Рецензия к книге Финна

Это совершенно особенная книга во всех отношениях. Начать, наверное, стоит с того, что она очень легко читается. Многие люди, с которыми мне приходилось обсуждать творение Финна, отмечали эту особенность. Абсолютно естественный стиль, обильно приправленный разговорной лексикой, создает у читателя впечатление, будто он беседует с живым человек, который очень любит поболтать. Неспроста, видимо, у меня в памяти периодически всплывали цитаты из цикла книг Макса Фрая. Книга действительно читается на одном дыхании. Но есть одно обстоятельство, которое, по мере того, как я приближался к концу произведения, все больше и больше убеждало меня в том, что такого «чтения на одном дыхании» мне определенно недостаточно. Что-то все время ускользало из поля моего зрения.
 
В предисловии есть высказывание, которое, на мой взгляд, очень точно иллюстрирует одно из самых важных и неоспоримых достоинств книги: «В Ах!-книгах бывают такие фразы, которые хочется катать на языке, обдумывать, подбрасывать в воздух, снова ловить, просеивать, анализировать». Эти фразы не давали мне покоя: они заставляли меня то и дело возвращаться на несколько страниц назад и в который раз читать все по новой. Многие мысли Анны, на первый взгляд, предельно простые, при более внимательном изучении дают такую глубину смысла, что некоторое время ты находишься в состоянии какого-то интеллектуального шока. Порой это походило на открытия совершенно невероятного масштаба: «мне уже начинало казаться, что она очистила саму идею бога от измерений пространства и времени, как орех от шелухи, и рассматривала ее ни много ни мало в свете вечности».

Над некоторыми фразами я мог думать по десять-пятнадцать минут, просто сидеть и размышлять, много раз перечитывая одни и те же строки. И не то чтобы я их совсем не понимал – хотя случалось и такое, – просто смысловой спектр некоторых порожденных Анной идей был настолько обширен, что на них поневоле останавливаешься и словно  губка пытаешься впитать в себя как можно больше этой бесценной влаги, этого меда жизненной поэзии. Эту книгу можно читать как философское эссе: периодически у меня даже возникало желание сесть с тетрадью и ручкой за письменный стол и заняться выписыванием изречений Анны. Некоторые из них настолько убедительно звучат, что претендуют на то, чтобы зваться абсолютной истиной. Позволю себе привести несколько примеров.

Во второй главе Анна спрашивает у Финна, зачем люди делают друг другу больно.
Вот как выглядит этот разговор.

- Финн, почему люди устраивают драки, и войны, и все такое?
   Я постарался объяснить по мере своих слабых способностей.
- Финн, как это называется, когда видишь все по-другому?
   Минуту-другую я скрипел мозгами, а потом выдал точное словосочетание, которое она хотела услышать, – «точка зрения».
- Финн, вот в этом и разница. Понимаешь, у всех есть точки зрения, а у мистера Бога нет. У мистера Бога есть только точки для зрения.

(…)

На этом я окончательно срезался, но дальнейшие расспросы несколько прояснили ситуацию. «Точки для зрения» было неправильное определение. Она имела в виду «точки обзора». (…)
То есть вот как оно все выглядело: у человечества бесконечно много точек зрения; у бога бесконечно много точек обзора. Это означает, что бог – везде. Я прямо подскочил, когда до меня дошла эта логика.

Думаю, читатель тоже подскочил. Разница между Богом и человеком здесь формулируется предельно просто,  но при этом настолько доступно и убедительно, что невольно поражаешься, как ты не догадался до этого раньше. А вот еще один пример: Анна пытается объяснить своему другу, что Бог – пустой, потому что он не знает про себя то, что знают – по крайней мере, думают, что знают – про него люди, навешивая на него ярлыки «добрый», «щедрый», «милосердный» и т.п. Эта мысль как громом поразила Финна – как Бог может быть пустым, когда его с самого раннего детства учили, что он полон?..

Все держится на том, что мистер Бог – полон! Полон мудрости, любви, сострадания – назовите любую добродетель, и в нем этого будет в изобилии. Бог, он… он как огромный рождественский носок, полный чудесных подарков, неистощимо изливающий дождь несказанных и неисчислимых милостей на своих детей. Проклятие, ну, разумеется, он полон!

После долгих размышлений Финн, наконец, решается спросить у Анны, что она имела в виду, и Анна отвечает одной фразой: «Когда мир стал красным через осколок стекла, цвета цветка».
 
Цветок, который не хочет брать желтый цвет, мы называем желтым, потому что именно этот свет мы и видим. О мистере Боге такого сказать нельзя. Мистер Бог хочет все и поэтому  ничего не отражает обратно! А если мистер Бог ничего не отражает вовне, то мы просто не сможем его увидеть, правильно? То есть, если уж природа мистера Бога в принципе доступна нашему пониманию, остается только допустить, что мистер Бог совершенно пуст. Пуст не потому, что в нем ничего нет, но потому, что он приемлет все, все принимает и ничего не отражает обратно!

Как вам такое рассуждение? Кроме того, что очень красиво и метафорично, оно также доступно и убедительно. Анна говорит языком ребенка о вещах, которые неподвластны пониманию взрослых. Думаю, именно это обстоятельство делает ее мысли вдвойне сложными не только с точки зрения глубины смысла, но также и с точки зрения понимания того, о чем она говорит. Не знаю, насколько уместно здесь это сравнение, но манера повествования в этой книге мне очень напоминает толстовскую: мысль надо донести до читателя любой ценой, поэтому лучше, на всякий случай, пересказать ее основное содержание своими словами. Только мне кажется, что здесь это более уместно, чем в «Войне и мире» –  в силу того обстоятельства, о котором я только что сказал. Финн, по мере того, как пытается переварить все сказанное Анной, переводит ее мысли на свой, более доступный для взрослого читателя язык терминов и метафор. Однако он осознает, что эти слова, в оболочку которых он заворачивает суть идеи – лишь бледная тень от той огромной, многомерной фигуры, которую видит Анна.
   
Несколько слов нужно сказать о самой Анне, этого в высшей степени необычного создания. Автор описывает ее манеры и стиль поведения так, что мы видим в ней ребенка. Она также, как и все дети, любит играть, гулять, прыгать, кричать, смеяться, у нее также, как и у всех детей, есть свои страхи (об этом – чуть позже). Но у нее есть особенность, которая отличает ее не только от всех детей, но и вообще от всех людей. Эту особенность мы уже обсуждали, о ней говорится прямо в аннотации к книге: «В пять лет Анне был ведом смысл жизни, она без тени сомнения знала, что такое любовь, и была личным другом и помощником мистера Бога. К шести она была видным теологом, математиком,  поэтом и вдобавок садовником. Если вы задавали ей вопрос, то обязательно получали ответ – прямой, простой и в самую точку». Ей дана уникальная способность смотреть на мир ее настоящими глазами, без всяких «розовых очков». Эта способность – Оттуда. Согласно известной теории Локка, человек рождается пустым. При рождении его сознание чисто, оно представляет собой так называемое tabula rasa (лат. “чистая доска”). В его дальнейшем развитии есть три основные ступени знакомства с окружающим миром, которые называются: ощущение, восприятие и представление. Согласно данной теории, Анна, как и любой другой человек, должна была пройти этот путь, и она действительно его проходит. Но именно здесь и появляется основное отличие ее от других людей: она умудряется видеть объективную реальность сквозь призму своих чувств, мыслей, воспоминаний и ассоциаций, умудряется видеть в феномене ноумен, т.е. видеть суть явления в его проявлении. Именно по этой причине она придает такое огромное значение цифрам, именам, непременно написанным большими-пребольшими буквами, многогранникам, всевозможным звукам – от ноты, взятой на фортепиано, до жужжания шмеля и шелеста комариных крыльев. Ее способ познания окружающего мира не так уж сильно отличается от способа других детей, просто она относится к этому процессу значительно более серьезно. Именно поэтому, когда ей бывало грустно или страшно и она больше всего на свете хотела кинуться своему другу в объятия, Анна боролась с собой и говорила вслух: «Я  сама». Как-то раз Анна с Финном пошли гулять в парк, и для нее это было первое знакомство с открытым пространством – до этого были лишь дома, фабрики и подъемные краны. Оказалось, она не была готова к этому знакомству:

…тут перед ней неожиданно оказались огромные открытые – слишком открытые для нее – просторы парка. К такой реакции я был не готов. Она окинула окрестности взглядом, уткнулась лицом мне в живот, вцепилась в меня обеими руками и отчаянно разревелась. Я поднял ее на руки, и она прилипла ко мне, как магнит, крепко держась руками за шею, а ногами – за талию, всхлипывая мне в плечо.

(…)

Как и у любого нормального ребенка, у Анны были свои страхи, только, в отличие от других детей, она их сознавала. А с осознанием приходило и понимание того, что она в состоянии идти дальше, невзирая на них.

Думаю, немногие взрослые могут похвастаться тем, что осознают свои страхи. И уж тем более немногие – тем, что в состоянии идти дальше, невзирая на них.

У этой книги есть определенный религиозный аспект, что понятно хотя бы из ее названия.
И этому аспекту стоит уделить особое внимание. Анна обладает интересной способностью – она в считанные минуты решает проблемы, над которыми человечество бьется две с лишним тысячи лет. Она не ищет окольных путей и смотрит прямо в суть вещи, которая ее интересует. Она и любит также – открыто, просто и очень сильно. Как-то раз священник решил поговорить с Анной о Боге. Их беседа выглядела примерно так:

- Ты веришь в бога?
- Да.
- Ты знаешь, кто такой бог?
- Да.
- И кто же он?
- Он бог.
- Ты ходишь в церковь?
- Нет.
- Почему?
- Потому что я и так все знаю.
- Что же именно ты знаешь?
- Я знаю, что нужно любить мистера Бога и любить людей, и еще кошек и собак, и пауков, и цветы, и деревья… - список был довольно длинный, – …изо всех сил.

(…)

«Устами младенцев…» Анна ничтоже сумяшеся оставила за бортом все, что не относится прямо к делу, и оформила многовековой опыт ученых штудий в одно простое предложение: «И бог сказал любить его, любить всех и не забывать любить самого себя».

После этих слов у меня в голове всплыл образ Наташи Ростовой, которая, как вы помните, также любила всех и так же сильно любила саму себя. Вера Анны – это ее любовь. Любовь к Финну, любовь к Босси и Патчу, любовь к каждому жуку, к каждому солнечному лучику – любовь ко всему миру. Другими словами – любовь к Богу.

Анна была не только по уши влюблена в мистера Бога; она глубоко им гордилась. Ее законная гордость росла с каждым днем, так что в какой-то момент мне пришла в голову совершенно идиотская мысль: умеет ли мистер Бог краснеть от удовольствия? Какие бы чувства не питали к нему люди за всю многовековую историю христианства, уверен, что никому он не нравился так, как Анне.

Анна не понимает, зачем люди строят церкви, костелы, мечети, потому что идея коллективного поклонения, как пишет Финн, шла вразрез с пониманием Анны того, что из себя должна представлять вера в Бога. Человек приходит в церковь только для того, чтобы познакомиться с Богом, после этого он идет заниматься своими делами. Религия Анны чем-то сродни хасидизму  - прежде всего, тем, что это религии радости, религия смеха и улыбки, религия, которая призывает своих учеников изумляться и восхищаться творениями Бога. Ни в коем случае не настаиваю на объективной правильности этой аналогии, но все же есть один конкретный эпизод в книге, который меня натолкнул на эту мысль – это эпизод, связанный с чтением «Полной симфонии» Крудена, одной из трех любимых книг Анны.

Особенно ей нравилось, когда я читал ей ту часть «Симфонии», что была посвящена значению имен собственных. Каждое имя зачитывалось в порядке следования по алфавиту и непременно с толкованием. Затем его пробовали на вкус и, обдумав со всех сторон, выдавали заключение о том, правильное оно или нет. По большей части Анна печально и разочарованно качала головой: очередное имя было недостаточно хорошим. Но иногда оно вдруг оказывалось правильным; и имя, и человек, и значение – все ее полностью устраивало, и тогда она принималась восторженно подпрыгивать у меня на коленях, восклицая: «Напиши его, напиши!» Это означало, что я должен был написать его большими печатными буквами на клочке бумаги, который она пристально разглядывала с выражением предельной сосредоточенности…

Это пристальное внимание к именам, к каждой букве, которую надо тщательно изучить, напоминает легенду о Баал-Шем Тове, основателе хасидизма, который, последовательно произнося все буквы арамейского алфавита, мог выйти за пределы пространства и времени. Каждая буква – носитель величайшего таинства вселенной, поэтому все древние имена, скомбинированные из этих символов, несут в себе глубочайший мистический смысл. Думаю, Анна нечто подобное пыталась разглядеть в этих именах. Кстати, в этом же эпизоде Анна встречается с именем Иисус и категорически не хочет на нем останавливаться и думать над ним. Как сказал Финн, «его она упоминала исключительно как “сыночка мистера Бога”». Анна не приемлет никаких догматов и установленных человеком религиозных правил – именно по этой причине она так некомфортно чувствовала себя в церкви. Александр Мень говорил, что «религия есть феномен в значительной степени земной, человеческий». Церковь построена человеком; все молитвы, правила исполнения обрядов и богослужений придуманы человеком; в конце концов, Библия тоже написана человеком – и в данном контексте не так уж важно, при каких обстоятельствах. Все это посредники между человеком и Богом, которые играют роль переводчиков, налаживая каналы связи между миром земным и миром вечным. Анне не нужен посредник, потому что она напрямую общается с Богом. Ее божественный канал – это она сама, потому что, по ее словам, Бог находится «у нее в середине».

Я убежден, что про эту книгу можно еще очень много чего сказать – а ведь это только первая часть трилогии! Буквально на днях я наткнулся в интернете на ресурс, где был помещен список цитат и афоризмов из этой книги. Их там чуть больше десяти – я бы добавил, наверное, еще штук пятьдесят. Известная фраза декабриста Лунина: «Одни книги сообщают мысли, другие – заставляют мыслить». Книга Финна каким-то образом умудрилась попасть в область пересечения этих двух множеств: она именно потому заставляет нас мыслить и выдвигать свои идеи, гипотезы, даже строить свои теории, потому что она сама по себе носитель огромного религиозно-философского идейного пласта. И, наконец, самое главное: это книга о любви. Она естественный источник тепла и света, который подарил нам гениальный, но, к сожалению, по-прежнему неизвестный автор. Она никого не должна оставить равнодушным в силу своей искренности и всепобеждающей вселенской доброты. Она умеет пробудить человека и поднять ему настроение, даже если ему кажется, что солнце в нашем грешном мире поблекло и звезды отвернулись от нас. «Здравствуйте, мистер Бог, это Анна» - книга, которая призывает нас любить жизнь, любить ее открыто и изо всех сил. Когда читаешь ее, невольно начинаешь смотреть на мир позитивно и искренне веришь в то, что все к лучшему. Как хотелось бы, чтобы таких книг было побольше…