Сбиваюсь на тысяче,
Вновь начинаю,
Считаю баранов, слонов, носорогов.
Я очень спокоен, уже засыпаю -
Терзаюсь напрасно системою йогов.
Докучливый шторм от от зари до заката,
Задраено всё основательно, плотно,
Луна лишь - единственный иллюминатор,
Открытый кому-то в далёкое что-то,
Где дружно хлопочут, готовясь радушно
Принять в свой чертог наши грешные души.
Но нам не до них,
Мы вползаем на гребень,
Царапая мачтами тусклое небо.
И снова летим в преисподнюю с кручи,
Молясь,
Чтоб нас минул удел невезучих,
Чтоб нам поскорее до суши добраться,
Где ждёт нас зима в белоснежном уборе,
Чтоб вдоволь покоем земным надышаться,
Чтоб вновь наяву и во сне бредить морем..
Даже если этот стих правда о море, в нём всё равно больше, чем говорит сюжет. Так всегда у думающего автора: за внешним всегда проступает внутреннее, то, что болит, то, что - о главном. И тогда такие строчки, как "И снова летим в преисподнюю с кручи, Молясь,Чтоб нас минул удел невезучих,Чтоб нам поскорее до суши добраться", несут в себе весь груз жизненной тяжести и смыслов, открывающихся в зрелости. А без второго плана и поэзии не бывает.
Если честно, то писал я всё-таки о море - был такой ураган (и не один), пережитый нами (экипажем) в действительности. Но было бы неправдой сказать, что при работе над содержанием, когда ходишь и подбираешь, подбираешь слова, я не чувствовал подтекста, или "второго плана", как Вы говорите.
Спасибо большое за внимание к моим работам.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.