, говорят, дома будет. Он – десантник, в Афгане служил. В феврале их оттуда вывели. Теперь в Капчагае торчит, под Алма-Атой.
– Да ты про него уже раз пятнадцать рассказывал, – напомнил Денис.
Тут к беседующим приятелям подошла Лилька Безрогова.
– Что, Рублик, досталось тебе от Овчарова? – злорадно улыбаясь, произнесла она.
– Овчарову больше досталось, – возразил Иван.
– Но не от тебя же, – нашла что ответить Лилька. – А ты как тут оказался? – обратилась она к Денису. – Тебя же внизу не было.
– А я раньше зашел. Меня на машине привезли.
– Ой, куда там! Да меня, если бы я захотела, папин шофер каждое утро на «Волге» бы привозил, на новой, тридцать первой.
– А что ж ты не захотела?
– Ага, чтобы лишних полчаса в школе торчать? Очень надо!
В этот момент к собирающейся толпе подошла Элла – новенькая девочка, которая появилась в классе только позавчера – первого апреля, в первый день этой четверти. Откуда она переехала, никто не знал, а она пока еще никому не рассказывала. В отличие от всех девчонок, пытающихся найти себе подружек, Элла почему-то подружилась именно с Денисом.
<center>*</center>
Тогда, первого апреля, когда Элла появилась в школе впервые, Денис нарочно задержался на выходе, поджидая пока Элла не закончит поправлять шарф перед зеркалом. Затем, когда она, наконец, вышла, Денис сначала пропустил ее вперед, а когда стайки девчонок разбежались в разные стороны, и на тропинке, ведущей к новым домам, Элла осталась одна, Денис прибавил шагу, и поравнялся с Эллой.
– А ты где живешь? – спросил он, не очень-то надеясь, что новенькая не пошлет его модным среди девчонок трехэтажным матом. Однако девочка не только не послала его, а, наоборот, приветливо улыбнувшись, показала пальцем на недавно заселенный 17-этажный дом.
– Там, в третьем корпусе, – произнесла она.
– А я во втором, – в ответ проговорил Денис.
– Значит, нам по пути, – неожиданно резюмировала Элла, еще больше удивив Дениса столь необычно дружелюбным по отношению к пацану поведением.
Всю дорогу Денис рассказывал Элле о раскопках, на которые брал его отец прошлым летом, и даже когда они дошли до Эллиного дома, они еще долго стояли у подъезда, пока мимо них на машине не проехала возвращающаяся с работы мать. Денис в тот момент рассказывал о тех старинных книгах, которые есть в библиотеке у отца, как вдруг услышал за спиной знакомый сигнал.
– И долго ты собираешься тут торчать? – последовал вслед за сигналом голос матери.
– Не видишь, я разговариваю, – огрызнулся Денис.
– А обедать за тебя Пушкин будет? А уроки…
– А уроки за меня Лермонтов обещал сделать, – перебил мамашу Денис.
Услышав эту фразу, Элла сначала громко расхохоталась, а затем, резко прекратив смех, обратилась к матери нового знакомого:
– Вы нас извините, это я виновата, заболтала вашего Дениску. Ладно, пойду я домой, мои тоже скоро с работы придут. И тут, подойдя к Денису поближе, так, что Денис почувствовал ухом ее горячее дыхание, и прошептала:
– А завтра ты мне обязательно до конца расскажешь.
<center>*</center>
На другой день ни на одной перемене Элла к Денису не подходила, и он уже подумал о том, что девочку отругали дома за поздний приход и запретили общаться со всякими пацанами. Лишь на третьей перемене она куда-то уходила с Валькой Качановой, и обе они вернулись в класс после звонка с табачным запахом.
Тем не менее, Денис, чтобы привлечь Эллино внимание, все уроки нарочно грубил учителям, а в самый разгар урока химии устроил взрыв смеси магния и марганцовки, от чего хором завизжали не только девчонки, но и сама химичка. Но даже когда примчавшаяся на этот визг классная пообещала позвонить родителям, Элла даже не посмотрела в его сторону.
Как только закончился последний урок, Элла, проходя мимо Дениса, вполголоса произнесла:
– Без меня не уходи.
В этот раз Элла прихорашивалась еще дольше вчерашнего, ожидая сначала пока все одноклассницы выйдут из школы вперед нее, а потом, дожидаясь, пока Денис отделается от Вани Рублева, который непременно хотел, чтобы друг пошел домой именно с ним.
– Наконец, когда от Вани удалось отделаться, Элла подошла к Денису и произнесла:
– Ты вчера рассказывал про Герберта Аврилакского.
– Герберт Аврилакский это римский папа Сильвестр II, – начал объяснять Денис. Жил он в десятом-одиннадцатом веках, а книга, ему приписываемая, датируется семнадцатым веком.
– Слушай, а тебе не попадалась такая книга, – вдруг перебила Элла, – называется «Кольцо царя Соломона»?
– Откуда ты про нее знаешь? – удивившись, переспросил Денис.
– Да так, слышала про нее много интересного.
– Именно она лежит сейчас у отца на столе.
– А кто твой отец?
– Профессор, проговорил Денис, – важно подняв кверху указательный палец.
– Мой всего лишь доцент, – вздохнула Элла, – кандидат медицинских наук.
– А мой – доктор исторических. По основной специальности он археолог, но помимо археологии занимается палеографией, и как раз сейчас ее расшифровывает.
– Твой отец?! Расшифровывает?! – воскликнула Элла, и ее черные глаза от удивления округлились. – Ее двести лет не могли расшифровать.
– Ну, за двести лет наука немного продвинулась, – ответил Денис.
– Значит, твой отец не просто профессор. Он еще и большой маг.
– Как же он может быть магом? – возразил Денис. – Он же член партии.
– Да-а, колдунов в партию не принимают, – согласилась Элла. – А не мог бы ты мне ее дать на один день.
– Я бы, конечно, мог, а отец-то не даст. Он же ее расшифровывает.
– И когда он ее до конца расшифрует?
– Не раньше, чем к осени. Завтра он уезжает на раскопки со всеми пятикурсниками, которые специализируются по кафедре археологии. Это у них преддипломная практика. Может, и меня с собою возьмет. А летом туда же он повезет первокурсников. Тогда уж он возьмет меня наверняка, как бы мать ни протестовала.
В этот день Денис поспешил домой. Рассказ Эллы о таинственном гримуаре страшно заинтриговал его.
Забежав в свой подъезд, Денис, не дожидаясь лифта, поднялся бегом на третий этаж, снял с шеи ключ и отпер входную дверь квартиры. Отец еще не вернулся, да и до приезда матери было еще далеко, и он, пробравшись в отцовский кабинет, развернул книгу на той странице, где лежала закладка с надписью «двери». Открыв лежащую рядом общую тетрадь на странице, которая была озаглавлена тем же словом, Денис начал вчитываться в мало разборчивый отцовский почерк, который, судя по отзывам матери, очень напоминал почерк основоположника научного коммунизма Карла Маркса, портрет которого вместе с портретом его друга Энгельса висел в школьном кабинете истории и обществоведения.
До прихода отца он успел выучить три заклинания, обозначенные в тетради номерами два, семь и четыре.

<center>* * *</center>
И вот теперь книга, удерживаемая брючным ремнем, торчала у него из штанов.
Увидев Эллу, Денис подошел к ней и, приподняв поду пиджака, произнес:
– «Кольцо» у меня.
– Никому не показывай, – полушепотом ответила Элла, – пойдем.
Сказав это, Элла направилась к той самой лестнице, по которой вчера спускалась в подвал вместе с Качановой и стала спускаться вниз по ступенькам. Денис помчался за ней. Пропустив первый этаж, Элла спустилась еще на один пролет, ведущий в подвал, и. Войдя в подвал, втянула Дениса за собой.
– Давай, произнесла она, расстегивая портфель.
– Держи! Произнес Денис, – протягивая книгу. Только до конца занятий. До материного возвращения я должен вернуть ее на место. Она сказала: «на папином столе ничего не трогать – проверю».
– Ладно, я ее на уроках под партой посмотрю, – проговорила Элла, засовывая книгу в портфель.
Тут оглушительным гулом раздался звонок, и Элла с Денисом устремились обратно к кабинету математики.
Весь класс столпился у закрытых дверей кабинета. Едва звук звонка смолк, в конце коридора показалась фигура грозной математички, казавшаяся черной на фоне светящего ей в спину утреннего солнца.
– Ну-ка, дайте дорогу, столпились тут, как стадо этих, как его, баранов, – проговорила учительница математики Зинаида Эдиповна и, разогнав толпу учеников, принялась вставлять ключ в замочную скважину.
«Вот бы заело», – подумал Денис, которому не очень-то хотелось отвечать вчерашнюю тему, и, после этой мысли он шепотом произнес четвертое заклинание.
Замок действительно не поддавался. Эдиповна, которую за глаза звали только по отчеству, сделала три безуспешных попытки, но ключ упорно не желал поворачиваться.
– Опять какой-то Кулибин жвачку в замок натолкал? – задала математичка безадресный вопрос, глядя при этом почему-то на Толмачева.
– Может, я помогу? – предложил Денис, дав училке вволю помучиться, и теперь чувствуя, что дело может принять невыгодный для него оборот.
– Ну, попробуй, Менделеев, – согласилась Эдиповна. – Покажи нам, что ты не только магний с марганцовкой умеешь смешивать.
Легким движением руки Денис повернул ключ, и непокорная дверь тут же открылась.
– Молодец, Толмачев, – похвалила Эдиповна, – вырастешь, будешь булавкой сейфы вскрывать.
Широкими шагами математичка вошла в класс и класс, толкая друг друга, втиснулся в кабинет следом за ней. Семиклассники принялись рассаживаться за парты.
– Ну-ка все встали! – Скомандовала математичка, – поздороваемся с учителем.
– У-у-у-х! – хором произнес весь класс, и ученики нехотя стали подниматься из-за парт.
– Встаем-встаем! Языки свои закрыли! Ровно стоять! Смотрим в затылок друг другу!
– В затылок друг другу не получится, – выкрикнул с места Денис, – как я, например, Безроговой в затылок посмотрю, если она сзади меня стоит?
– Не остри тупым концом, – почему-то обидевшись, произнесла Лилька.
– А откуда ты знаешь, что конец у него тупой? – тут же подхватила тему Валька Качанова, вечная соперница Лильки.
Класс засмеялся. Все ожидали, что Лилька вот-вот покраснеет, но вместо нее краснеть стала почему-то учительница.
– Как откуда? – после двухсекундной паузы ответила Лилька. – Ты же мне сама об этом рассказывала.
Класс засмеялся пуще прежнего.
– Два-один, – прокомментировал Ваня Рублев.
– Рублев, ты не на футболе, – вмешалась, наконец, Зинаида Эдиповна. – На матершинные темы на стадионе рассуждать будете. А на моем уроке следует думать только о математике. И вообще, не хохотайте тут, в смысле, не хихикайте. Я вам не девочка сопливая на побегушках, чтобы вы тут со мной хохотали. Все сели! Без грохота сели, я сказала! Что, как в первом классе учить вас вставать и садиться на что положено? Так, кто пойдет к доске? Ага, вот сейчас наш Рублев к доске и пойдет.
– Меня на прошлом уроке не было.
– А меня это не колебет. То есть, это, не, как его.
– Не колебахает, – подсказал кто-то из класса.
– Да, не колеба…То есть, тьфу, в общем, садись, два.
– За что?
– За демагогию, – лаконично пояснила математичка. – К доске пойдет… К доске пойдет… Авторучка Эдиповны скользила по странице классного журнала, неумолимо приближаясь к фамилии Толмачева.
– Эпштейна спросите, – посоветовал кто-то с задних парт.
– При чем здесь Эпштейн? У него и так в этой четверти две пятерки.
– Конечно, у него же фамилия на Эйнштейна похожа, – ответил тот же голос.
Голос этот, как тут же выяснилось, принадлежал все той же Лильке Безроговой.
– Вот Безрогова к доске и пойдет, – резюмировала Зинаида Эдиповна, – нечего чужими мозгами жар загребать.
Нехотя встав из-за стола, Лилька, покачивая бедрами, на высоких каблуках поплелась к доске, провожаемая вожделенными взглядами мужской половины класса.
– А что отвечать-то? – спросила она.
– А ты, как будто не знаешь?
– Откуда я знаю? Вы же еще вопрос не задали?
– А ты что, сама догадаться не могла? – перешла на крик Зинаида Эдиповна. – Правильно, весь прошлый урок в зеркало пялилась, на доску ни разу не посмотрела.
– А чё вы на меня орете? – возмутилась Лилька, – Вы на своего мужа орите.
– Дура ты, Безрогова! Да если бы у меня муж был, я бы здесь вообще не работала. Думаешь, приятно таких баранов учить? На какой икс вообще для вас школы понастроили? Надо бы было вас всех в ПТУ загнать после третьего класса. В двадцатые годы, к вашему сведению, были школы для особо одаренных, для нормальных и для дефективных. Так вот, из вашего класса в особо одаренные попал бы один Яша Эпштейн. В нормальные определили бы еще от силы штуки три человека. Остальные попали бы в школы для дефективных. Садись, Безрогова, двойку я тебе не поставлю, благодаря твоему папочке, который обещал выделить рубероид для нашей вечно протекающей крыши. К доске Качанова пойдет.
– А у меня папа тоже далеко не из последних.
– Рассказывай! Если бы твой папаша что-то серьезное собой представлял, ты бы училась в школе поприличнее.
– А почему тогда Лилька здесь учится?
– Да потому, что ее отец сам эту школу в свое время кончал, ну, в смысле это, заканчивал. И вообще, выплюнь жвачку. Жуешь тут, как крупнокопытное животное. Я разве сказала на пол? Сейчас же подними и выброси в урну!
– Ладно, – согласилась Качанова и, нагнувшись, принялась отлеплять жвачку от пола.
Воспользовавшись этим, Витька Косолапов, прыщавый длинноволосый переросток с едва сходящимися на теле пуговицами прошлогоднего школьного пиджака, развернул на всю длину заграничную ручку-указку, выигранную им недавно в карты у какого-то восьмиклассника. Этой ручкой он зацепил Валькину юбку и продемонстрировал всей задней половине класса ее кружевные трусики под сетчатыми колготками.
Класс снова загоготал.
– Косолапов! – завопила математичка, забарабанив по столу авторучкой.
Реакция Вальки оказалась непредсказуемой. Вместо того чтобы с размаху треснуть Витьку по голове «Геометрией» Погорелова, она еще больше задрала юбку и, выставив свой кружевной зад Витьке под нос, произнесла:
– На, смотри, маньяк озабоченный!
– Качанова! Это что такое?! – завопила Зинаида Эдиповна.
– Трусы «неделька», – ничуть не смущаясь, ответила Качанова.
– Позор! Безобразие! Когда я в школе училась, девочки вообще отдельно от мальчиков обучались.
– Что, и трусов не носили? – вставил свою реплику Денис.
– Не знаю, насколько острый у тебя конец, но голова у тебя действительно тупая.
– Зачем обзываетесь? – возразил Денис, имитируя армянский акцент.
– Что, хочешь доказать обратное? Тогда иди к доске доказывать теорему.
– Это, как говорил Райкин, мы всегда могём, – ответил Денис и пошел к доске. – Я имею в виду Райкина-отца, а не Райкиного мужа, – по пути уточнил он.
Подойдя к доске, Денис взял мел и, стерев тряпкой вчерашние построения, принялся рисовать треугольники.
– Возьмем два треугольника, – начал он, – «а-бэ-цэ» и «а-прим-бэ-прим-цэ-прим».
Через минуту Зинаиде Эдиповне стало ясно, что материал Денис знает. Однако ставить ему пятерку ей почему-то не хотелось. Поэтому она прибегла к испытанному педагогическому приему:
– Стоп, а почему ты без сменной обуви? – прервала она доказательство теоремы.
– А какое это имеет отношение к вертикальным углам? – недоуменно переспросил Денис. – Да и вообще, – добавил он, – весна на дворе. Грязи почти нет. Только пыль одна. Кроме того, от порога дома до порога школы я доехал на машине. Обувь испачкать мне просто было негде.
– Ты почему мне грубишь? – покраснев, завизжала математичка. – Я тебя старше на сорок один год.
– А при чем здесь возраст?
– Иди к директору, там узнаешь при чем.
– Не пойду, – спокойно ответил Денис.
– Ах, так? Тогда к директору пойду я.
Встав из-за стола, Зинаида Эдиповна широкими шагами направилась к двери. В этот момент Денис, прикрыв рот ладонью, прошептал то самое заклинание, которое он и вычитал вчера в той самой книге.
Толкнув створку, математичка отворила дверь настежь, но не успела она переступить порог, как дверь обратным движением ударила ее по длинному крючковатому носу. Подумав, что на дверь подействовал порыв сквозняка, Зинаида Эдиповна, толкнула дверь еще раз. Дверь приоткрылась на пять сантиметров и уперлась в невидимую упругую преграду. Математичка удвоила усилие и дверь, приоткрывшись еще сантиметра на два, ответила обратным усилием и снова закрылась.
– Кто это там хулиганит? – вскричала Зинаида Эдиповна и снова попробовала открыть дверь. Дверь приоткрылась не больше чем на сантиметр, и, как только учительница перестала на нее давить, тут же закрылась обратно.
– Овчаров, твои фокусы? – проорала Зинаида Эдиповна через щелку двери.
За дверью стояло гробовое молчание. Класс уже не смеялся. Все напряженно следили за тем, чем кончится необычное противостояние.
Не собираясь сдаваться, Зинаида Эдиповна попыталась с разбегу открыть дверь ударом плеча. Дверь в точке касания повела себя так, как будто была она сделана вовсе не из родной и с детства любимой ДСП, а из какой-то зарубежного производства резины. Выгнувшись дугой на половину своей высоты, она вдруг спружинила, отбросив математичку силой своей упругости. Пролетев в воздухе несколько метров и описав в полете параболу, Зинаида Эдиповна всем своим телом рухнула на крышку стола. Масса математички, помноженная на квадрат ее скорости, деленная на удвоенную величину ускорения свободного падения, создала такую силу удара, что столешница треснула напополам, и Зинаида Эдиповна оказалась зажатой в чреве стола двумя расколотыми половинами треснувшей столешницы. Размахивая волосатыми ногами, математичка истошно вопила. Класс еще громче загоготал. Лишь один отличник Яша Эпштейн попытался помочь любимой учительнице вырваться из древесно-стружечного плена. Но сил его тщедушных ручонок, никогда не поднимавших ничего, тяжелее скрипки, ему не хватало. В этот момент дверь отворилась, и на пороге появился сам директор школы.
– Что здесь происходит? – истерическим тенором завопил он.
– Он… он…, трясущимся пальцем указала на Дениса математичка, – он колдовством занимается.
– С вами всё в порядке? – переспросил директор уже более спокойным голосом, – мне кажется, вы себя плохо чувствуете.
– Да он настоящий ведьмак, – проговорила учительница, снова пытаясь выбраться из стола.
– Я не виноват, это у меня случайно получилось, – начал оправдываться Денис.
– Директор и Яша вновь попытались ее вытащить и после некоторых усилий им, наконец, это удалось.
– Это точно он, – подтвердила Безрогова, – это всё он. Он какое-то заклинание читал. Я слышала.
– Какое? – Неожиданно оживился директор.
– Что-то со словом «долетим», – неуверенно ответила Безрогова.
– А может, «Рец-хам-далетим»? – предположил директор, и в этот момент открытая дверь резко захлопнулась. Директор подошел к двери, буркнул что-то себе под нос, и дверь сама по себе неожиданно отворилась.
– Ну, что ж, колдун, пойдем-ка ко мне в кабинет, – произнес директор и на глазах у изумленного класса вышел из кабинета. Денис нехотя последовал за ним.
<center>*</center>
– Ты из какого круга будешь? – спросил директор, когда Денис, войдя за ним в кабинет, закрыл за собою дверь.
– Не понял! – недоуменно ответил Денис.
– Не притворяйся, – отмел возражения директор, – это заклинание применяют маги в кругу Ишаварфа.
– Аркадий Павлович, вам плохо? Вы говорите какие-то странные вещи. Я сейчас позову фельдшера, – проговорил Денис и попятился к двери.
В этот момент дверь директорского кабинета отворилась. На пороге стояла Элла.
– МиттиМ! – вслух сказала она, и директор застыл с открытым ртом как парализованный.
Взяв Дениса за рукав, Элла вывела его из кабинета.
– Аркадий Павлович сказал, чтобы вы к нему никого не впускали и ни с кем не соединяли, сказала Элла директорской секретарше, выходя из кабинета.
– Ловко это у тебя получается, – произнес Денис, когда они вышли из приемной.
– Что толку? Ты перед ним засветился, – ответила ему Элла, – а он  настоящий бестенесник.
– Это как? – переспросил удивленный Денис.
–  Бывают существа бестелесные, а бывают и бестенесный, – объяснила Элла. – Ты про зомби читал?
– Даже фильм видел, – гордо ответил Денис, – у нас ведь дома и видик есть.
– Так вот, это такая же нежить наподобие зомби. Его теhомиты поставили сюда стеречь храм Велиала. Дело в том, что на этом месте в древние времена было языческое капище. В четырнадцатом веке капище разрушили, а в семнадцатом патриарх Иоаким велел построить на этом месте церковь. Но несмотря на то, что церковь эта называлась храмом Святого Николая, наши предки ходили туда поклоняться Велиалу.
– Кому? – удивился Денис, – Баалу? Это же древнее западносемитское божество, почитавшееся в Финикии.
– Никакое оно не западносемитское, – перебила Элла. Его имя происходит от арийского слова «Бел». Оно означает «свет». От этого слова и происходит слово «белый». А еще от него же происходит и слово «большой», в смысле великий. Просто к грекам это слово попало через Библию, вот они ничего и не поняли, хотя в их же языке есть слово «belti;n», произошедшее от того же самого корня. Потом, в византийские времена греки свою «бету» стали произносить через «в» – вот наш Бел и стал Велиалом.
– Откуда ты столько всего знаешь? – удивился Денис.
– А ты что, «Mater Verborum» не читал? – удивилась в ответ Элла. – Ладно, я это всё тебе потом объясню, нам отсюда сваливать надо. Как только он отомрет, он сообщит теhомитам, а те сразу поймут, что ты читал «Кольцо Соломона». Они же за ним уже лет двести охотятся. Книга эта была у графа Сен-Жермена и вместе с ним исчезла во времена якобинцев. Теперь теhомиты начнут рыть землю когтями.
– Да кто такие эти теhомиты? – продолжал удивляться Денис.
– Я же говорю, – объясню потом,– проговорила Элла и потащила Дениса к выходу.
<center>*</center>
– Куда это вы уходите со второго урока? – неожиданно пробасил возникший в дверях Очаров и перегородил дверь своим широким телом.
– Он заболел, а мне классная велела его до дому проводить, – ответила Элла.
– А почему никого из пацанов с ним не послали?
– А мы с ним рядом живем, – ответила девочка и, отстранив Овчарова, вышла вместе с Денисом из школы.
Быстрым шагом Элла и Денис направились к кварталу новых многоэтажек.
– Сейчас мы пойдем ко мне, – безапелляционно заявила Элла.
– Давай лучше ко мне, – предложил Денис, – фильмы по видику посмотрим. У меня как раз есть «Возвращение живых мертвецов».
– Да ты что, не понимаешь, что туда за тобой скоро придут?
– Кто?
– Как кто? Теhомиты. Твой адрес они найдут в классном журнале на последних страницах, а мой Аделаида еще не успела записать. Мой, конечно, тоже найдут, это вопрос времени, но до того, как они доберутся до меня, мы успеем что-нибудь предпринять. Книга-то нынче у нас, – похлопала Катя себя по портфелю, а с книгой мы одолеем любых теhoмитов, даже если будут они в милицейской форме.
– Да кто ж они такие, ты мне объяснишь, наконец?
– Тебе лучше всего про них моя мать объяснит, – отрезала Элла.
– А кто она?
– Гинеколог, – гордо произнесла девочка.
<center>*</center>
Врач-гинеколог 107-й женской консультации Екатерина Максимовна Коробкова вела, как обычно, прием пациенток, когда в открытую форточку влетела вестовая ворона. Сев на спинку стула, ворона что-то прокаркала. Сильно расстроившись, доктор отпустила удивленную пациентку, и, сняв трубку бездискового аппарата, связалась по прямому проводу с регистратурой:
– Всех моих к Ирине Викторовне отправляй, – произнесла она, и, сменив белый халат на уличный плащ, вышла из кабинета:
– Уважаемые гражданочки, становитесь в очередь в шестой кабинет. Там вас примет Ирина Викторовна, – сказала она, закрывая дверь на ключ.
Затем, направляясь к выходу, – она, заглянув, в шестой кабинет, произнесла:
– Ира, моих примешь? Мне срочно надо. У Элки в школе что-то случилось.
Выскочив через центральный вход, Екатерина Максимовна встала у обочины и начала, подняв руку, ловить такси. В этот момент из-за угла появилась красная «Ява» с передним щитком, сработанным из углепластика. Такие щитки во множестве изготавливались теперь  различными кооператорами. За рулем, судя по фигуре, была горбатая девушка. Резко завизжав тормозами, «Ява» остановилась прямо у Катиных ног. Подняв забрало мотоциклетного шлема, мотоциклистка продемонстрировала Кате свое волосатое лицо со свиным пятачком.
– Нюрка! А ты здесь откуда? – воскликнула Екатерина Максимовна.
– Едем быстрее! – проговорила чертовка, после чего Екатерина Максимовна, приподняв юбку, уселась на заднем сиденье. Отпустив рычажок сцепления, Нюрка повернула на себя рукоятку газа, и «Ява», резко сорвавшись с места, помчалась по полупустой улице Декабристов. Проскочив мимо улиц Якушкина и Мусоргского, красный мотоцикл свернул у заправки на Сельскохозяйственную улицу, по которой помчался в сторону проспекта Мира.
Когда Нюркин мотоцикл, повернул во двор, Екатерина Максимовна увидела белую восьмерку своего мужа: Григорий Денисович уже прибыл домой раньше нее, и, судя по тому, как криво была припаркована машина, прибыл он также очень спешно и был очень взволнован. Спрыгнув с мотоцикла, Екатерина Максимовна помчалась в подъезд. Нюрка, поставив «Яву» на ножку, последовала за ней.
<center>*</center>
Глава семейства кандидат медицинских наук, доцент Григорий Денисович Коробков сидел за журнальным столиком. Напротив него с виноватыми физиономиями сидели его дочь Эмануэлла Григорьевна и тёзка его отца-слесаря, новый друг его дочери Денис Николаевич Толмачев.
– Ну вот, еще и маман примчалась, – прокомментировала Элла и, обратившись к отцу, спроисла:
– Это ты ей ворону послал?
– Нет, не я. Я думал, что это ты, как и ко мне.
– Я ни тебе, ни ей никого не посылала, – заявила Элла.
– Нюрка, это, случайно, не ты? – обратился Григорий к чертовке, входящей в квартиру вслед за его супругой.
Знакомься, Денис, это моя мать, Екатерина Максимовна, – представила Элла, – а это, – показала она на девушку в мотоциклетном шлеме, – Нюрка. Она – самая настоящая чертиха. Нюрка, каску сними!
Чертовка сняла шлем, и пораженный Денис увидел свиноподобную голову с собачьими ушами и торчащими по обеим сторонам рогами.
Вместо того чтобы упасть в обморок  или вскарабкаться по ковру под самый потолок, Денис обратился к чертовке с неожиданным вопросом:
– А как это у тебя рога под шлемом-то помещаются?
– Они ж у меня телескопические, – ответила Нюрка и, придавив их сверху когтистой рукой, спрятала рога в голове, сложив их подобно антенне транзисторного приемника.
– Ворон послал я, – послышался откуда-то сверху каркающий голос, и, оглянувшись, все увидели, сидящего на книжном шкафу Вещего Иосифа.
<center>*</center>
– Ну вот, теперь все в сборе, – констатировал доцент Коробков, – кто может четко и внятно объяснить, что всё-таки произошло?
– Давайте, объясню я, – предложила Элла. – Начну я с хорошего: гримуар у меня.
– А что же тогда плохого? – недоуменно переспросила Екатерина Максимовна.
– Диня вслух произнес заклинание из гримуара и засветился перед здешним директором. А он, как мы и предполагали, оказался бестенесником – от МиттиМа с первого разу впал в каталепсию. Да и вообще у меня такое впечатление, что вся школа нашпигована нежитью. Взять хотя бы эту Эдиповну...
– Да, но почему же ты притащила Дениса к нам домой? – продолжала недоумевать Екатерина Максимовна.
– Наверное, по той же причине, по которой ты на пятом курсе притащила меня к Розалии Федоровне, – прокомментировал Григорий, загадочно улыбнувшись.
– Ты это не сравнивай! – возразила его супруга. – То было на пятом курсе, а это в седьмом классе.
– Но ведь он же засветился! – повторила Элла.
– Она тоже засветилась, – произнес ворон. Она так громко произнесла этот МиттиМ, что я услышал его за 30 километров.
– И что же нам теперь делать? – спросила ворона Екатерина Максимовна.
– А почему ты об этом спрашиваешь меня? – удивился ворон.
– Ты ж вещий, значит вещай, – постановила Эллина мама.
– В портфеле у Эмануэллы есть то, что может спасти ее и всех нас, – начал вещать ворон замогильным голосом.
– Ты имеешь в виду Гримуар? – переспросила Элла.
– Я не видел, что там, – ответил ворон своим обычным произношением. Я просто знаю, что там находится предмет, способный спасти тебя и всех нас.
В ответ на это Элла открыла портфель и вытащила на свет тот самый гримуар, который ей передал Денис перед началом уроков.
– Этот гримуар еще надо расшифровывать, – напомнил Денис, – расшифровать его может только мой отец, а он уехал на раскопки.
– Значит надо найти еще кого-то, кто может его расшифровать, – заявил ворон.
– Я думала, это сможешь сделать ты, – разочарованно ответила ему Эллина мама.
– Я не настолько вещий, как все вы думаете, – признался ворон. – Такие вопросы вне моей компетенции.
– Веспер бы смог, – вздохнул Григорий.
– Веспер сидит, – напомнила Катя.
– Надо обращаться в Синклит, – резюмировал ворон.

<center>* * *</center>
Отправляться в синклит решили, не раздумывая. Нюрка вызвалась пойти первой, чтобы посмотреть, что делается снаружи. Спустя пятнадцать секунд она вернулась и доложила:
– На улице мышка-наружка, да еще лягушка-прослушка.
– И как же мы пройдем? – спросила Екатерина Максимовна вещего ворона, – мы-то все можем стать невидимыми, а этот Элкин пацан, он ведь непосвященный. Сколько бы он ни произносил наши заклинания, в его устах они действовать не будут.
– Но ведь они же только что действовали, – возразил Денис.
– Да, я сама видела, – подтвердила Элла. – Он из-за этого-то и засветился.
– Точно, до сих пор светится, – добавила Нюрка.
– Этого не может быть, – возразила Эллина мама. – Вон, у папы нашего до посвящения ничего не получалось.
– Да я ведь до посвящения-то и не пробовал,– возразил Эллин отец.
– Да он, мама, до посвящения ни одного заклинания-то и не знал, – поддержала отца Элла.
– Без посвящения заклинания получаются только у врожденных, а врожденных сейчас почти не рождается, – категорическим тоном произнесла Екатерина Максимовна и тут же, как будто подавившись собственными словами, замолкла с открытым ртом.  – А кто твои родители? – неожиданно спросила она Дениса.
– Отец – историк, а мать на филфаке преподает, – ответил Денис.
– А кто они по рождению? – уточнила вопрос Екатерина Максимовна.
– Люди простые, – ответил Максим. – Дед по отцу живет в Москве с тысяча девятьсот тринадцатого года. То есть, как в Москве родился, так в Москве и живет. Единственное, в войну на фронт уходил. А  бабушка – она родом из-под Воронежа.
– А по матери?
– По матери – большие люди. Отец ее летчиком был. На ЗиМе ездил. Погиб еще при Хрущове. А мать – домохозяйка, правда, по дому она сама ничего не делала – у них была домработница.
– Так, это уже интересно, – проговорила Екатерина Максимовна. – А кто была мать ее матери?
– А этого я уже и не знаю, – пожал плечами Денис. После революции она вышла замуж за красного комиссара, а кем была до революции…
– Может, спросить у Виктории Викторовны? – предложила Элла.
– Это еще кто такая? – удивилась Екатерина Максимовна.
– Вообше-то, так зовут мою мать, – пояснил Денис, при этом безуспешно пытаясь вспомнить когда это он успел рассказать Элле как зовут его родителей, – А отца – Николаем Андреевичем, – добавил он, – Только я сомневаюсь, что она что-нибудь расскажет. Я ее много раз спрашивал об ее предках, но дальше моей бабушки она ничего не рассказывает. Мал еще, говорит. Однажды я ее после такого ответа так напрямую спросил: «Неужели проституткой была?», а она мне только пощечину залепила и до вечера со мной не разговаривала.
– Всё понятно, – резюмировала Екатерина Максимовна. – Она тоже была ведьмой.
– Тоже как кто? – переспросил Денис.
– Тоже, как мы, – ответила за мать Элла.
– А что значит «врожденный»? – попытался уточнить Денис.
– Врожденный, – пояснил Григорий Денисович, – это тот, кто может стать Большим Магом. Но Больших Магов, – добавил он, – в природе почти не осталось – кого еще при Сталине расстреляли, кто по сумасшедшим домам обретается.
–  Вот видите, – проговорила Элла, обращаясь к родителям, – я по бабулиным картам правильно на него нагадала.
– Не ты нагадала, а карты тебе сказали, – поправила Эллу Екатерина Максимовна.
<center>* * *</center>
Виктория Викторовна Толмачева – джинсовая дама в узких солнцезащитных брейкерских очках – с самодовольно  поднятой головой подъезжала к дому. Работая, как и ее супруг, ВУЗовским преподавателем, она, отчитав за день одну-две пары,  всегда приезжала домой к обеду – примерно тогда же, когда Денис обычно приходил из школы после шестого урока.
Поставив «шестерку» на ее законное место, Виктория Викторовна аккуратно закрыла дверь и, как всегда, не здороваясь с сидящими у подъезда старухами, гордо прошествовала в подъезд. Небрежным движением руки она ткнула в кнопку лифта, и, убедившись, что лифт опять не работает, изящно выругалась в сторону какого-то неприметного гражданина в потертом сером костюме, который, стоя в полутемном подъезде, читал позавчерашнюю газету. Не дождавшись от гражданина поддержки ее ругани в адрес лифтеров и всего жилищно-коммунального хозяйства города, Виктория Викторовна начала подниматься по лестнице, но едва она преодолела два лестничных пролета, что-то заставило ее прислушаться. Откуда-то снизу – из кармана серого гражданина с несвежей газетой послышалось странное шипение. Это шипение было нельзя спутать ни с чем – именно так шипит рация, когда она включается на прием. Замедлив шаг, Виктория Викторовна стала осторожно красться вдоль стенки, стараясь наступать на лестницу только носками туфель и не задевать ступеньки шпильками каблуков. Ничего подозрительного она не заметила за исключением дешевого папиросного дыма, идущего откуда-то сверху. Виктория хотела подняться еще на один пролет и тут услышала, как кто-то наверху непроизвольно кашлянул.
– Тихо, ты! – приглушенно скомандовал кашлянувшему хриплый мужской голос, – Вдруг это она поднимается?
Услышав этот диалог, Виктория Викторовна потеряла всякое желание подниматься домой. Постояв полминуты на площадке, она открыла дамскую сумочку, и, вынув оттуда смененную на работе использованную гигиеническую прокладку, положила ее на подоконник. Затем, громко щелкая каблуками, джинсовая дама начала спускаться вниз, расстегнув при этом молнию джинсов. Проходя мимо серого гражданина, который периферическим зрением усиленно старался ее разглядеть сквозь газету, она подтянула штаны и, звонко застегнув молнию, с гордым видом вышла из подъезда.
Как только подъездная дверь закрылась за спиной Виктории Викторовны, серый гражданин вынул из кармана рацию и вполголоса произнес:
– Это не она – просто какая-то дура поссать заходила.
– А ты что, видел? – раздался в рации тот самый хриплый голос.
– Нет. Но она штаны на ходу застегивала.
– Вася, проверь! – скомандовал хриплый кашлянувшему, и тот, бросив в лестничный пролет папиросный окурок, начал спускаться вниз. Лужи он не нашел, но на площадке между вторым и третьим этажами он обнаружил оставленную Викторией Викторовной прокладку. Включив рацию, Вася произнес:
– Не, Саня, она тут не ссала – она затычку меняла.
<center>*</center>
Тем временем, Виктория Викторовна, скрывая волнение, завела свой роскошный серо-голубой автомобиль, выехала из двора и на второй скорости поехала дворами в сторону школы, надеясь перехватить там Дениса.
Во дворе школы, несмотря на то, что уроки еще не закончились, собралась толпа разновозрастных учеников от октябрят-первоклашек до двухметровых десятиклассников. Перед школьным крыльцом стояла карета скорой помощи с поднятой задней дверью. Оставив машину у ворот, Виктория Викторовна приблизилась к толпе, пытаясь определить, нет ли в ней ее сына. В этот момент толпа загудела, а из дверей школы показались двое старшеклассников, которые в сопровождении докторши несли на носилках странно скрюченного человека, застывшего в кататоническом ступоре. Через мгновение в этом человеке она узнала директора школы.
«Как он застыл-то, – подумала она, – как будто заколдованный». И тут у нее в голове с этим событием мгновенно сопоставился странный интерес, который в последние дни проявлял ее сын к старинному гримуару и те люди на лестницы, встречи с которыми ей только что удалось избежать.
Пробежав взглядом по толпе школьников, глазеющих на окаменелого директора, Виктория Викторовна заметила белобрысую макушку Вани Рублева. Протиснувшись к нему сквозь толпу, она произнесла:
– Здор;во, Иван! Дениса не видел?
– Да он еще после первого урока куда-то свалил, – ответил Иван, – с этой новенькой, Эллой, как ее…
– С Коробковой, – подсказал стоящий рядом Витька Косолапов.
– Это черненькая такая в шапке типа «труба»? – спросила Виктория Викторовна.
– Да, точно, – подтвердил Ваня.
– Такая шапка у нас называется «взгляд из унитаза», – хихикнув, уточнил Витька.
– А где эта живет? – вновь спросила Денисова мать.
– Это уж мы не знаем, у девчонок спросите, посоветовал Иван.
– Может Качанова знает? – предположил Витька, – они с Коробковой курить вместе ходят.
– Так она еще и курит? – удивилась Виктория Викторовна.
– У нас почти все курят, – подтвердил Косолапов.
<center>*</center>
– А зачем она вам? – ответила вопросом Валька Качанова на вопрос Виктории Викторовны.
– Денис из школы ушел, а домой не пришел, – пояснила джинсовая дама.
– А почему он должен быть с Эллой? – переспросила Валька.
– Рублев говорит, что они вместе с уроков сбежали.
– Так ваш сын тут знаете, что устроил? – начала рассказывать Валька. – С Эдиповной поругался, дверь как-то заблокировал так, что она на свой же стол шлепнулась и сломала.
– Кто? Дверь?
– Нет, Эдиповна.
– А почему она шлепнулась?
– Дверь дернула слишком сильно, – пояснила Качанова. – Она думала, что там Бочаров стоит, а там Аркадий Павлович оказался. Он потом Дениса к себе и увел, а после этого знаете, что случилось? Он весь застыл. Не Денис, конечно – Аркадий Павлович. К нему секретарша по селектору, а он не отвечает. Стучит – не открывает. Заглянула, а он застывший сидит, а изо рта слюни текут. А знаете, последним от него как раз Элла и выходила. Так что если она Дениса с собой увела, может она его тоже так заморозила?
– Как это, заморозила? – переспросила Виктория Викторовна, притворяясь, что не понимает, о чем идет речь.
– Она самая настоящая ведьма, – перейдя на шепот, объяснила Валька.
– Не болтай глупости! Ведьм не бывает. По крайней мере, в Советском Союзе.
– Да я сама видела, – продолжила настаивать Валька.
– Что видела? – переспросила Виктория Викторовна, переходя на шепот.
Тут Валька вплотную к джинсовой даме подошла и что-то прошептала ей на ухо.
– Вот, бессовестная, – прокомментировала Виктория Викторовна, – еще и куришь. Так все-таки где живет эта Элла?
– Не знаю, я у нее не была, – ответила Валька.
И тут Денисова мать вспомнила, что позавчера видела Дениса у одного из подъездов соседнего дома. Н;мера квартиры Виктория Викторовна, Конечно, не знала, но полагаясь на то, что кто-то из жителей наверняка знает, в какую квартиру недавно въехали новые жильцы, она решила направиться домой к таинственной Элле.

<text size="5"><text face="Times New Roman"><center>* * *</center>
Исполняющая обязанности главведьмы Москвы, области и всего Советского Союза Стелла Леонидовна Веспер была еще весьма молодой особой, когда в узкую форточку ее малогабаритной квартиры влетела вестовая ворона.
С тех пор как в год андроповского правления ее отец Леонид Ильич Веспер был осужден на 15 лет якобы за валютные операции, она вела все дела Великого Синклита, но поскольку ее отец был еще жив, в должности главведьмы ее официально не утверждали. Теперь, после конфискации имущества отца, Стелла жила на окраине Москвы в районе станции Ждановской и ездила по делам не на роскошной отцовской «Чайке», а на обычной вишневой «семерке» с тонированными стеклами и высокими спинками передних сидений. Весть, которую она принесла, с одной стороны ее обрадовала, с другой озадачила.
Обрадовало ее то обстоятельство, что Избранная оказалась в Москве. Однако ее озадачило то, что со временем, когда Избранная достигнет 30-летнего возраста, ее, еще молодую 45-летнюю главведьму упразднят вместе с ее должностью, ведь если пророчество осуществится, и на Земле установится царство Велиала, надобность в инфернальном подполье полностью отпадет за его ненадобностью. А если надобность отпадет за ненадобностью, то что ж ей придется делать тогда, когда до пенсии будет оставаться целое десятилетие?
С этим двойственным чувством Стелла, однобоко улыбаясь, вышла из дома, открыла капот своей вишневой «семерки», присоединила клемму к аккумулятору и, закрыв капот, села на водительское место.
Хрипло залаял стартер, и лай его тут же сменился грозным ревом форсированного мотора. Тронувшись рывком со второй передачи, Стелла выехала на улицу Хлобыстова, свернула с нее на Вострухина и, выехав с нее на Рязанский проспект, поехала в Синклит.

<center>*</center>
В те годы заседания Синклита проходили в подземелье в центре Москвы. Вход в него находился в нотном магазине Юргенсона на Неглинной – в том самом доме Фирсановой, в котором в 1902 году в первом этаже снимал пятикомнатную квартиру Антон Павлович Чехов, в том самом доме, который южным своим крылом прилегал к знаменитым некогда Сандуновским баням. До революции в подземелье Синклита входили прямо из сандуновского подвала. Когда году Неглинку заковали в трубу, этот участок купил знаменитый в те времена актер, бывший грузин Сила Николаевич Сандунов. Супруга его Елизавета Семеновна была в те времена главной московскою ведьмою, и Сила Николаевич соорудил для нее специальное помещение с выходом к подземному руслу.
Когда в 1892 году главведьмой Москвы стала Вера Ивановна Фирсанова, дом был перестроен по проекту архитектора Фрейнденберга. <foto preview="0" border="0" author_email="ska304nick@mail.ru" album_name="Диалоги" album_url="_mydialog" image_id="748" width="280" height="402" title="" theme="misc" ext="jpg">Однако после революции дом и бани у Веры Ивановны отобрали, а саму ее поселили в арбатской коммуналке. В 1928 году она при содействии Шаляпина уехала в Париж, где и скончалась в 1934 году, назвав преемницей мать Веспера.
Но, несмотря на то, что и дом, и бани были национализированы, собрания продолжались во всё том же подземелье.
Правда, в 1922 году, когда Неглинный проезд переименовали в Неглинную улицу, а Сандуновский переулок получил название 1-й Неглинный, вход этот заделали, и в Синклит пришлось заходить со стороны Звонарного переулка, переименованного тогда во 2-й Неглинный. Этот вход назывался «дверь над поющим сатиром». Теперь же, в восемьдесят девятом, проходили туда через помещение нотного магазина.

<center>*</center>
Восемь километров спустя Стелла уже проезжала Таганку, а вскоре, глядя с тоской на окна своей бывшей квартиры, проехала мимо сталинской высотки, всё еще стоящей на Котельнической набережной. <Выехав по Солянке на площадь Ногина, потом, доехав до площади Дзержинского «семерка» свернула на проспект Маркса, откуда, повернув направо, свернула на улицу Жданова. Проехав почти до самого конца улицы, она повернула налево во 2-й Неглинный переулок.
Заехав в подворотню одного из дворов, Стелла оставила машину там, а сама спустилась к дому, стоящему под №2 по 2-му Неглинному. Этот же дом по неглинной носил 14-й номер. Подойдя к двери под поющим сатиром, Стелла дернула на себя дверную ручку, но дверь не поддалась. Тогда Стелла произнесла ту же самую фразу, которую этим же утром, произнес директор Аркадий Павлович, открывая заколдованную дверь кабинета математики. Дверь послушно открылась, и Стелла вошла внутрь.
Спустившись вниз по подвальной лестнице, она вскоре очутилась в подземелье, уже освещаемом черными ритуальными свечами. Большинство членов Синклита уже собрались. Не было только Избранной, и ее приемных родителей. В этот самый момент они обсуждали, как незамеченными для теhомитской наружки выйти из дома и добраться до Синклита.
То обстоятельство, что заклинания, произносимые Денисом, действовали безо всякого посвящения, давал надежду на то, что попасть в Синклит всё-таки удастся.